Дик Френсис - Расследование Страница 25

Еще огни. Много огней. Много людей. Голоса.

Один из них очень знакомый.

– Роберта, дорогая, не смотрите.

– Это Келли! – сказала она. В голосе ужас. Страшный, ничем не прикрытый ужас. – Да, это Келли! – На этот раз отчаяние.

– Отойдите, дорогая моя.

Она не отошла. Она опустилась на колени возле меня. На меня пахнуло ее духами, ее рука коснулась моих волос. Я лежал на боку, уткнувшись носом в землю. Вскоре увидел краешек платья цвета меда.

На нем была кровь.

– Вы испортите платье, – пробормотал я.

– Ну и что!

От ее присутствия мне как-то стало лучше. Я был благодарен ей, что она не ушла. Я хотел ей это сказать. Я попытался произнести «Роберта!». Но вышло почему-то «Розалинда!».

– Келли! – В ее голосе жалость соединилась с огорчением.

Как в тумане подумалось: теперь, когда я так глупо оговорился, она уйдет, но она осталась, время от времени говоря что-то вроде: «Ничего, все будет в порядке», а чаще просто молчала, но сидя рядом. Не могу понять почему, но мне это было приятно. Ведь она мне даже не нравилась.

Все те, кому положено появляться при подобных происшествиях, не замедлили прибыть. Полиция в машине с голубым проблесковым маяком. «Скорая помощь», разбудившая округу своей сиреной. Бобби взял Роберту за руку и увел, сказав, что теперь ей здесь делать нечего. Санитары бесцеремонно швырнули меня на носилки. Впрочем, грубыми они мне показались только потому, что при каждом движении из меня вырывался крик, но как далеко он долетал, знали только стиснутые зубы и небеса.

К тому времени, как меня привезли в больницу, туман в голове рассеялся. Я знал, что произошло с моей машиной. Я знал, что остался жив. Я узнал, что Бобби и Роберта последовали домой моим маршрутом и оказались у железнодорожного переезда вскоре после меня.

Я не мог понять лишь одного: как я ухитрился застрять на рельсах. На этом переезде имелся шлагбаум – почему он не был опущен?

Ко мне подошел молодой темноволосый доктор с усталыми глазами и с темными кругами под ними. С ним были люди из «Скорой помощи».

– Ехал с танцев, – говорили они. – Полицейские хотят анализ крови.

– Был пьян? – спросил доктор.

Люди из «Скорой» пожали плечами. Они вполне это допускали.

– Нет, – сказал я. – Это не было опьянение.

Они не обратили на мои слова никакого внимания. Молодой доктор наклонился над нижней частью моего распростертого тела и стал ощупывать пострадавшие места легкими движениями длинных пальцев.

– Здесь больно? Так. – Он раздвинул мои волосы, взглянул на макушку. – Тут ничего страшного. Просто много крови. – Он отошел чуть назад. – Надо сделать рентгеновский снимок таза. И этой ноги. Тогда можно будет сказать, что там...

Медсестра сделала попытку стащить с меня туфли. Я громко сказал:

– Не надо!

Она чуть не подпрыгнула. Доктор подал ей знак успокоиться:

– Мы сделаем это после обезболивающего укола. Пока оставьте его в покое.

– Извините, – только и пискнула она.

Доктор стал щупать пульс.

– Почему это вы остановились на переезде? – поинтересовался вдруг он. – Это же очень неразумно.

– Меня... клонило в сон. Голова трещала. – Объяснение получилось неубедительным.

– Выпили?

– Очень немного.

– На балу? – Он явно мне не верил.

– Правда, почти не пил, – слабым голосом отозвался я.

Он взял мою руку и положил ее на постель. Я был все еще в смокинге, хотя кто-то снял с меня галстук. Моя белая рубашка была в ярко-красных пятнах, а одна из брючин непоправимо разодрана.

Я закрыл глаза. Лучше не стало. Пронзительная боль и не думала утихать. Теперь она сконцентрировалась в правом боку – от подмышки до пальцев на ноге, постреливая в позвоночник. За годы скачек я немало переломал себе костей, но на сей раз все было хуже. Куда хуже. Просто непереносимо.

– Потерпите еще немного, – ободрил меня доктор. – Сейчас мы вас...

– Это не поезд, – сказал я. – Я вылез из машины. И прислонился к багажнику. Поезд ударил машину, а не меня...

Меня стало тошнить. Господи...

– Если бы это был поезд, вы бы лежали не здесь.

– Пожалуй. – У меня раскалывалась голова. Захотелось на воздух. Почему я не теряю сознания? Люди же всегда лишаются чувств, когда боль становится невыносимой. По крайней мере, я так считал.

– Голова все еще болит? – осведомился врач профессиональным тоном.

– Немножко отпустило. Сейчас потише. – Во рту пересохло. Так всегда бывает после подобных приключений. Но это терпимо.

За мной явились санитары, чтобы укатить меня на рентген. Когда стали перекладывать, я не смог сыграть стоика и подал голос. Мне казалось, что я посерел. Когда же глянул на руки, то с удивлением обнаружил, что они красные.

Рентгеновское отделение. Все быстро, все ловко. Практически не трогали меня, только вырезали из брюк «молнию». Но и этого мне было за глаза достаточно.

– Извините, – сказали они.

– Вы работаете всю ночь? – поинтересовался я.

Улыбнулись в ответ. Дежурство есть дежурство.

– Спасибо вам, – сказал я.

Снова в путь. Люди в зеленых халатах и белых масках. Утешают. Спрашивают, выдержу ли я, если они попробуют снять с меня пиджак. Нет. Все ясно. Иголка впивается в вену на руке. Отлично. Серо-черной волной подкатило забвение. Я приветствовал его слабым стоном.

Действительность стала проступать отдельными кусками, пожилая медсестра похлопывала меня по руке, приглашая проснуться, потому что все уже, милый, позади.

Сразу выяснилось, что худшие опасения не подтвердились. У меня по-прежнему были обе ноги. Одной я мог шевелить. Вторая была в гипсе и тихо побаливала. Вопли превратились в шепот. Я облегченно вздохнул.

– Что там со временем?

– Пять часов, милый.

– Где я?

– В послеоперационной палате, милый. А теперь снова надо поспать, и когда проснетесь, сразу почувствуете себя гораздо лучше.

Я так и сделал, и она оказалась права. Утром попозже пришел доктор. Уже другой. Постарше, покрупнее, но тоже с усталым лицом.

– Вам сильно повезло, – сказал он.

– Я понимаю.

– Сильнее, чем вы предполагаете. Мы взяли кровь. На два анализа. Первый – на содержание алкоголя. Практически отрицательный. Это нас насторожило, потому что кто, кроме человека в сильном опьянении, остановит машину на переезде, а потом выйдет и будет стоять, на нее облокотившись. Врач из «Скорой помощи» утверждал, что вы поклялись, что не пили, да и вид у вас, по его словам, был вполне трезвый. Он еще сказал, что вы жаловались на сильную головную боль, которая стала утихать. Мы немного поразмыслили, поглядели на алые пятна на рубашке и взяли кровь на второй анализ. И конечно, обнаружили... – Он сделал торжественную паузу.

– Что?

– Карбоксигемоглобин!

– Что-что?!

– Окись углерода, мой дорогой друг! Отравление окисью углерода. Этим все и объясняется.

– Да... но я считал, что от окиси углерода человек просто теряет сознание...

– Все зависит от количества. Если вы схватите сразу большую дозу, это действительно происходит – так бывает с шоферами, которые попадают в снежный занос и не выключают мотор. Другое дело – утечка, тогда окись углерода действует иначе, хотя в конечном счете приводит к тем же последствиям. Гемоглобин, который содержится в крови, поглощает окись углерода, проникающую в организм при дыхании. Если уровень окиси углерода в крови поднимается постепенно, симптомы тоже возникают постепенно. Они, кстати, очень обманчивы. Беда в том, что, когда люди начинают чувствовать в таких случаях сонливость, у них возникает соблазн закурить сигарету, чтобы отогнать сон, но табачный дым сам содержит большие количества окиси углерода, и, следовательно, сигарета может оказаться настоящим нокаутом... Кстати, вы не курите?

– Нет. – «Господи, а я-то жалел, что не курю!»

– То-то же. У вас в крови и без того высокая концентрация окиси углерода.

– Я провел в машине полчаса, а может, и минут сорок... Точно не скажу.

– Удивляться приходится, что вы сами остановили машину. Большинство кончает тем, что врезается в дерево.

– Я и сам чуть было не врезался. На повороте.

Он кивнул.

– А вы не почувствовали запах выхлопных газов?

– Нет. Я был слишком углублен в свои проблемы. Кроме того, моя печка иногда начинает благоухать. Так что я толком не обратил бы внимания на запах. – Я посмотрел на простыни, покрывавшие меня. – Ну и каков ущерб?

– Пока небольшой, – весело отозвался доктор. – Вам сильно повезло. У вас сразу несколько вывихов – бедро, колено, лодыжка. Никогда не встречал все три сразу. Очень любопытно! Мы с ними неплохо справились. Никаких трещин, переломов, разрывов сухожилий. Мы даже не думаем, что есть опасность хронического вывиха. Пара потянутых связок на колене, вот и все.

– Чудеса!

– Занятный случай. Уникальная авария. Отсутствие прямого удара. Мы думаем, возникло что-то вроде воздушной волны, которая и растянула вас немного. Как на дыбе. – Он усмехнулся. – Мы наложили гипс на колено и лодыжку, чтобы суставы встали на свои места, но через три-четыре недели можно его снять. И не надо допускать нагрузок на бедро. Можете пройти потом курс физиотерапии. Главное, когда от нас выпишетесь, не перенапрягайтесь. У вас были сильные мускульные спазмы и связки напряжены. Дайте организму прийти в себя, прежде чем побежите кросс. – Он одарил меня улыбкой, которая, впрочем, быстро перешла в зевок. Он быстро подавил его, в виде извинения сказав: – Длинная выдалась ночка.