Дмитрий Федотов - Огненный глаз Тенгри Страница 25

Мы с Марией свернули за угол, на Восточный проспект. От музея до таверны «У Сильвера», куда я не без умысла заманил понравившуюся женщину, идти было лениво минут десять — вполне достаточно, чтобы настроиться на романтический лад. И я этой возможности не упустил. Когда мы наконец шагнули на специально выщербленные ступеньки таверны, Мария крепко держала меня под руку, прижимаясь роскошной грудью к моему плечу, и не сводила с меня восхищенного взгляда.

Заведение не случайно имело столь претенциозное название, таверна действительно принадлежала человеку, обалденно похожему на легендарного одноглазого пирата из романа Стивенсона. Правда, звали его по-настоящему Михаилом Соломоновичем Фуксом, но одноглаз он был тоже не понарошку. Года три тому назад Мишка угодил в пренеприятнейшую историю, имевшую возможность закончиться для него путевкой на суровый север. Мишка был силен и бесстрашен, с детства не дурак подраться. Противник его тоже был не робкого десятка, к тому же не один. Эти ребята почему-то решили, что из еврея легко будет выбить согласие на «крышевание» его бизнеса. И просчитались! Мишка спустил с лестницы их посланника, предварительно пересчитав ему все зубы и удалив лишние. А когда возмущенные наглостью «пархатого жида» те явились сами, Фукс достал из ящика письменного стола огромный «кольт», точь-в-точь как у Клинта Иствуда, и отстрелил главарю бандитов мужское достоинство. Шуму было много, заседаний судебных — тоже. Но нам с Ракитиным все же удалось отстоять друга детства. С тех пор Мишка открыл для нас бессрочный кредит в своей таверне, ну и помогал по мере сил, сливая порой Олегу ценнейшую информацию о своих посетителях.

Все это я успел поведать в красках Марии и добился того, что теперь уже она сама нетерпеливо увлекла меня вперед, желая познакомиться с таким незаурядным человеком, как Сильвер.

Мы вошли в полутемный низкий, но просторный зал, обшитый дубовыми панелями. Массивный потолок подпирали не менее внушительные дубовые столбы. Вся мебель в заведении — предмет особой гордости владельца — тоже была из настоящего дерева. Столики располагались здесь с трех сторон по периметру зала. У четвертой стены воздвиглась могучая, затертая до блеска тысячами рукавов, барная стойка, за которой обретался сам хозяин. Несмотря на полумрак, Мишка мгновенно разглядел меня и оценил ситуацию.

— Ба! Какие люди! — взревел он на весь зал, выбираясь из-за стойки и распахивая свои медвежьи объятия.

— Привет, Сильвер! — улыбнулся я, старательно уворачиваясь. — Разреши представить тебе Марию Сергеевну Черных, директора нашего краеведческого музея.

— Ха, что ж так официально? — скривился Фукс и, развернувшись к Марии, расплылся во все тридцать два зуба: — Миледи, почту за честь видеть вас в этом богом забытом кабаке! Любое ваше желание для меня — закон! Приказывайте!..

— Здравствуйте, Михаил… — зарделась Мария. — Я, право, не знаю… Лучше уж вы, Дмитрий, — она с надеждой посмотрела на меня.

— Хорошо, Сильвер, — поспешил я на помощь, — отдельная каюта, два «Мохито» и орешки для начала!..

— Я не пью… — тихо сказала Мария, и это было ее последнее возражение за вечер.

Мы пили ледяной «Мохито» и танцевали, ели обжигающие бурритос с тунцом и авокадо и снова танцевали. Мария оказалась изумительной танцовщицей, горячей и страстной. Я чувствовал, что обоюдное желание нарастает в нас, как цунами, надвигающееся на берег.

Поэтому когда Мишка, улучив момент, шепнул мне, что машина ждет нас у крыльца, я воспринял его слова, как естественное продолжение прекрасного вечера.

— Едем ко мне, — просто сказал я, когда закончился очередной танец.

— Конечно, милый! — кивнула она, и мы надолго слились в поцелуе. Господи, как же нам было хорошо!..

Поздно ночью, когда Мария, утомленная, со счастливой улыбкой на припухших губах, уснула, по-детски разметавшись на постели, я тихо встал, прошел на кухню и включил плиту. Давняя дурацкая привычка — пить кофе на ночь — напомнила даже теперь. Ожидая, пока чайник закипит, я вышел на балкон.

Июньская ночь — это особенное состояние природы. Причем неважно где: в Сибири или в Крыму например. Первый месяц лета потому и первый, что в это время природа, проснувшаяся от долгой зимней спячки и оглядевшаяся, запускает на полную катушку свои могучие жизненные силы. Не знаю, как в тропиках, а у нас июнь — главный месяц цветов. Цветет все, даже ветла. И хотя растения Сибири не отличаются завидным разнообразием, но когда распускаются кисти нежной сирени, когда белой пеной покрываются ветви черемухи, и благоухает розовый ореол яблонь — наступает время любви! Это тихое безумие захватывает буквально всех: воркующие голуби, поющие скворцы, скулящие собаки, завывающие коты — это июнь! Враки, что коты орут только в марте. У нас они ищут невест как раз в июне…

Балкон мой располагался со стороны двора, поэтому по ночам обычно было тихо. Я стоял и слушал, вдыхал эту тишину, закрыв глаза. Пока неожиданно не почувствовал взгляд. Собственно, кто мог смотреть на меня на седьмом этаже? Такой же полуночник из дома напротив?.. Но взгляд исходил со стороны кленов, обступивших парковку внутри двора. Я это определил точно и моментально — даром, что специально тренировался не первый год в развитии экстрасенсорного восприятия.

Я вгляделся в том направлении и вдруг среди пестрой лиственной темноты совершенно ясно увидел знакомую фигуру — «шаман»! Более того, я абсолютно четко различил его лицо, одежду и… сидящую слева от него огромную птицу! В следующую секунду справа от «шамана» шевельнулся сгусток темноты, блеснули две кровавые звездочки — собака! Сенбернар?.. Мастифф?.. Псина тоже была гигантских размеров.

У меня против воли неприятно заныло в животе. Неужели?!.. Значит, все, что мне рассказывала Мария — правда?..

Птица затопталась на месте, расправила крылья и рывком поднялась в воздух. По восходящей спирали она поднялась над деревьями и стремительно полетела в мою сторону. Нервы мои не выдержали, и я буквально прыгнул назад, в спасительную темноту кухни. Захлопнул дверь, и в ту же секунду за стеклом пронеслась огромная быстрая тень, на миг закрыв от яркого света Луны весь балкон.

Ощупью я нашел табуретку и буквально рухнул на нее. Сердце колотилось как в детстве, когда вместе с младшим братом мы крались в дедушкину комнату, чтобы посмотреть в телескоп, сделанный им по собственному проекту. Чайник давно вскипел. Я заварил двойную дозу кофе, с трудом подавив дрожь в руках. Потом все же заставил себя снова выйти на балкон, но ни фигуры «шамана», ни его таинственных спутников уже не увидел.

Лишь минут через двадцать я успокоился настолько, что вернулся в кухню, выхлебал залпом чуть остывший кофе, не ощущая вкуса, и возвратился в спальню. Крадучись, чтобы не потревожить Марию, скользнул в постель и расслабился, вытянувшись на спине. Мария сонно пошевелилась, нашла меня рукой и прильнула всем телом.

— Где ты был?

— Дышал свежим воздухом. Знаешь, какая дивная ночь стоит?

— Какая?..

— Самая короткая в году!

— Так спи, а то не успеешь…

— Уже сплю. Спокойного сна, родная!..

— Бай-бай… — Мария почмокала губами, будто целуя, и перевернулась на живот.

«Памятная тетрадь № 7. Писано Степаном Крашенинниковым, адъюнктом натуральной истории и ботаники Е.И.В. Академии наук. Февраль 1746 года Р.Х.»:

25 марта 1743 года

Вот уже месяц тому, как закончилась моя сибирская одиссея. Теперь же, взирая на пройденный путь, я с радостью отмечаю, насколько полезным и любопытным было для меня сие путешествие. За неполные два года, что я провел на бескрайних сибирских просторах, мои познания в области флоры и фауны азиатского континента неизмеримо выросли и обогатились. А уж сколь интересными явились наши с Горлановым этнографические изыскания — передать словами дневника просто немыслимо!

Безусловно, главным приобретением в области этнографии стали раритеты, полученные покойным Семеном Торопчиным, правда, не совсем честным путем.

Этот уникальный берестяной свиток с руническим текстом, который мне еще предстоит прочитать… Именно мне — ради памяти Торопчина!

Поначалу у меня была мысль сдать находки по протоколу в архив естественнонаучной комиссии Академии, и пусть ими занимаются искушенные в таких делах профессора и академики, но по размышлении пришел к убеждению, что имею приоритетное право заняться исследованиями сам.

Но едва я приступил к расшифровке древних рун, похожих, кстати, на те, что были найдены мною в пещерах енисейских кряжей полгода спустя после злополучного похода через кряж Салтышык, как пришли ночные кошмары.

Какое-то время я старался не думать о них, да не помнил содержания снов — только мутное ощущение от смеси страха и отчаяния, но позже тяжелые сновидения начали завладевать моим сознанием, вторгаясь в явь. Всегда далекий от мистики я пытался объяснить свое состояние переутомлением и даже переживаниями совести. Однако ни прогулки на свежем воздухе, ни успокаивающие порошки, ни даже исповедь не улучшили состояния моих нервов.