Джеймс Чейз - Кинжал и пудреница («Никогда не знаешь, чего ждать от женщины») Страница 25

Когда она включала приемник, ее руки уже не дрожали. Сначала приемник гудел, потом пробудился. Мы прослушали сообщения об уличной катастрофе на бульваре Сан Сет и о нападении гангстеров на станцию самообслуживания.

— Для нас ничего интересного, — сказал я. — Веда, смотри — перед нами Альтадена.

— На этот раз никакой остановки у поста. Вдруг механический голос из приемника торопливо заговорил:

— Служба полиции Лос-Анджелеса. Всем патрульным машинам! Убийца Бретта. Ищите «бьюик», в котором, возможно, Флойд Джексон пытается уйти от преследования. (Голос сообщил номер и подробные данные нашей машины.) Водителем, вероятно, является Джексон, разыскиваемый по делу об убийстве Бретта. С ним женщина, худая и темноволосая, одетая в брюки и блузку. Последний раз ее видели на дороге в Пасадену. Слушайте наши сообщения.

Мы не обмолвились ни словом. Я продолжал вести машину. В Альтадене, казалось, никто не интересовался Флойдом Джексоном. Мы ехали по главной улице со скоростью сорок километров в час. Было немногим позднее десяти часов. Машин и прохожих было мало. Никто не смотрел в нашу сторону.

Мы молча ждали. Ни у кого мы не заметили оружия. Из приемника доносилось лишь потрескивание.

Я думал о полицейских машинах, которые жаждали новых сообщений, чтобы ринуться по нашим следам.

Я с такой силой сжал руль, что пальцам стало больно. Повернув голову в сторону Веды, я рассмотрел ее профиль в свете уличного фонаря. Она была бледна и напряженна.

— Всем машинам, всем… лицом, разыскиваемым для допроса, является Джон Руке… а возможно, Флойд Джексон. Приметы: рост 183, вес 82 килограмма, темные волосы, крашеные. Крепкий, атлетического сложения, одет в светло-серый костюм и серую фетровую шляпу. Второе: Веда Руке. Приметы: рост 165, вес 53 килограмма. 24 года, волосы темные. Глаза голубке. Одета в черные брюки и красную шелковую блузку. Эти люди ехали на Пасадену, но, вероятно, изменили маршрут. Особое внимание патрульным машинам обратить на дороги: 2, 67, 70, 99. Будьте бдительны. При последней остановке Руке прошел через заставу с помощью гранаты.

Я нажал на тормоз и остановил машину.

— А они не промах, а? — сказала Веда тихо и протяжно. — Никак не думала, что они сумеют так быстро нас засечь… Если бы ты не бросал эту проклятую бомбу…

Я был настолько выбит из колеи, что не сразу заговорил.

— Мы должны свернуть с дороги в горы, ничего другого не остается.

Повернув машину, мы съехали с шоссе на грунтовую дорогу. Когда мы подъехали к подножию гор, кругом было темно, пустынно и молчаливо. У меня не было ни малейшей мысли о том, куда ехать и что делать. Голова была пуста. Я мог думать только о рыщущих патрульных машинах, набитых вооруженными до зубов полицейскими. Если поймают, ничто уже не спасет меня. Если только поймают…

Я обнял Веду за плечи:

— Что ж, старушка, может, они и не промах, но мы хитрее, вот увидишь.

Но это были пустые слова.

Глава 12

Меня разбудил запах кофе. Было темно. Я уселся и почувствовал, как холодный ветер пахнул в лицо. Веда сидела на корточках перед спиртовкой. Голубоватое пламя освещало ее лицо, сосредоточенное и мрачное. Она выглядела опрятно в черных брюках и толстом свитере. Ее волосы были перехвачены красной лентой.

Глядя на нее, я вспомнил историю, рассказанную ею о шоферах грузовиков, с которыми она встречалась в амбаре. Спокойная, равнодушная к оценивающим взглядам шоферни, она, наверное, казалась им непроницаемой.

— Доброе утро, — сказал я, вставая и сбрасывая одеяло. Посмотрев на часы, я обнаружил, что было немногим позднее пяти утра.

— Ты не спала?

Она подняла голову и улыбнулась, отрешенное выражение исчезло.

— Ты хочешь кофе?

— Спрашиваешь!

Наливая кофе в чашки, она сказала:

— Слушала радио. Они думают, что мы едем к мексиканской границе.

— Правда? Башковитые парни, ничего не скажешь. Она улыбнулась, протягивая мне чашку, но в глазах читалась озабоченность.

— Они расставили посты на всех крупных магистралях и заявляют, что нам не прорваться.

— Нам лучше забыть о своих планах насчет Тигуаны.

— Да.

Я медленно выпил кофе. Самое страшное было то, что я не знал, куда нам ехать.

— Нам нужно двигаться на север, — сказала она, словно читая мои мысли.

— Мы не можем вторую ночь подряд проводить под звездами.

— Может быть, этого они от нас и ждут. Они могли специально сказать про Мексику. Редферн далеко не дурак. Я встал.

— Мне нужно все обдумать и переварить, но прежде необходимо умыться и привести себя в порядок. Дай мне несколько минут, и я буду как огурчик.

Я взял бритвенный прибор и направился к журчащему поблизости ручью.

Вода оказалась холодной, и процедура бритья вызвала самые мучительные ощущения за последние годы.

Когда я вернулся, Веда поджаривала на спиртовке бекон.

— Может, нам следует остаться здесь и никуда не двигаться до тех пор, пока не уляжется шум?

— Неплохая мысль, — сказал я. — Во времена сухого закона здесь обитали самогонщики. Будет не трудно разыскать их хижину или какое-нибудь другое убежище. Мы останемся здесь, я с тобой согласен. Пройдет неделя, и преследователи станут не настолько бдительными, чтобы мы не смогли этим воспользоваться. А у меня к тому же за это время усы вырастут!

Теперь, когда у нас был план, напряжение ослабло. За завтраком я рассказал ей о самогонщиках и о том, как они прятались здесь со своими аппаратами, как перевозили сивуху в город на двуколках. Здесь была построена не одна хижина, и мы обязательно найдем место для укрытия.

Когда она мыла посуду в проточной воде, я сказал:

— Сегодня ночью я еще раз обдумал историю, в которую мы влипли. До сих пор у меня не было времени спокойно все обдумать. Я хочу понять только одну вещь — кто убил Бретта?

— А разве не ты?

Эти слова вырвались у нее раньше, чем она подумала. Сказав, она в испуге поднесла руки ко рту и побледнела.

— Неужели ты думаешь, что это я? Я же тебе рассказывал, как все произошло. Значит, ты мне не веришь?

— Не знаю, как это у меня вырвалось. Конечно, Флойд, я тебе верю… Прости, бога ради, прости!

Она схватила меня за руку и прижалась к моей груди.

— Мне все равно, ты это сделал или нет! — воскликнула она. — Я хочу быть только с тобой!

— Но ведь это же бред, Веда! Ты же все время будешь думать, что я убийца!

Она отстранилась от меня:

— Хорошо, не ты убил его. Я же сказала тебе, что мне все равно.

Я взял ее за руку, она заплакала.

— Веда, ты должна мне поверить, иначе мы не сможем быть вместе. Его убили в то время, когда я искал пудреницу. Когда прогремел выстрел, я стоял на постаменте, а когда вошел в комнату, он сидел в кресле лицом ко мне. Пистолет лежал возле его ног. Кто же мне поверит, если даже ты… — — Конечно, дорогой, — она скорее уговаривала себя, чем меня.

— Бред какой-то! Если уж ты мне не веришь, дела мои плохи.

— Да нет же, нет, я верю тебе, верю! Ты очень расстроился?

— Если ты думаешь, что я убил Бретта, зачем же со мной поехала?

— Что бы ты ни сделал, для меня ничего не изменится. Ты для меня — все.

— Допустим. Итак, я для тебя все, но Бретта я все же не убивал.

— Конечно, дорогой.

Я смотрел ей вслед, когда она понесла посуду к ручью. Самое страшное, что она все же не верит мне. Я подошел к ней, как только она вернулась.

— Послушай, Веда, есть причина, по которой я не мог убить Бретта. Ведь он должен был мне передать деньги. Я не принес их, следовательно… Неужели ты считаешь, что я убил его ради собственного удовольствия?

— У него были приготовлены деньги для тебя, но по радио об этом ни слова. Ты думаешь, их украли? Это было озарение.

— Вот и разгадка! — воскликнул я. — Теперь понятно, почему его убили! Кто-то знал, что он должен был передать мне деньги, дождался подходящего момента и застрелил Бретта.

— Похоже, мы докопались до истины, — сказала Веда задумчиво.

— Значит, ты думаешь, что деньги взял я? Ты думаешь, что я поехал к Бретту и убил, чтобы заполучить и кинжал и деньги?

— Умоляю, дорогой… ты делаешь мне больно.

— Герман! — воскликнул я. — Я сказал только ему! Как я раньше не догадался. Он знал, что я собираюсь к Бретту за деньгами. Он мог приехать туда раньше, убить Бретта и свалить все на меня. Ведь официально приехать должен был я. Об этом знали и секретарша и охранники. Стало быть, подозрение падет на меня. Ну, Герман, все продумал, подлец!

Она резко поднялась, взволнованная не меньше моего, и вцепилась мне в руку.

— Ох, дорогой, скажи, что это не ты сделал! Вообще-то, не надо. Я теперь и сама вижу, какой я была дурой. Я думала… неважно, о чем я думала. Прости меня, дорогой!

— Да не за что тебя прощать, — ответил я, привлекая ее к себе. — Это был Герман, только Герман, в этом я уверен!

— Об этом мы поговорим по дороге. Нужно ехать, Флойд. Смотри, уже почти день.