Константин Столяров - Однажды в России Страница 25

18. ПОКЛЕВКА

По стародавней традиции Холмогоровы съезжались на Пасху в дедовский дом во Всеволожской, где Зинаида Афанасьевна, бабушка Сергея, выставляла на стол праздничное угощение, приготовленное ее руками непременно из свежайших, только что купленных на рынке продуктов. Но время проредило некогда прочную семейную обойму - первым умер Константин Иванович, отец Сергея, пять лет спустя - дед, потом подряд, один за другим, дедовы братья, и теперь, кроме самого Сергея, на Пасху наведывался во Всеволожскую лишь младший бабушкин сын, Вениамин Иванович, до мозга костей (после трех неудачных браков) убежденный женоненавистник, последние годы работавший в Киришах и от житейских неурядиц пивший запоем.

Пригласив Лену поехать во Всеволожскую вместе с ним, Сергей сознавал, что устраивает своего рода смотрины, - бабушка была строгого нрава и не желала видеть в стенах родовой обители случайных подруг внука, допуская исключение только для его невесты. И хотя планов на будущее он с Леной пока не обсуждал, ему казалось своевременным и полезным выслушать мнение бабушки, чья проницательность издавна стала чуть ли не притчей во языцех.

Поскольку православная Пасха не обходится без выпивки, "жигули" пришлось оставить на Красной улице, и добирались они во Всеволожскую на электричке, по дороге вспоминали - он со смехом, а она с неизбывным ужасом - обстоятельства своего знакомства и за разговором не заметили, как оказались на платформе. Всеволожская встретила их ясным, безоблачным небом, яркой зеленью молодой травы, клейкими, раньше обычного распустившимися листьями старых кленов и неумолчным гомоном птиц. На душе как-то сразу потеплело, захотелось прогуляться по воздуху, из-за чего, прошагав километров пять или шесть и сделав изрядный крюк, они подошли к дому на Константиновской только к полудню.

Бабушка, сгорбившись, сидела на лавочке возле калитки, из-под руки смотрела в сторону станции и с испугом обернулась на зов Сергея, неслышно приблизившегося с тыла, откуда его не ждали. Расцеловав внука и легонько пожурив за опоздание, она цепким взглядом примерилась к Лене, улыбнулась скуповатой улыбкой, свойственной постаревшим, отошедшим от дел людям, которым уже незачем лицедействовать, и предложила им разговеться.

На залитой солнцем скатерти радовали глаз горка крашеных яиц, запеченная в духовке, нарезанная ломтиками холодная телятина, вазочка с моченой брусникой, кулич домашней выпечки и, конечно, желтая, с ароматом ванили творожная пасха. Все казалось настолько соблазнительным, что гости без стеснения набросились на еду с волчьим аппетитом. Сама же бабушка почти ничего не ела и время от времени подбавляла им в рюмки вишневую настойку из пузатого, отливавшего рубином графинчика.

- Зинаида Афанасьевна, у вас все так вкусно, - похвалила Лена, за обе щеки уписывая телятину. - Вкуснее, чем дома у мамы!

- Кушай на здоровье, деточка. - Бабушка не сводила глаз с молодых, тронутых первым загаром лиц. - А я погляжу и порадуюсь за вас.

- Почему сама-то с пустой тарелкой? - спросил Сергей.

- Мне, золотко, кусок в горло не идет... - Бабушка кивнула в сторону спальни, откуда доносился храп дяди Вени. - Наш молодой человек совсем от рук отбился.

- Что-нибудь случилось? - простодушно спросила Лена.

- Вениамин Иваныч допился-таки до белой горячки. Давеча утром за чаем увидал на краю стакана двух чертиков в красных колпаках и смахнул их на пол вместе с посудой, а на неделе, говорит, привиделись ему белые лошади. Как это вам?

Сергей промолчал, опустив глаза.

- Что же с ним будет, Зинаида Афанасьевна? - В глазах Лены отразилась неподдельная тревога.

- Худо будет, деточка, - всхлипнув, промолвила бабушка. - Раньше, бывало, являлись ему белые мышки, нынче вот лошади, а как привидятся белые слоны, так прогонят Веню со службы, отдадут в психбольницу.

- Водка - ужасная гадость! - убежденно объявила Лена, не замечая, что прозвучало это очень уж по-детски.

Бабушка вытерла слезы уголком цветного платка и, помолчав, сокрушенно сказала:

- Невинно вино, виновато пьянство... Покойный Иван Емельяныч и старшенький наш, Костенька, любили выпить по случаю, да меру знали, а Веня, горюшко мое, на глазах пропадает...

Чем поможешь, если дядюшкины дела из рук вон плохи? - подумал Сергей. Сколько он себя помнил. после каждой зимы, с наступлением тепла, и при первых осенних заморозках дядя Веня запивал по-черному недели на полторы-две, а потом быстро приходил в норму и между запоями трудился без отпусков, как стахановец, за что ему все прощалось. Но всякая чертовщина ему прежде не мерещилась, до горячки не доходило.

- Чую я, золотко мое, что быть бычку на веревочке? - спросила бабушка, когда Лена ненадолго вышла. - Славную ты облюбовал девицу, на внешность приятную и душой ласковую. Из каких она будет?

- Лена - студентка, ее родители живут в Тамбовской области, - сообщил обрадованный ее словами Сергей. - Отец - военный, а мать - учительница литературы.

- Где же она живет? У родных или угол снимает?

- В общежитии.

- Бедненькая, - посочувствовала бабушка. - Женись, мальчик мой, я благословляю...

Вскоре восстал ото сна опухший дядя Веня и после омовения, сопровождавшегося стонами и тяжкими вздохами, подсел к ним за стол.

- Ну, племянничек, пропустим по наперстку ради праздничка? - заплетающимся языком спросил он, умиленно поглядывая на бабушку, от греха подальше убравшую графинчик с наливкой.

- Нет уж, Вениамин Иваныч, вы свой праздник успели отметить! - Бабушка поджала губы, невольно копируя мимику Веры Николаевны Пашенной в роли горьковской Вассы Железновой.

- Мама, одну распоследнюю! - взмолился дядя Веня, низко склонив нечесаную голову, сильно побитую сединой. - В чисто лечебных целях!

Бабушка подошла к буфету и налила ему рюмку вишневки.

- За чудесное воскрешение Иисуса Христа, совпавшее с нашим знакомством! Залихватски подмигнув Лене, дядя Веня сморщился и опрокинул рюмку в рот ходившей ходуном рукой. - Эх, хорошо... Но мало!.. Вы, Лена, должно быть, еще учитесь?

- На третьем курсе Технологического института.

- Отцы-благодетели! - обрадовался дядя Веня. - Я ведь тоже оттуда, закончил механический факультет в пятьдесят первом году... Мамочка, ради такого случая надо бы выдать еще наперсток.

- И не проси! - отказала она.

- Как дела в институте? - осведомился дядя Веня, изо всех сил стараясь произвести впечатление светского человека. - Столовая по-прежнему внизу?

- Внизу, - с улыбкой подтвердила Лена. - А что?

- У меня связано с ней столько воспоминаний! - Дядя Веня мечтательно прикрыл глаза и стал похож на покойника. - Какие там были официантки! Фигуристые, и, между прочим, не задавались... Одна беда, беременели, стервы, от малейшего прикосновения. А с абортами тогда, племянничек, было ой как туго!

- Веня, что ты мелешь? - Опешившая от его откровений бабушка всплеснула руками. - Хоть бы детей постыдился, охальник!

- А чего такого? - удивился дядя Веня. - Одна была, Люсей звали, ух какая сладкая! Прямо ягода-малина! Притащила грудного младенца к нам в деканат, положила на стол декану и говорит: "Ваша работа!" Теперь народ измельчал, а в мое время...

Лена и Сергей так и не узнали, что происходило в то время, поскольку дядюшку мгновенно сморило - голова его опустилась на грудь, а изо рта свесилась ниточка слюны.

Сергей помог бабушке, уложить бренное дядюшкино тело на диван, где тот снова захрапел. А они втроем долго пили чай с таявшей на языке пасхой, вдосталь наговорились о всякой всячине и ближе к вечеру распрощались. Взявшись за руки, Лена и Сергей пошли к станции, а бабушка долго смотрела им вслед и помахивала платочком в надежде, что они обернутся. Но они не обернулись.

На обратном пути в электричке было до того тесно, что Сергей счел за благо остаться в тамбуре и, упершись обеими руками в стенку, оберегал Лену от давки. Из переполненного вагона слышались переливы гармони, смешанный хор дурными голосами с постоянством, достойным лучшего применения, горланил одну и ту же песню Пахмутовой про горизонты синие и про ЛЭП-500, непростую линию, а в тамбуре слоистой пеленой, как табачный дым в тесной курилке, висела смачная матерщина. Никто не ссорился, не выходил из себя, напротив, разговор шести или семи случайных попутчиков был совершенно безобидным, даже дружелюбным, но буквально через каждое слово своими именами назывались половые органы и естественные отверстия, равно как и все мыслимые формы взаимодействия первых со вторыми. Примечательно, что темой оживленного разговора служил отнюдь не секс, а наиболее выгодные для урожайности сроки посева в открытый грунт овощей, главным образом огурцов.

Поначалу Сергей с непривычки слегка осоловел от обилия ненормативной лексики и с беспокойством подумывал о том, не оскорбит ли она Лену, но вскоре отбросил эту мысль - никакая грязь к Лене не приставала.