Дик Фрэнсис - Лучше не возвращаться Страница 25

— Однако, если ты знаешь, как это сделать, всегда можно предположить, что это был именно ты.

— А ты знаешь как.

— Ну… каждый ветеринар знает.

Я посмотрел на его вытянувшееся несчастное лицо с обеспокоенными светлыми глазами и понял, что он не хочет делиться информацией, которая могла звучать как признание. Это были те же сомнения, что и в ночь пожара. «Рано или поздно, он скажет, — подумал я. — Но чем скорее, тем лучше».

У него за спиной я увидел Белинду, целеустремленно пробиравшуюся к нам, и пожалел, что мы не забрались подальше в глубь бара.

— Подумай над перечнем, — напомнил я Кену. — Встретимся завтра рано утром в клинике. Будь один.

— Во сколько?

— В восемь сможешь?

— Ладно… — Он оглянулся, чтобы понять, куда я смотрю. Белинда была от нас шагах в шести. — Хорошо, в восемь.

— Что восемь? — спросила Белинда, услышав конец фразы.

— Номер восемь в следующем забеге, — объяснил я.

Кен закрыл глаза.

— В чем дело? — спросила Белинда.

— Ни в чем. — Он открыл глаза, улыбнулся и полез за бумажником. — Солнышко, сходи, поставь для меня пятерочку на номер восемь. Ты же знаешь, я не люблю, когда люди видят, как я делаю ставки.

— Восьмой безнадежен, — заявила она.

— Все равно…

— Ладно, но ты сумасшедший.

Она пошла к кассам тотализатора, а Кен тут же спросил:

— Почему ты не хочешь, чтобы она тоже пришла?

— Если ты будешь один, ты расскажешь мне больше и подробнее. А с ней я поговорю в другой раз.

Он подумал и сказал:

— Может, ты и прав. Ты потрясающий врун.

— Я решил, что так будет лучше.

— Все равно, ты меня удивил. Так быстро нашелся!

— Годы практики.

— Надо же.

Когда Белинда вернулась, мы поднялись на трибуну, чтобы посмотреть забег. Ко всеобщему удивлению, номер восемь пришел первым. Трибуны встретили победу безнадежного участника молчанием. А довольная улыбка Кена потухла, когда он узнал, что Белинда поставила его пятерку не на номер восемь, а на фаворита.

— Люди и из-за меньшего разводились, — сказал Кен, стараясь сохранить доброе расположение духа.

— Восьмой никуда не годился, — настаивала Белинда. — Я хотела, чтобы ты выиграл.

Восьмой номер принес целое состояние тотализатору и стал причиной ссоры между обрученными. Я оставил их одних решать возникшую проблему, а сам отправился искать Аннабель. Я нашел ее возле загона, куда она привела своих подопечных.

После двадцатиминутной разлуки мы приветствовали друг друга, как старые друзья. Экспедиция к призовому столбу заставила быстрее забиться наши сердца и явно подняла настроение. Наши японцы оживленно спорили о том, на кого ставить в следующем забеге. А мы с Аннабель смотрели друг на друга, и масса невысказанных вопросов переполняла нас.

Наконец Аннабель задала один из них:

— С кем это вы разговаривали, когда мы вернулись? Какой-то высокий светловолосый молодой человек и норовистая девушка.

— Норовистая?

Она пожала плечами:

— Называйте, как хотите.

— Это Кен Макклюэр и Белинда Ларч. Свадьба через три недели.

Аннабель нахмурилась, но вовсе не из-за того что услышала.

— Он ветеринар?

— Да.

— Ваш друг?

— Я познакомился с ним позавчера и, насколько это возможно, подружился.

Она помолчала, а потом сказала:

— Спасибо, что помогли мне. Но я бы не хотела, чтобы вы совершили ошибку, общаясь с этим ветеринаром. Там, наверху, о нем говорили.

— Кто?

— Директора и распорядители. По крайней мере один из них. Он показал его другим, когда они стояли у окна и выпивали перед обедом. Он сказал, что ваш приятель скоро будет отстранен от практики или что-то в этом роде, так как он убивает лошадей направо и налево, нечестен, вороват и вообще является позором своей профессии.

— Так и сказал?

— Пожалуй, еще покруче. В его словах слышалась какая-то ненависть.

— Правда? — заинтересовался я. — И кто же это был?

— Мне представили сразу человек восемь, а я, в свою очередь, спешила представить наших гостей, — она кивнула в сторону японцев, — так что я не запомнила его имени, но, по-моему, он один из распорядителей.

— Давайте посмотрим, — сказал я и открыл первую страничку своей программки. Там, как ни досадно, в списке распорядителей я нашел имя, которое тщетно искал на остальных страницах.

Р. Д. Апджон, эсквайр.

— Ронни! — воскликнула Аннабель. — Не могу вспомнить его фамилии, но они называли его Ронни, — она внимательно посмотрела мне в глаза. — Это о чем-нибудь вам говорит?

Я объяснил, почему Ронни Апджон ненавидел Кена Макклюэра:

— Кен поставил его в дурацкое положение, а некоторые этого не прощают.

Аннабель с открытым ртом слушала сагу о торжестве справедливости и восстановлении чести изгнанника, одержавшего победу в борьбе со злом.

— Я понимаю досаду недоброжелателей, вызванную спасением лошади, но почему же погибли остальные? Ведь не только Ронни говорил об этом, другие тоже.

— А как этот Ронни выглядит? — спросил я.

— Вы отвлекаетесь от темы.

— Почему умерли лошади, не знаю ни я, ни Кен. Мы пока еще работаем в этом направлении. Вы при случае узнаете Ронни Апджона?

Она поправила рукой прическу.

— На скачках все распорядители так похожи друг на друга.

— Иногда люди говорят то же о японцах.

— Ну уж нет, — мгновенно возразила Аннабель, — своих троих я узнаю где угодно.

Она взглянула на часы.

— А сейчас мне нужно отвести этих двоих наверх, там должны собраться все местные шишки. Ничего, если я вас покину?

Они пошли туда, как мне показалось, из чувства вежливости. Гораздо интереснее было проводить время здесь, в толпе, с такой милашкой, как Аннабель. Неожиданно я заметил, что с их уходом для меня тоже потускнели все краски праздника. И я сказал себе: «Так, так, так, Питер, дружище, не увлекайся. За ней бы пол-Лондона увязалось, к тому же ты ничего о ней не знаешь, кроме того, как она выглядит и говорит…»

А нужно ли знать больше? В конце концов, все должно иметь свое начало.

Я поднялся на трибуны и присоединился к Викки и Грэгу. Они рассказали, что нашли в баре два свободных места и просидели там целый час, потягивая джин с тоником и наблюдая за скачками по телевизору. Они играли в тотализатор, не задумываясь поставили на двух победителей и сорвали большой куш на восьмом номере.

— У меня день рождения восьмого числа восьмого месяца, — сказала Викки. — Восемь — мое счастливое число.

Они признались, что в целом неплохо проводили время.

К ним подошла Белинда, выглядевшая довольно мрачно, поинтересовалась, как дела, и была вне себя, узнав, что они много выиграли, поставив на восьмерку.

— Эта скотина никуда не годится, — не соглашалась Белинда, — а Кен теперь рвет и мечет.

— Почему, дорогая? — озадаченно спросила Викки.

— Он дал мне пятерку, чтобы я поставила за него на восьмой номер, а я вместо этого взяла и поставила на фаворита. Так он теперь ходит с таким видом, будто из-за меня потерял мешок золота.

— Ему сейчас несладко приходится, — тихо сказал Грэг. — Ты ведь и сама это знаешь.

— Он гордец и упрямец, — возразила Белинда, — и со мной не разговаривает.

Тут все заметили, как у нее в глазах блеснули две слезинки. Она вскинула голову так, словно хотела загнать их обратно, и с силой сжала ресницы.

Викки облегченно вздохнула при таком проявлении эмоций со стороны ее властной доченьки.

— Ничего, это пройдет, — успокоила она Белинду.

Та продолжала жаловаться:

— Я предложила вернуть ему те несчастные деньги, которые он мог бы выиграть. А он сказал, что не в этом дело. Хорошо, если не в этом, то в чем?

— Дело в его собственном «я», дорогая, — сказала Викки. — Ты попыталась оспорить принятое им решение. Более того, ты его переиграла. Вот из-за чего он бесится, а вовсе не из-за денег.

Белинда смотрела на мать широко раскрытыми, полными удивления глазами. И я подумал, что, возможно, сейчас впервые за свою жизнь, уже будучи взрослым человеком, она прислушалась к словам Викки. После длительной паузы ее взгляд скользнул на меня, и к нему вернулась вся его прежняя едкость и непримиримость.

— А вы, — спросила она, всем своим видом выражая антипатию, — вы что скажете обо всем этом?

— Я скажу, — ответил я без особого энтузиазма, — что он слишком привык, что вы безоговорочно подчиняетесь ему в работе.

— Я хотела сделать, как лучше, — оправдывалась она.

«А заодно доказать превосходство своего мнения», — подумал я, но понял, что вслух этого лучше не говорить.

Белинда поспешила сменить тему разговора, чтобы оградить свое внутреннее достоинство от дальнейших посягательств.

— Кстати, мы все хотели бы знать, что это за таинственная незнакомка, с которой вы разговаривали весь день.