Александр Аде - Зима мести и печали Страница 25

Мы сидим в бежевых креслах гостиной и интеллигентно, крошечными глоточками, смакуем черный кофе, ставя хрупкие бело-золотисто-бордовые чашечки на журнальный столик со стеклянной столешницей, и мне кажется, что вот сейчас неуклюжим движением раскокаю или чашечку, или столик. И, возможно, от этого ощущаю себя скованно и неловко.

Разговор не клеится. Прихватив намазанными темной помадой губами длинный мундштук, шефша закуривает. Мужеподобная дамочка с немного лошадиным лицом и безжалостными прозрачными глазами. Ее глубоко вырезанные ноздри то и дело трепещут, как у кокаинистки.

– Погодите, – приподнимает она прямые густые брови, – не вас ли я видела на похоронах Марго?

– Абсолютно верно, – признаюсь я, думая при этом: ишь ты, вроде была вне себя от горя, а зоркости не утратила, и глазки, слезками залитые, заприметили многое.

И в этот миг на меня внезапно накатывает вдохновение, окрыляя и делая все простым и легким.

– Предлагаю договор. Я назову имя убийцы Марго. А вы – с предельной искренностью – ответите на мои вопросы.

Она вздрагивает – или это мне кажется? Молча затягивается. Отвечает:

– Согласна.

– Ладно. В таких случаях принято делать эффектную паузу, но мы не в театре, а я не лицедей…

Однако паузу делаю – видно, есть во мне актерская жилка. Директорша, побледнев, впивается взглядом в мои губы. Когда, наконец, произношу: «Отец Марго», она осторожно выдыхает, и по этому беззвучному выдоху понимаю, какое ее распирало напряжение.

– Сначала он заказал свою жену, – поясняю я. – Не мог стерпеть, что она предпочла ему женщину. А затем, когда узнал, что дочурка пошла по той же дорожке, порешил ее – и тоже чужими руками. Сожалею, но вам не суждено испытать радость возмездия – слишком он далеко, не достанешь.

– У вас есть факты, подтверждающие сказанное?

– Начнем с того, что папаню Марго подозревали в убийстве жены, однако изобличить не смогли. Зато теперь в нашем распоряжении имеются кое-какие улики… Вещдок номер один. Вуаля!

Из полиэтиленового пакета с рекламой супермаркета выуживаю фотку и читаю загадочный текст на обороте: «Когда же вывели их вон, то один из них сказал: спасай душу свою; не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей…»

– Кстати, снимок сделан лет десять с лишним назад, а надпись недавняя, подтверждено экспертами. Я в богословии не силен, но сообразил: это цитата из Библии. Попросил знакомых ребят залезть в Интернет – и что оказалось? Речь идет о Содоме и Гоморре. История известная, поэтому пересказывать не стану. А что сегодня понимают под словом содомия? Половые извращения. Валентин Семеныч посчитал себя то ли вторым Лотом – праведником среди содомского разврата, то ли самим Господом и решил покарать жену и дочь, одержимых содомией.

– И это, – спрашивает «заморша», разочарованно кривя рот, – все ваше доказательство?

Вынимаю из пакета амбарную книгу

– Вещдок номер два. Его отчим Марго не без умысла оставил после себя на этой земле. Уже тогда, когда я обнаружил надпись на фотографии, у меня появилось ощущение, что Валентин Семеныч играет со мной, подбрасывает улики и глядит с того света, сумею отгадать или нет?

Это дневник с чистосердечным признанием. Читаем самую последнюю строчку: «Где ты, Сонечка, вечная Сонечка, чтобы оплакать меня!» Сначала я вкурить не мог, что за Соня такая? Жену Валентина Семеныча звали Беллой, дочку – Марго. Супруге он наверняка не изменял. Откуда Сонечка выпала? А вот откуда…

Достаю третий «вещдок», затасканную, местами заклеенную скотчем книжку, напоминающую вернувшегося с поля боя солдата, забинтованного, пропахшего порохом и перепачканного грязью. На обложке портрет паренька, задумчивый такой красавчик, не скажешь, что кровавый лиходей.

– «Преступление и наказание» Федора нашего Михалыча. В библиотеке взял. Итак. Открываю. Листаю. Читаю: «Сонечка, Сонечка Мармеладова, вечная Сонечка, пока мир стоит!»

– И что из этого следует?

– Ответ подскажут милашки-цифирьки, которые после фразы о Сонечке стоят: 1983, 336 (32), 337 (17), 337 (11), 425 (13–14). Как вам такой рекбус-крокссворд?

– Мне лично он не по плечу. Но вы, судя по торжествующему тону, его разгадали.

– Поначалу, признаться, и меня эта цифирь поставила в тупик. А потом сообразил: раз она стоит сразу после слов о вечной Сонечке, значит, должна относиться к роману того же Федора Достоевского. Я позвонил соседке отца Марго: «Не было ли в его личной библиотеке «Преступления и наказания»?» – «Да, – отвечает, – в последние дни эта книжка лежала на его столе». – «А как, – интересуюсь, – она выглядела?» – «Обложка беленькая такая, а на ней что-то черное, уж и не припомню что». Я отправился в городскую библиотеку и взял вот эту самую книжицу. Напечатана она – взгляните: в 1983 году.

– Погодите, если 1983 означает год издания, значит, следующие числа – номера страниц?

– А те, что в скобках – строка от верха. Теперь глядим, что получается. Страница 336, строка 32-я. Говорит Сонечка: «Страдание принять и искупить себя им, вот что надо». Смотрим страницу 337, строчку 17-ю. А это уже наш убивец Раскольников: «Я еще с ними поборюсь, и ничего не сделают. Нет у них настоящих улик». Страница 337, строчка 11. Опять Сонечка: «Этакую-то муку нести! Да ведь целую жизнь, целую жизнь!..»

Надеюсь, вы уже поняли: Соня Мармеладова – больная совесть папаши Марго. Он страдает, борется с ней и преподносит нам шифрованный отчет об этой битве. Совесть уговаривает его сдаться, а он сопротивляется, не хочется ему в тюрягу. А вот и последние строчки – 13-я и 14-я, страница 425. Родион Раскольников сломлен и сознается в ментовке поручику Пороху: «Это я убил тогда старуху-чиновницу и сестру ее Лизавету топором, и ограбил». Финита ля комедия. Отец Марго кается в убийстве двух женщин: жены и дочери. Но – в отличие от Раскольникова – сдаваться ментам не идет, кончает с собой, а признание свое шифрует. Такая фантастическая стыдливость: самых близких людей не пожалел, а прямо сказать об этом не может. Кишка тонка. Так что его борьба с совестью не закончилась. Он только маленькую уступку сделал. Перед тем, как сунуть голову в петлю, намекнул о своем злодействе живым, чтобы хоть на чуток облегчить свою ношу…

Повисает пауза. После которой начинается как бы вторая серия нашего разговора.

– Признаю, ваши рассуждения эффектны, но, увы, малоубедительны, – говорит «заморша».

– Что ж, тогда зайдем с другой стороны.

Жил да был человек, некрасивый, но умный и талантливый. Звали его Валентин Семеныч. Женщин у него не было… или были, но особо нежных чувств не вызывали. И встретил он необыкновенно красивую фемину с ребенком. И втрескался так, что готов был на все, лишь бы стала его женой. Сделал предложение. К его изумлению, она согласилась, и с этого момента началось непрекращающееся счастье. Как сказали бы в средние века, он стал верным паладином двух дам: жены и дочки. Вкалывал. Выбился в директора. Мало того, стремясь устроить своим «девочкам» коммунизм при капитализме, потихоньку начал подворовывать. Каким-то макаром Царь узнал о его проделках и бедолагу из директоров выпер.

И все у человека пошло наперекосяк. Он еще силился держать понт, семья по-прежнему занимала пятикомнатную квартирку в элитном доме, но уже началось медленное, неотвратимое скольжение вниз. Года через полтора Марго забеременела от неизвестного проходимца. Это стало для Валентина Семеныча тяжким ударом: в дочке он души не чаял, хотя родной по крови не была.

А еще примерно через год он узнает, что жена изменяет ему, причем не традиционно, как принято, а с женщиной. И впадает в отчаяние и бешенство. Здесь не только ревность, но и желание оградить Марго от распутной матери. Возможно, у него тогда уже начала ехать крыша, и он возомнил себя Лотом, окруженным содомитами. Окажись в его распоряжении природные стихии, страшно представить, что бы он сотворил с нашим несчастным городишком. Но такой возможности у Валентина Семеныча не было, и он просто заказал собственную жену.

Вскоре после того, как его подругу жизни Беллу нашли бездыханной на окраинном пустыре, он продает квартиру и – с дочкой и внучкой – вселяется в куда более скромное жилье. И жизнь как будто опять налаживается. Марго выходит замуж за Принца, внучка отправляется учиться в далекую Англию, а Валентин Семеныч издали радуется их счастью – и вдруг узнает, что Марго пошла по стопам матери. И понимает, что построил замок на песке…

– За это не убивают, – резко возражает директорша.

– Согласен. К тому же, в отличие от Беллы, Марго ему не изменяла. Тем не менее, он посчитал своим святым долгом ее уничтожить, а затем покончил с собой. Значит, падчерица совершила нечто такое, что сильно усугубило ее прегрешения. Какое же злодейство на совести Марго?

Мой ответ: убийство. А конкретно – убийство Царя.

Разумеется, Царя, который вышиб из-под него директорское кресло, Валентин Семеныч, мягко говоря, любил не очень, но и простить дочурке душегубство никак не мог. Он чувствовал: зло, заложенное в Марго, вылезло наружу и приносит свои дьявольские плоды. И нужно, пока не поздно, дочку остановить. Причем, замышляя истребить Марго, накладывать на себя руки не собирался. Иначе не нанял бы киллера, сам порешил, и все дела. Это уже потом Сонечка-совесть, замучила.