Елена Яковлева - Шутки в сторону Страница 25

Тут Ремезова словно громом поразило. Все, о чем он спрашивал, было, конечно, важно, но еще важнее другое — подготовиться к следующему звонку похитителя, а ведь он может раздаться в любой момент!

— Стоп! — Он поднял ладонь. — Это потом. Сейчас обсудим модель поведения в отношении вымогателя. Прежде всего спокойствие. Потребуйте, чтобы он передал трубку девочке, скажите, что вам нужно время, чтобы собрать деньги. Главное, спокойно, спокойно, без криков и угроз, потому что он может оказаться человеком с неуравновешенной психикой.

— А вы нас оставите одних? — встревоженно спросила Светлана.

Ремезов замялся:

— В идеале, конечно, мне бы нужно остаться…

— Оставайтесь, мы вас положим спать на диване.

Ремезов покосился на предлагаемый диван, который показался ему коротковатым. Но делать было нечего.

— Вы же, наверное, не ужинали, — опять спохватилась Светлана.

— Да я как-то… — смутился Ремезов.

— Не ломайтесь, — немедленно отрезала она, безо всякого перехода превращаясь из озабоченной женщины в привычную бойкую на язык стервочку, — чай, не барышня на выданье. Пойдемте, я вас покормлю.

Ремезов поднялся и безропотно поплелся за ней на кухню.

Пока он управлялся с незамысловатым ужином — картофельным пюре и парой сосисок, Светлана сидела за кухонным столом напротив и курила, держа в руках стеклянную пепельницу. Ремезов неторопливо пережевывал резиновые сосиски производства местного мясокомбината и невольно косился на ее ноги. Закинутые одна на другую, они были открыты для обозрения, по крайней мере, на девяносто пять процентов благодаря своеобразному наряду, который не поддавался конкретному определению: то ли чрезвычайно короткое платье, то ли удлиненный свитер. Периодически Светлана меняла положение ног, и тогда на коленке, оказывавшейся сверху, на какое-то время сохранялось розовое пятно, действующее на Ремезова, как красная тряпка на быка.

— Черт, а кетчуп! — воскликнула она.

— Спасибо, уже не надо, — поблагодарил он, отодвигая пустую тарелку.

Она не стала мучаться угрызениями совести: ну забыла и забыла.

— Чай или кофе?

— Пожалуй, чай.

Она налила чаю ему и кофе себе. Чай, по крайней мере, был горячим и душистым, с необычным привкусом.

— Чабрец, — пояснила она, — правда, неплохо?

Он кивнул. Слава Богу, не какое-нибудь дьявольское зелье — уже хорошо. С нее станет собирать магические травы на заброшенном кладбище в полнолуние или летать на метле!

— Расскажите-ка мне лучше о колечке, которое стоит десять тысяч баксов, — попросил он, вдыхая дурманящий аромат чая.

Она так глубоко затянулась, что даже закашлялась.

— Все, нетути колечка, как выяснилось. А между прочим, это была последняя фамильная вещичка. В общем, потомки пошли по стопам пращуров, профукали единственный раритет.

— То есть? — уточнил Ремезов.

— Представьте себе, что мы с Ольгой последние рахитичные побеги на кряжистом древе захудалого дворянского рода, — пояснила она без особого энтузиазма. — Настолько захудалого, что наши предки еще задолго до революции влачили жалкое существование. Так что в годы оные у комиссаров интереса не вызывали, благодаря чему и уцелели. А все потому, что наш прапрадедушка когда-то проигрался в карты и спустил все подчистую, кстати, и это самое колечко, по семейным преданиям, чуть ли не подарок Екатерины. Так вот, колечко он все-таки потом отыграл, и оно осталось в семье. Вернее, оставалось до недавних пор.

— Как оно выглядело?

— Честно говоря, я небольшой специалист по ювелирной части. В общем, большой изумруд, несколько бриллиантов, а главное — старинная работа.

— Как я понял, был еще медальон?

— Да, но он представлял меньшую ценность, потому что был изготовлен позже, к кольцу… Но в нем тоже был изумруд.

Они помолчали. Ремезов маленькими глотками пил все еще горячий чай, Светлана задумчиво курила.

— Вы думаете, у нас есть шанс? — спросила она.

— В смысле?

— Найти Катьку.

Черт подери, что он мог сказать, что он мог пообещать, когда нужно было действовать, а он вместо этого пил чай и рассматривал женские коленки?

— Слушайте, Светлана, сейчас я уйду…

Она вскинула на него встревоженные глаза.

— Вызову к вам своего сотрудника — он подъедет минут через пятнадцать — и уйду, а вы пока действуйте по моей инструкции. Главное, если он позвонит, требуйте, чтобы он дал вам возможность поговорить с племянницей, а до тех пор ни на что не соглашайтесь. Я уверен, у вас все получится, а я скоро вернусь. Да, сотрудника, который к вам скоро пожалует, зовут Леонид Петрович Шестопалов.

Шестопалов, которому он позвонил домой, был жутко недоволен, ворчал и ругался, но Ремезов не сомневался, что появится тот быстро, на него всегда можно было положиться. За это замечательное качество Леонида Ремезов без колебаний прощал ему все остальное: лень, неорганизованность, патологическую сонливость.

Светлана, провожая его до дверей, вручила ему ключ:

— Держите. Зайдете потихоньку, чтобы Ольгу не разбудить, хотя вряд ли она заснет. Я вам постелю на диване.

Ремезов ключ взял, а про себя подумал с тоской, что к тому времени, как он вернется, диван будет давно занят Шестопаловым.

Глава 20

Соло под фонограмму

Следователь городской прокуратуры Александр Огородников за двадцать лет безупречной службы карьеры не сделал, да и цели себе такой не ставил. Не по его это было части, а по его — безропотно тянуть лямку и делать все, что возможно, даже и в невозможных условиях. В конце концов из него получился хороший следователь, как при других условиях получился бы, например, хороший врач, инженер или землепашец. Он лопатил попавшие в его руки дела с упорством и методичностью первоцелинника. Не замечал, когда его обходили с премиями и благодарностями и присваивали другим лавры за сделанное им. Нередко он с готовностью подставлял повинную голову, когда то или иное расследование заходило в безнадежный тупик. В последнее время, правда, виниться приходилось столь часто, что даже терпеливому Огородникову это постепенно начинало надоедать.

Много ли он лично мог сделать в теперешних условиях? Каким бы он ни был донкихотом, бороться ему все равно приходилось отнюдь не с ветряными мельницами. Выслушивая очередной разгон от начальства, он испытывал странное ощущение, будто его отчитывают за то, что он единолично не навел порядка в отдельно взятом городе, в то время как вся страна давно и без малейшего сопротивления была отдана во власть криминала. Их город тоже давно поделили между собой две мафиозные группировки, о чем знали даже сопливые первоклассники, а милиция и прокуратура предпочитали об этом скромно умалчивать. Когда же уставшая от беспредела общественность принималась взывать к своим доблестным защитникам, вперед, выставив ножку, выступало начальство. Отсвечивая невозмутимыми оловянными глазками, проводило разъяснительную беседу, смысл которой сводился приблизительно к следующему: «Не беспокойтесь, дорогие сограждане! Мы все знаем и проводим большую работу…» Дальше в качестве иллюстрации запускались проценты, в действительности иллюстрирующие только работу отдела, отвечающего за «связь с общественностью». Одним словом, это были всего лишь вариации на вечную тему «Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна». Оставалось только добавить, что она и впрямь оставалась незаметной.

Взять хотя бы последний пример с Котом, расстрелянным два дня назад. По этому поводу УВД оперативно запустило в местную прессу скромненькую заметочку под названием «Убийство предпринимателя», и городские СМИ ее безропотно опубликовали. А ведь всем в городе было известно, что в действительности Кот — обыкновенный бандит, сколотивший капиталец на самом доходном, но и самом убийственном бизнесе — бензиновом, что его расстрел — сигнал к началу войны между группировками, контролирующими город. Журналисты попытались было отступить от формулировок милицейской сводки, но им сказали «низ-зя!» и отослали за разъяснениями к прокурору, поскольку-де расследованиями таких преступлений занимается прокуратура. Старый сценарий: прокурора и в лучшие дни на месте не застать, следователи набрали в рот воды, в результате корреспонденты, помаявшись в приемных и коридорах, остались все с теми же процентами и прочими математическими выкладками.

Благо бы охраняли тайну следствия или боялись посеять панику среди населения, какое там! Просто предпочитали прятаться за оградой секретности, дабы не выносить сор из казенной избы. Но всегда находится тот самый мальчик, который произносит: «А король-то голый!» И тогда начинается такой кавардак! Словно сопливый пацан не просто констатировал то, что видели все, а сделал настоящее открытие. Именно так и произошло с той статьей в «Курьере», в которой молодая журналистка назвала вещи своими именами, чем вызвала жуткий переполох в сплоченных рядах стражей порядка. По прокуратуре даже разнесся негласный приказ: С. Коноплеву и на порог, что называется, не пущать.