Рут Ренделл - Пусть смерть меня полюбит Страница 25

Реальность пробивалась сквозь грезы, принося с собой сомнения. Его сексуальный опыт был весьма ограничен. В частной школе у него бывали соития с другими мальчиками, и эти соития были короткими, грубыми и неприятными, хотя несколько лучше, чем мастурбация. Выйдя из школы, Найджел обнаружил, что очень привлекателен с точки зрения девушек, однако особого успеха с ними не добился. Чем симпатичнее они были, тем сильнее пугали его. Перед лицом красоты и юности он терялся. Отец послал его к психиатру – конечно же, не из-за неудач с девушками, о которых доктор Таксби не знал. Однако почтенный доктор желал понять, почему его сын не может получить диплом или работу, как другие люди. Психиатр не смог обнаружить причину этого, и неудивительно: в основном он расспрашивал Найджела о его чувствах к матери. Найджел сказал, что ненавидит мать, хотя это было неправдой, однако он знал, что психиатрам нравится слышать что-то в этом духе. Но все равно психиатр никогда не рассказывал Найджелу о своих открытиях и не ставил никаких диагнозов, и после пяти сеансов молодой человек перестал к нему ходить. Сам он пришел к заключению, что для успеха ему требуется, чтобы его обучила всему женщина постарше и, лучше всего, непривлекательная. Он понял, что с женщинами в возрасте ему проще, чем с девушками. Они меньше пугали его, потому что он мог презирать их и считать, что они должны быть ему признательны.

Однако Джойс не была женщиной в возрасте – Найджел решил, что она, вероятно, младше его. И все-таки ее внешность не могла напугать его до импотенции. Кассирша из банка была уродлива и вульгарна – с большими круглыми глазами, толстыми губами и носом, похожим на маленький пухлый кекс. И он уже презирал ее. Хотя он демонстрировал показное отвращение к изящной жизни, хрустальным бокалам, столовому серебру, сервированным столам, вечерним трапезам в ресторане, к квалифицированным специалистам и университетским дипломам, все же воспитание оставило на нем неизгладимый след. В душе он был снобом. Джойс была неприятна ему, потому что происходила из рабочего класса. Но он не боялся ее, и когда он думал о том, что обретет: свободу, избавление и ее молчание, – он начинал меньше бояться самого себя.

Утром в субботу Найджел принес из кухни кофе – чашку для нее и чашку для себя. Марти уже перестал пить что-либо, кроме виски и вина.

– Что ты вяжешь, Джойс?

– Джемпер.

– А картинка его есть?

Она перевернула страницу журнала и показала цветную фотографию красивой, но плоскогрудой и тощей девушки в объемистом свитере. Джойс ничего не сказала, только перелистнула страницу обратно секунд через пять.

– Ты будешь выглядеть в этом отлично, – заявил Найджел. – У тебя шикарная фигура.

– Угу, – отозвалась Джойс. Она не была польщена. Любой парень, с которым она знакомилась, говорил ей об этом, да и сама она это знала лет с двенадцати. Мы жаждем, чтобы нас хвалили за достоинства, которых у нас нет, и любовь Джойс к Стивену зародилась тогда, когда он сказал, что у нее красивые глаза.

– Я хочу, чтобы ты сегодня вечером ушел, – сказал Найджел Марти, пока Джойс была в туалете.

– Чего?

– Оставь меня наедине с ней.

– Просто круто, чего уж там, – фыркнул Марти. – Я должен слоняться по холоду, пока ты заигрываешь с девушкой… Ну уж нет. Ни за что.

– Ты так говоришь, как будто что-то в этом понимаешь. Подумай, и поймешь, что это единственный способ вытащить нас отсюда. И тебе вовсе не обязательно слоняться по холоду. Можешь сходить в кино.

Марти подумал и решил, что это имеет смысл. Однако затаил обиду, поскольку считал, что если кто-то и должен подкатывать к Джойс, то это он сам. Не столько из теплых чувств к ней, сколько из мужского самолюбия, хотя сам он в таких терминах не мыслил, но тем не менее это должен был быть он. Не то чтобы у него были какие-то идеи насчет того, как обеспечить молчание Джойс подобными методами. Он был реалистом, чье представление о сексуальной жизни сводилось к забавному времяпрепровождению во время легких романчиков, до тех пор, пока ему не исполнится лет тридцать и он не осядет где-нибудь, обзаведясь семьей и домиком в пригороде. Но если Найджел считает, что таким методом сможет вытащить их, пусть Найджел этим и занимается. Поэтому в шесть часов вечера Марти принес на всех донер-кебаб и долму, выпил половину стакана чистого виски и пошел на фильм «Горячее сексуальное варево» в грязный маленький кинотеатр в Кэмден-таун.

– Куда он ушел? – спросила Джойс.

– Навестить свою мать.

– Ты хочешь сказать, у него есть мать? И где она живет? В обезьяннике в зоопарке?

– Послушай, Джойс, я знаю, что он не похож на тех парней, с которыми ты привыкла общаться. Я это понимаю. Он и не моего круга человек, если честно, я понял это достаточно быстро после знакомства с ним.

– И все же не следует так говорить о нем за глаза. Я считаю, что, если уж ты с кем-то дружишь, будь ему верен. И если хочешь знать мое мнение, из вас двоих я не выбрала бы никого.

Они находились в кухне. Джойс мыла за собой посуду после ужина. Найджел и Марти тарелками не пользовались, зато ели вилками, а Марти наливал виски в один из новых стаканов. Джойс подумывала о том, чтобы оставить вилки и стакан грязными, но они портили вид жилья, поэтому она помыла и их тоже. Впервые в своей жизни Найджел взял в руки посудное полотенце и начал вытирать тарелки. Пистолет он отложил на плиту.

Ложь насчет матери Марти подала ему идею. Не то чтобы матери, которых боятся, презирают, почитают, по которым тоскуют, были для него чем-то несущественным, как бы он ни притворялся. Выдуманная им причина для ухода Марти пришла ему на ум совершенно естественно и неизбежно. Примерно за час до этого Марти принес вечернюю газету, и Найджел просмотрел ее, пока сидел в туалете. «Заложники из самолета “Сабены” рассказывают о пытках» и «Новые шаги к увеличению заработной платы» – гласили заголовки статей на первой странице. На второй же было несколько строк о том, что миссис Калвер находится в больнице после принятия большой дозы снотворных таблеток. Найджел неуклюже вытер стакан и, намереваясь перейти к основной части плана, рассказал Джойс о том, что случилось с ее матерью.

Девушка села на стул.

– Вы маньяки, – выговорила она. – Вам плевать, что вы творите. Если с ней что-нибудь случится, это убьет моего отца.

Постаравшись говорить тем тоном, который, как он знал, Джойс любила, Найджел произнес:

– Мне очень жаль, Джойс. Мы не могли предвидеть, что все так обернется. Но твоя мать не умерла, и она поправится.

– Если и поправится, то не благодаря вам!

Он подошел к ней ближе. Жар от открытой духовки заставил его вспотеть. Джойс готова была заплакать и терла глаза, чтобы загнать слезы внутрь.

– Послушай, – продолжал Найджел. – Если хочешь, напиши ей записку, то есть письмо, и я постараюсь, чтобы она его получила. Я совершенно честно говорю. Просто напиши ей, что ты в порядке, что мы не причинили тебе вреда, и я сам отошлю это письмо.

Джойс неосознанно процитировала любимый ответ своей матери:

– Поешь песенку «Верь, если хочешь»?

– Я обещаю. Ты мне очень нравишься, Джойс. Правда. Я считаю, что ты выглядишь великолепно.

Джойс сглотнула, потом откашлялась, прижимая руки к груди.

– Дай мне бумагу.

Найджел взял пистолет и пошел за бумагой. Кроме туалетной бумаги в сортире, в доме ничего подобного не было, поэтому он оторвал заднюю обложку от зачитанной до дыр «Венеры в мехах»[39], валявшейся на подоконнике. Пистолет вновь вернулся на плиту, а Найджел встал позади Джойс, придав лицу самое заботливое выражение на тот случай, если она обернется.

Девушка написала: «Дорогая мама, ты, конечно, узнаешь мой почерк. Сообщаю, что со мной все в порядке. Не волнуйся. Скоро я буду дома, с тобой. Скажи папе, что я его люблю». Она сжала зубы – сильно, до скрипа. Она поплачет позже, когда эти двое уснут. «Твоя любящая дочь Джойс».

Найджел положил руку ей на плечо. Джойс собиралась крикнуть: «Отстань от меня!» – но пистолет был так близко, его можно было схватить, если вытянуть руку. Тогда «позже» будет временем не для слез, а для радости и встречи с семьей. Надо только не терять сейчас головы. Она наклонилась вперед над столом. Найджел зашел с другой стороны, склонился над нею и положил другую руку на второе плечо девушки, едва ли не обнимая ее, и произнес:

– Джойс, любимая…

Она медленно подняла голову, и лица их оказались совсем рядом. Девушка смотрела в его холодные глаза, на его красивые губы, полуоткрытые в предвкушении. Его поцелуи не должны быть особо отвратительны, он достаточно симпатичен. Если она должна его поцеловать, она это сделает. Не нужно особо придавать этому значения. Что касается дальнейшего… Найджел коснулся губами ее губ, и Джойс быстро протянула руку за пистолетом.

– Ах ты, сука! – заорал он и выбил пистолет у нее из руки.

Оружие полетело на пол через всю кухню. Найджел упал на колени, чтобы схватить его. Отпрянув, Джойс прислонилась к стене, скрестив руки на груди. Найджел направил на нее пистолет и мотнул головой, приказывая ей идти в жилую комнату. Она вошла и устало осела на матрас, держа письмо в руках.