Виктор Рябинин - Каждый умирает в своем отсеке Страница 25

Какая из перечисленных заслуг значилась на совести мэра, было трудно предположить. Наиболее подходило "взаимообогащение", но не культурное, а обычное, материальное. Вместе с тем ходили упорные слухи, что в ту пору в высоких коррумпированных кабинетах столичной власти можно было эдак тысяч за 60 — 120 баксов, выражаясь словами информированного источника, пожелавшего остаться неизвестным, "подобрать себе на всякий случай неплохой орденок".

В редакции, как и во всем Флотоморске, данная тема активно обсуждалась. Андрей в этих обмусоливаниях и пересудах старался не участвовать. Сразу портилось настроение, а на душе от подобных мыслей становилось противно и мерзко. Он и свой-то орден никогда не носил, потому как считал, что будет чувствовать себя при этом не в своей тарелке. Но аналогичной "скромностью" многие из окружавших его людей и не думали страдать.

Странное дело, чем больше времени отделяло страну от последних залпов Великой Отечественной войны — самой кровопролитной и жестокой бойни ХХ века, — тем больше на улицах городов появлялось пожилых людей с огромными орденскими колодками на груди. По логике, должно было быть наоборот! Та же статистика утверждает, что ежегодно в стране от старых ран и по причине возраста около 300 тысяч фронтовиков уходило в мир иной, а тем, кто еще бодро сражался с суровой действительностью, должно быть уже, как минимум, за восемьдесят... По этому поводу у Андрея все чаще появлялись в чем-то крамольные, но логичные мысли: разве может так быть? Ведь его дед и отец, отвоевавшие всю войну от звонка до звонка, и боевых наград имели поменьше, да и из жизни ушли уже давненько. Неужели существует категория людей, которая пытается присоседиться и к святой Победе?...

Ответ на свой вопрос Андрей нашел в том же Флотоморске, пообщавшись по случаю с председателем городского совета ветеранов Ильей Борисовичем Гутманом, также гордо носившем на пиджаке орденскую колодку, в которой наряду с юбилейными медалями красовались два ордена Отечественной войны. Необходимо признать: этот убеленный сединой человек умело руководил советом. Ежегодно ветеранам выдавались стандартные продовольственные пайки и разовая безвозмездная финансовая помощь. С учетом этого Андрей решил подготовить к очередному празднику Победы статью о нем. Председатель долго отказывался и с трудом согласился. Тем временем в областном военкомате Андрей пытался через знакомых навести справки об этом замечательном фронтовике. Каково же было удивление журналиста, когда он узнал, что в 45-м Гутману было неполных... четыре года.

— Ну, вы человек умный, поэтому понимаете, — принялся позже объяснять сей казус Илья Борисович. — Нашим уважаемым ветеранам главное — это забота. А кто ее проявляет, им, по большому счету, неважно. Им, смею вас уверить, наплевать, есть у председателя совета орденочки или нет. Да, я на фронт по возрасту не попал, но у меня имеется благодарственная грамота от Верховного главнокомандующего Иосифа Сталина. Хотите, покажу вам грамоту? По закону я считаюсь участником войны, имею льготы. Государство просто так льготы не дает, их заслужить надо. Кстати, вы первый у меня об этом спрашиваете. У других о моих наградах вопросов не возникало...

Андрей не стал уточнять происхождение орденской колодки на груди председателя совета ветеранов. Не хотелось ставить в неудобное положение ни себя, ни его. Все понятно и без объяснений.

Задуманный материал о председателе городского совета Андрей так и не написал, за что получил в редакции нагоняй. Зато он отыскал дядю Жору - старенького 82-летнего матроса-катерника, который хоть и успел повоевать всего немного, а затем после ранения и сильной контузии все время провалялся в госпиталях, но сумел честно заслужить две боевые медали "За отвагу" и "За оборону Советского Заполярья". 9 мая в праздничном номере газеты фотопортрет дяди Жоры хитро улыбался всему Кольскому полуострову.

Ни с кем своими сомнениями Андрей делиться не стал, но, глядя на иного ветерана, теперь уже автоматически присматривался к нему и мог сразу определить: воевал тот на фронте или нет. Что же касаемо орденов, то их под эгидой клуба фалеристов и любителей старины оптом и в розницу давно уже продавали в том же Флотоморске. Возмущенная общественность сперва пороптала для приличия, а затем постепенно свыклась. Новые времена несли с собой и новую мораль: все в этом мире продается и покупается... Даже боевые ордена.

Сразу после майских праздников к Андрею приехал Сан Саныч. Похудевший, с темными кругами под глазами, главный боцман выглядел уставшим и расстроенным.

— Все, Андрюха, хана нашей лодке. Из завода мы, наверное, уже никогда не выйдем. Механик ездил в техническое управление, а там сказали, что денег на ремонт не выделили. Был бы Батя при должности, он эти паршивые деньги из них вытряс бы. Как пить дать, вытряс бы!

Андрей знал, что вот уже полгода дивизией командовал новый человек. Прежнего комдива по извечной бюрократической традиции все же сделали "козлом отпущения" и вначале отстранили от должности, а затем и вовсе с нее сняли. Понимая, что Батя если и виноват, то не настолько, чтобы его отдавали на заклание, командующий флотом чувствовал и свою вину в этом деле. Тем более что после серии серьезных аварий и гибели "Камска" серьезно зашаталось и его служебное кресло. По этой причине одновременно с представлением на снятие с должности он отослал в Москву и представление к награждению Бати медалью "За заслуги перед Отечеством". Бюрократическая военная машина, как ни странно, все это проглотила, и на свет появился очередной казус: человека, снятого с должности, как считалось, за упущения и ошибки, благодарная Родина одновременно отмечает наградой. Чуть было не поднявшийся грандиозный шум и скандал потушил сам Батя, как всегда образно заявив, что от награды наотрез отказывается и настоятельно рекомендует "прицепить ее на задницу тому руководителю следственной бригады, которая по причинам аварии и действиям личного состава в экстремальной ситуации сделала такие некомпетентные выводы".

Странные дела нередко происходят в нашей жизни. Умный, опытный, порядочный и искренне преданный своему делу человек с коварной подачи некоторых ушлых военных чиновников в одночасье был зачислен в разряд не то преступников, не то диссидентов. Несуразные и необъяснимые на первый взгляд события, между тем, имеют свою многовековую историю и современную логику. Яркие и незаурядные офицеры, адмиралы и генералы зачастую попросту мешают серым посредственностям, планомерно и нахально ползущим вверх по крутой карьерной лестнице, достичь своей заветной цели. От тех же, кто искренне служит Родине, при первой возможности освобождаются, предают анафеме или пытаясь куда-нибудь "задвинуть".

Так было с легендарным маршалом Победы Георгием Жуковым, после войны преднамеренно отодвинутым с первых государственных ролей и поспешно назначенным командующим Одесским военным округом. Так было и с легендарным командиром подводной лодки "С-13" Александром Маринеско, в виртуозной атаке пустившим на дно плотно охраняемый фашистский лайнер "Вильгельм Густлов", на котором находилось около 40 подготовленных экипажей вражеских субмарин. Маринеско, которого за эту результативную атаку Гитлер назвал своим личным врагом, а в Германии по приказу фюрера объявили трехдневный траур, после войны не только долгое время находился в тени, но и вовсе за какие-то мелкие прегрешения оказался "на зоне" вместе с отъявленными зэками. Справедливость и признание заслуг этого легендарного командира пришла к Маринеско, как это нередко бывает, лишь после смерти. Звания Героя Советского Союза его удостоили через сорок пять лет после окончания войны.

Примерно то же самое произошло и с Батей. Тихо собрав небогатый семейный скарб, он, еще недавно во главе своей подводной дивизии наводивший панику на противолодочные корабли вероятного противника, стал не нужен и скромно отбыл к себе на Вологодчину.

По всему видно, нескоро Родина-мать научится отличать правду от лжи, истинные заслуги от пустопорожней показухи, а своих верных сынов — от льстивых интриганов...

Еще одна история с орденом врезался в память Андрею той весной. Орден посмертный, к которому был представлен его училищный друг Серый. О его гибели в Чечне Андрей узнал от Любаши. Позвонив в редакцию, она попросила его к телефону, а когда Андрей взял трубку, смогла лишь тихо произнести: "Андрюша... Нашего Сереженьки... больше нет..."

Хоронили Серого на городском кладбище во Флотоморске. Уже после гибели выяснилось, что у него из родных, кроме Любаши, никого не осталось. Отец, учитель физкультуры, ушел из жизни два года назад, а мать и того раньше. Поэтому со стороны погибшего на печальной церемонии присутствовали Любаша, Андрей, Леночка и Славка Николаев. Офицеры, сопровождавшие тело морпеховского капитана, рассказали Андрею, как погиб его друг.