Райнов Богомил - Инспектор Антонов рассказывает Страница 25

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Большие часы в аэропорту показывают ровно семь, когда я прохожу через зал ожидания и направляюсь в помещение контрольной паспортной службы. В сущности, в моем присутствии здесь нет особой необходимости, но у меня есть некоторые соображения, благодаря которым я хочу сам посмотреть, что здесь будет происходить.

Двадцать минут восьмого. Пассажиры начинают один за другим проходить мимо окошка, подавая паспорта для проверки. Стою в сторонке, так, что меня не видно снаружи, и ожидаю увидеть знакомое красивое лицо в обрамлении из темных волос. Однако знакомое лицо, появившееся перед окошком, аккуратно выбрито до последнего волоска.

— Марин Стефанов Манев, — машинально произносит дежурный контролер.

Марин, то есть Филипп, только кивает, чуть улыбаясь.

— Зайдите на минутку сюда…

Филипп снова кивает, не меняя улыбки. Когда он входит «сюда», там оказываюсь и я.

— Здрасте! В последний раз, кажется, у вас была борода?

На этот раз высокий мужчина прячет свою улыбку, не теряя, впрочем, ничего от своей самоуверенности.

— Так вы выглядите лучше, — замечаю ободряюще.

— Нельзя ли без этих Эффектов? — спокойно спрашивает Манев. — Мне и без того ясно, что номер не прошел.

Филипп держится так покровительственно, словно задержанный — я, а не он.

— Принятый в подобных случаях обыск, — приказываю я служащему, стоящему у дверей.

Спустя десять минут высокомерное поведение красавца становится легко объяснимым. Обыск не дал ожидаемых результатов. Особенно в том, что касается валюты: ничего больше суммы, указанной в документах Марина.

— Вы хотя бы спросили о своем брате… — поддразниваю я Филиппа, когда мы идем к выходу.

— Что ж тут спрашивать? Раз вы здесь, значит, он уже у себя дома.

— Да, но вы так его придушили, что он мог оказаться и на том свете.

— Люди не так легко умирают, — небрежно бросает Филипп.

— Однако Асенов умер.

— Это уже не моя работа.

Красавчик знает, конечно, что он провалился. Но провалился не так уж глубоко. От наказания за использование чужого паспорта никто еще не погибал. Немного примерного поведения в тюрьме — а наш-то силен по части примерного поведения, — и все пройдет как дурной сон. В некотором смысле задержание в аэропорту имеет для Филиппа и хорошую сторону: это самое ясное доказательство того, что он не похищал у Асенова долларов. Здорово живешь! Значит, надо вообще снимать Филиппа с учета по делу, которое я веду.

Еще после первого допроса Магды я начал следить за тем, что будет происходить дальше. Потому что обязательно должно было что-то произойти. Магда, конечно, предупредит Филиппа, что все крутится вокруг него, Филипп, если предположения мои верны, будет вынужден действовать, и я получу возможность подкараулить его на месте действия, хотя и не знаю в точности, что это за место и каким будет, действие. И вот все произошло в полном соответствии с моими предположениями, исключая один пункт: я остался ни с чем. Ни одной улики, никакой связи между задержанием нарушителя и той комнатой на пятом этаже, снова и снова все та же шизофреническая история с полным раздвоением. Просто с ума можно сойти. Хорошо, что мы не из слабонервных.

Пропускаю Манева, чтобы он сел в машину, и, чтобы ему не было скучно, сажусь рядом. Шофер — по случайности это опять мой друг Кольо — дает полный газ, мы проезжаем через железнодорожный переезд, поворачиваем на бульвар Ленина и мчимся к центру Софии. По сторонам выстраиваются фасады высоких современных жилых домов, но, когда я украдкой посматриваю на лицо моего спутника, я испытываю подозрение, что этот красивый вид, залитый лучами майского солнца, его не опьяняет.

— Печальное возвращение к родным пенатам, а? Особенно если ты не успел их покинуть.

— Это вы его делаете печальным, — отвечает с неприязнью Филипп. — Если бы человек мог свободно выезжать, он бы и возвращался с большей радостью.

— Этот вопрос мы, кажется, уже обсуждали с вами. Хотя, — это понятно, мое личное мнение — таких, как вы, я бы свободно отпускал, куда они хотят, именно потому, что у них нет намерения возвращаться. Немножко очистится воздух, и у нас будет поменьше работы.

— В таком случае могу только пожалеть, что не вы решаете эти вопросы.

Голос все такой же самоуверенный, с легким оттенком внутреннего превосходства.

— А где собственно вы думали остановиться?

— Да все равно. Там, где мог бы жить, как хочу.

— Вы нигде не могли бы жить, как хотите, Манев. Везде есть законы.

— Правильно, только другие.

— Другие или нет — все законы запрещают преступления в самом общем смысле слова.

— Я не считаю себя преступником ни в общем, ни в частном смысле слова.

— Понятно. И все же где вы думали остановиться? Вы ведь не такой человек, который двинется в путь, не имея плана в голове.

— Мои планы мертвы. Так что не будем беспокоить мертвецов.

— Включая и Асенова?

Он не отвечает. Я тоже не настаиваю. Трудно вести серьезные разговоры, когда по сторонам постоянно меняются виды весенних улиц и это отвлекает твое внимание.

Останавливаемся перед управлением, и я веду Филиппа вверх по лестнице, в свой кабинет, факт, что мы расположимся в моем кабинете, как видно, пробуждает некое неприятное предчувствие у красавчика. Он прекрасно знает, что я не специалист по пограничным и паспортным нарушениям.

— Итак, — говорю я, когда мы садимся по обе стороны моего стола, — оставим тему дальних странствий и остановимся на вещах, более нам близких. Кто убил Асенова?

Манев уже готов к этому вопросу, потому что выдерживает мой взгляд, не мигая.

— Не имею представления, — отвечает он спокойно.

— Вы, как видно, просто не отдаете себе отчета о вашем положении, — говорю я тоже спокойно, продолжая в упор глядеть на него. — До сих пор вы имели по крайней мере возможность маневрировать, ходить от человека к человеку, давать инструкции, кому как держаться, и выяснять, кто что сказал, пускать в ход интриги и предпринимать оборонительные действия. Излишне подчеркивать, что вся эта ваша активная деятельность была под тщательным нашим контролем. Но сейчас, Манев, пришел конец всякой активности! Вы арестованы, хотя в данный момент — по другому поводу, и у вас нет абсолютно никаких шансов на то, что вы будете освобождены и снова займетесь самообороной. Поэтому давайте играть в открытую. Я вас спрашиваю: кто убийца?

Филипп выслушивает меня внимательно, но бесстрастно. Потом небрежно пожимает плечами, как бы говоря: «Ну что ж, толките воду в ступе, если у вас нет другого дела» — и замечает с нажимом:

— Вам ли надо объяснять, что вы обращаетесь не по адресу по той простой причине, что в ночь, когда умер Асенов, я был задержан вашими органами и, следовательно, я — последний человек, который может быть в курсе дела.

— Ваши рассуждения содержат один логический просчет, — замечаю я терпеливо. — Убийство было тщательно подготовлено еще задолго до его осуществления. Так что у вас не было никакой необходимости присутствовать на месте преступления, чтобы знать, кто убийца.

Вместо возражения Филипп снова досадливо пожимает плечами.

Я усаживаюсь на своем стуле поудобнее, наблюдая некоторое время за человеком, сидящим по другую сторону стола. Манев не проявляет никакой нервозности или беспокойства, вообще никаких признаков того, что может хоть в чем-то отступить от своих позиций. Теоретически я тоже не располагаю никакими аргументами, которые могут принудить его к отступлению. Если человек, сидящий передо мной, действительно ответствен за убийство, как я могу вырвать у него признание? Сказать, что это облегчит ему судьбу? Нежности подобного рода не в моих привычках. И потом, это было бы обманом. Вынужденное признание в его положении ничего не изменит. И все же нужно заставить его признаться, просто необходимо, чтобы он признался. И не столько ради самого признания, сколько для выяснения одной-двух деталей, которых мне еще не хватает.

Закуриваю сигарету и некоторое время курю молча. Филипп не проявляет никаких признаков нетерпения. Даже не просит разрешения закурить. Он, очевидно, вооружился решимостью ко всему относиться хладнокровно, потому что это единственный возможный для него выход.

— Зачем вы отпустили бороду? — неожиданно спрашиваю я. — Зачем надо было ее отпускать, а потом сбривать?

— Каприз, — пожимает плечами Филипп.

— Вы не из тех людей, которые действуют по капризу.

— Если мой ответ вас не удовлетворяет, поищите объяснение сами.

— Объяснение я уже нашел. Но я хотел бы услышать его от вас.

— Зачем же обременять себя повторениями? — Филипп еле заметно улыбается.

— Недавно вы просили у Доры паспорт своего брата под тем предлогом, что хотите кое-что купить в магазине «Балкантурист». Установлено, что вы не делали покупок, пользуясь этим паспортом, ни там, ни где-либо еще…