Виктор Пронин - Банда - 3 Страница 25

- Хочешь сказать, что я здесь только воняю?

- Да. Только вонь от тебя козлиная и ничего больше. Я все сказал. Замолкаю. А ты думай, если сможешь. Надумаешь, попроси трубку, - Пафнутьев постучал себя по внутреннему карману. - Сообщать своим кретинам, где мы находимся, не надо... Потому что после каждого разговора будем переезжать на другое место. Извини, я хотел все это время просидеть где-нибудь в теплом и светлом месте, но нельзя... Твои дебилы уже подключили Анцыферова, тот тоже сделал десяток звонков, и все мои телефоны прослушиваются. Поэтому я вынужден воспользоваться передвижным.

- Я хочу в туалет.

- - Можешь наорать в штаны. Тебе это не впервой.

- Ты хочешь сказать...

- Да, именно это я и хочу сказать - ты вечно ходишь обосранный. Все. Разговоры окончены. Время пошло.

Пафнутьев откинулся на спинку сидения, тяжело вздохнул, вытолкнув из себя весь воздух, снова вдохнул, чуть приспустил стекло, и свежий ветерок потек в машину.

- Круто, - обронил Неклясов, но никто ему не ответил. И он замолчал, иногда взглядывая на торопящихся мимо прохожих. Дверная кнопка была опущена, и он даже не пытался открыть ее - скованными руками сделать это просто невозможно. - Я не верю, что ты разговаривал с крематорием.

Пафнутьев молча вынул свою коробочку, набрал номер, нажал какую-то кнопочку, и частые длинные гудки зазвучали в машине.

- Алле! - послышался дребезжащий старческий голос. - Алле? Кто это?

- Семеновна? Опять я... Водитель мой не знает, как добраться... Объясни ему, он слышит твой голос.

- А чего тут думать-то. По южной шоссейке за город, мимо птицефабрики, потом свалка будет с левой стороны, а еще через два километра и наше с тобой заведение, хе-хе! - старушка засмеялась собственной шутке. - Как увидите квадратные трубы, считайте, что приехали... Справа в полкилометре мы и находимся. Там железные ворота, но погудите малость, я и выйду... Сегодня у меня смена не тяжелая, что-то маловато завезли товару...

- Спасибо, - сказал Пафнутьев. - Где-нибудь ближе к двенадцати подскочим.

- Буду ждать, - произнесла старушка с легкой игривостью, будто с собутыльником говорила, которого действительно ждет с нетерпением.

Пафнутьев молча захлопнул крышечку на своем аппарате и сунул его в карман. На Неклясова он даже не посмотрел и слова ему не сказал. Вопрос был снят.

- Я завтра с утра задержусь немного, - сказал Андрей. - Надо будет заправиться.

- Деньги есть?

- Совсем немного, Павел Николаевич. Пафнутьев порылся в кармане, поднеся деньги к окну, чтобы в свете фонаря рассмотреть их, отсчитал несколько купюр и протянул Андрею. В темноте нервно шевельнулся Неклясов. Разговор Пафнутьева и Андрея о вещах, которые никак к нему не относились, похоже, подействовал на него куда сильнее, чем прямые угрозы. Он понял вдруг, что эти люди не шутят, что между собой они все уже решили, обо всем договорились, что нет у них ни сомнений, ни колебаний, что и в самом деле могут отвезти его к старушке-хлопотушке и никто никогда не узнает, куда он делся, куда испарился. Неклясов ужаснулся, только сейчас ужаснулся, представив себе квадратные трубы крематория, из которых поднимается в ночное небо черный дым, всего несколько минут назад бывший им, Вовчиком Неклясовым. И это будет, он ясно и четко осознал - его не пугают, ему все сказали открытым текстом, его не бьют, не уговаривают, не матерят, ему просто все объяснили. В туалет не пустили? А и в самом деле - зачем ему туалет, он все равно сгорит со всеми своими одежками, дорогими, между прочим, одежками, со всеми какашками и писюшками. Если, конечно, Семеновна не присмотрит кое-что для себя... И тогда где-нибудь в коммерческом магазине вывесят его черное кашемировое пальто, выставят модельные туфельки итальянского производства, костюмчик... Кто-то купит, будет носить...

- Повторяю, - заговорил в тишине Пафнутьев. - Если я позвоню, Вика уже будет дома, но в слезах, расстроена... Едем в крематорий. Семеновна не любит, когда я ее подвожу, для нее это тоже непросто... Она готовится, принаряжается... Температура должна быть в норме...

Неклясов повернулся к Пафнутьеву, ловя каждое его слово, но тот замолчал и опять откинулся на спинку сидения.

- Так, - протянул Неклясов. - Так... Я не помню телефонов.

Пафнутьев откинулся от спинки, притянул к себе Неклясова, ухватив его за одежки на груди, распахнул пиджак, так что с него полетели пуговицы, и, обшарив карманы, нашел бумажник, который тут же бросил на переднее сидение, нашел складной нож и, наконец, записную книжку.

- Грабите, ребята? - спросил Неклясов, ощерившись так, что даже в полумраке машины сверкнули его белоснежные зубы.

- Не о том думаешь, - проговорил Андрей, не оборачиваясь. - Не о том тебе надо беспокоиться, козел вонючий.

- О чем же?

- Дым-дымок от машин, словно девичьи годы, - нараспев произнес Андрей, но, не выдержав тона, рассмеялся.

- Что это?

- Стихи, Вовчик, стихи. Поэзия, другими словами. Тебе не понять.

Пафнутьев включил маленький фонарик и принялся листать записную книжку Неклясова.

- Кого поискать? - спросил он. Неклясов молчал. Он долго смотрел в окно на улицу, потом перевел взгляд на собственные руки, на наручники, блеснувшие в темноте, повернулся к Пафнутьеву.

- Прихватили вы меня, ребята, прихватили... А если до двенадцати Вика будет дома? Тогда что? Отпускаете?

- Конечно, нет, - ответил Пафнутьев. - Вика должна встретить меня с улыбкой на устах.

- А если встретит с улыбкой на устах?

- Тогда мы передаем тебя в систему правосудия. Переночуешь у Шаланды. Утром будет видно.

- Ну что ж... Значит, отпускаете, - Думаешь, отвертишься?

- Соедини меня с Леонардом...

- Он что у тебя, диспетчером служит?

- Это неважно... Главное - служит, - усмехнулся Неклясов. - Какой цвет любит твоя жена?

- Шоколадный. Красный. Белый. Синий.

***

Пафнутьев позвонил в дверь своей квартиры в половине двенадцатого. Дверь открыла Вика. Она улыбалась, но улыбка у нее была скорее растерянной, чем радостной.

- Слушай, - сказала она, - я ни фига не понимаю... Они привезли меня на каком-то громадном "мерседесе", когда вышла из машины, набросили на плечи вот это манто, - она показала на роскошную шубу, брошенную на диван, - следом внесли розы. Смотри - красные, белые... Там не менее полусотни. Купили у какого-то торговца в подземном переходе, миллион отдали, потом внесли ящик шампанского... Ни фига не понимаю, - повторила она, встревоженно глядя на Пафнутьева.

- Они хотели, чтобы ты улыбнулась.

- Господи, им-то это зачем?

- Хочешь жить - умей вертеться, - Пафнутьев, не раздеваясь, обессиленно опустился прямо на манто шоколадного цвета. - Присядь, - и он похлопал ладонью по сверкающему, струящемуся меху.

***

Это произошло через несколько дней. Подняв в середине дня телефонную трубку, Пафнутьев услышал попискивающий смех Неклясова. Вначале он не поверил себе, подумал, что ошибся, но первые же слова далекого собеседника убедили его - никакой ошибки. Звонил Вовчик Неклясов.

- Здравствуй, Паша! Как здоровье?

- Очень хорошо. Кто говорит?

- Не узнаешь? Ай-яй-яй! Лучших друзей не узнаешь... Нехорошо, Паша... Вовчик беспокоит.

- По моим сведениям, звонишь из камеры? - спросил Пафнутьев.

- С камерой я распрощался, - довольно рассмеялся Неклясов.

- Как же тебе это удалось?

- Судья вынес постановление... Пришлось подчиниться.

- Просто отпустил? - удивлению Пафнутьева не было предела.

- Да, дорогой! Да! Отпустил! Я же говорил, что как только из твоих цепких лап вырвусь, считай меня на свободе. Да! Едва вышел из ворот, тут же с ребятами помчался в крематорий, к Семеновне!

- Познакомился?

- Да, мы понравились друг другу. И теперь я, Паша, могу обещать, что ты больше не будешь находить рук, ног, голов в снегу... В самом деле, надо работать аккуратнее. Семеновна сказала, что готова принять меня в любое время. Спасибо за подсказку, Паша. Сам бы я никогда не додумался. Ты же хорошо знаешь, что когда нет следов, искать намного труднее... Верно?

- Какое постановление вынес судья?

- Осоргин? Это называется под залог... Ребята положили ему на стол кое-что... Хорошо положили. И он вынес постановление... Отпустил меня до суда. Да и судить-то будет не за что, если уж откровенно. Так, невнятные подозрения - и больше ничего.

- Да пара отрезанных ушей, - добавил Пафнутьев. - И похищение заложниц...

- А для этого свидетели нужны, Паша.

- Есть потерпевший, - заметил Пафнутьев. - Он может стать неплохим свидетелем. Да и твой Ерхов неплохо держится.

- Забудь о них, Паша! - визгливо прокричал в трубку Неклясов, потеряв самообладание. - Забудь, понял?! Забудь!

- Согласен. Но о тебе, Вовчик, я не забуду.

***

С некоторых пор прокурор области Невродов неплохо относился к Пафнутьеву, во всяком случае, принимал он его в любое время и по любому поводу, поскольку знал - зря Пафнутьев не придет, клянчить не будет и на жизнь жаловаться тоже не станет. Если позвонил, напросился на встречу, значит, что-то произошло чрезвычайное, или же чрезвычайное вот-вот произойдет. А Пафнутьев обладал способностью, которая выдает людей, успешно занимающихся своим делом, - он предсказывал события, а поскольку занимался в основном событиями криминальными, то и предсказания его чаще всего были печальны и беспросветны.