Достояние нации (СИ) - "Ginger_Elle" Страница 25

Эйдан воткнул снаружи палочку и через каждые десять минут отмечал кончик тени. Они спустились в низину, и гору, на которую они ориентировались в первые часы, не было видно из-за гряды скал. Надо было искать другие ориентиры.

— Что ты делаешь? — спросил лежавший ничком Кендалл. — Высчитываешь, где юг? Там, где солнце будет в полдень.

— Не факт, что полдень по твоим часам — на самом деле полдень.

— Пффф… — только и сказал Кендалл.

— Если бы не я, ты бы уже сдох от жажды, — оскорбился Эйдан. — И шёл бы не в ту сторону.

— Я всё равно сдохну, — проговорил альфа.

Эйдан, поставив очередную отметку, нырнул обратно под навес.

— Вертолёт опять летает…

Вертолёты время от времени кружили над ними, но они так и не решались показаться и прятались. Эйдан подозревал, что уже завтра голод и жажда сведут их с ума — и они выбегут, махая руками… Если будут силы махать. На этот раз вертолёт летал особенно низко и совсем рядом.

— Они могут меня засечь?.. Из-за чипов, — спросил Эйдан.

— Нет. Чипы можно засечь в лучшем случае с трёх футов. Просто ищут.

Кендалл сел рядом, и Эйдан рассмотрел теперь его лицо — до этого оно было скрыто рубашкой. Переносица и те части щёк, что не были замотаны, покраснели, глаза были воспалёны, губы иссохли и потрескались. Волосы потемнели от пота и завились в короткие кольца.

Эйдану захотелось коснуться Кендалла, может быть, даже прижаться к нему. Он опустил глаза и сказал:

— Если мы не найдём воду к вечеру, то нам конец, — он не дождался ответных слов от Кендалла и спросил: — Как думаешь, сколько мы прошли?

— Миль пять, — пожал плечами Кендалл.

Эйдан прислушивался к ощущениям собственного тела, и они везде и во всём были ужасны. Жажда и голод, ноющие суставы, ссадины и ушибы на руках и ногах, резь в глазах… И это за полдня пути, пока они ещё не сильно голодны и утомлены. Всего пять миль. От чистых земель их отделяли тридцать, но это по прямой. Им же приходилось петлять по ущельям и ложбинам меж гравийных дюн, взбираться вверх и спускаться вниз по склонам. Они даже не были уверены, что держатся нужного направления.

Эйдан почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. Он не видел никакого спасения, никакого выхода, кроме как умереть от жажды в центре отравленной пустыни… Он не переставал надеяться, но понимал, что надеяться можно было лишь на чудо. Им оставалось только идти вперёд, до последнего цепляясь за жизнь. Больше ничего.

Он отвернулся, чтобы Кендалл не увидел его слёз. Он был не из тех жалких омег, что только и знают, что повиноваться да лить слёзы. Он почти ни в чём не уступал альфе, пока они шли по горам. И он не будет плакать теперь.

Словно издеваясь над этими мыслями, плечи непроизвольно дёрнулись. Кендалл повернул лицо Эйдана к себе.

— Ты теряешь воду, — сказал он, глядя ему в глаза. — И соль.

Эйдан кивнул, зная, что если сейчас раскроет рот, то заплачет уже по-настоящему.

Альфа провёл большим пальцем по его щеке, поймав слезинку. Вторую он поймал губами. Эйдан закрыл глаза, и из-под опущенных век скатились ещё капли.

— Больше не буду, — хриплым шёпотом сказал он.

Потрескавшиеся губы Кендалла коснулись его губ, чуть оцарапав. Эйдан сначала хотел отодвинуться в сторону, не понимая, как в такой ситуации альфе вообще могло прийти в голову целоваться, но уже через мгновение сам отвечал.

Жёстко, горько, больно. Всё равно что пытаться высосать влагу из высушенного плода, где остались только косточка и немного грубой волокнистой мякоти вокруг.

Язык, губы — всё было пересохшим, и поцелуй получился скорее болезненным, чем приятным… Но он на несколько мгновений заставил замолчать жажду и усталость, только в самом низу живота у ЭЙдана словно затягивался тугой, напряжённый узел. И это было не возбуждение, просто странное, до рези сильное натяжение.

Потом Кендалл прижал его к себе. Эйдан не сопротивлялся. Он хотел сейчас быть слабым, хотел, чтобы его спасли. Он вдыхал исходивший от Кендалла запах пота и пыли, и от тёплого, живого запаха и прикосновения сильных рук становилось спокойнее.

— Ты молодец, — тихо сказал Кендалл. — Любой другой на твоём месте…

Он не договорил, но всё было понятно: любой другой омега на его месте уже сдался бы, он просто не смог бы идти в одном темпе с альфой. Даже не так: любой другой омега уже сдался бы властям, чтобы его накормили, напоили и увезли в чистый и безопасный распределительный центр.

Ближе к вечеру, когда жара перестала быть настолько изнуряющей, они снова пошли. Через час перед ними появилась глубокая вытянутая котловина, скорее всего, когда-то долина реки. Внизу часть котловины покрывали кустарники, и довольно густо, значит, была вода. Другая часть была усыпана щебнем — на нём ничто не росло, никакая жизнь не могла за него зацепиться.

Спуска было два: один, прямо перед ними, шёл вниз по острым скальным ступеням, а второй, через полмили по кромке котловины, был отвалом щебня, достаточно пологим, чтобы по нему можно было спуститься. Они решили дойти до второго.

Перед самым сходом на одном из валунов Эйдан заметил глубокие царапины на камне: они в точности повторяли знак, что когда-то оставил ему бета перед его первым и последним выходом к клиенту в развлекательном центре. Опасность, совет воздержаться от действий, затаиться. На секунду стало не по себе, но Эйдан тут же отмахнулся от накатившего беспокойства. Откуда здесь взяться знаку омег? Здесь никто не жил. Может, чёрточки на камне расположились так случайным образом или же остались здесь со времён золотой лихорадки…

Они с Кендаллом начали спуск. Идти по щебню было тяжело, камни осыпались под ногами.

Эйдан обеспокоенно озирался по сторонам. Мысли об увиденном им знаке, словно зловредное насекомое, забравшееся под одежду, раздражали и щекотали.

— Давай вернёмся назад, — всё же сказал он через пару минут. — Пойдём через скалы.

Кендалл не сразу, но согласился, несмотря на то, что Эйдан не мог объяснить, чем ему не понравился этот путь.

Они вернулись назад и начали спускаться, переступая с камня на камень. Эйдан знал, что в горах спуск часто даётся тяжелее, чем подъём из-за сильной и нетипичной нагрузки на колени. К тому времени, как они дошли до котловины, ноги просто отнимались. Но ещё хуже боли в суставах была жажда, ужасная, непередаваемая по силе жажда…

Сквозь низкий кустарник они увидели близкий блеск воды и чуть не бегом кинулись туда… Они бежали бы, если бы были силы.

Эйдан застыл у кромки. Вода была почти непрозрачной, сине-зелёной с переливчатым золотистым оттенком.

— Пойдём отсюда, — дёрнул его за рукав Кендалл.

— Но тут же есть трава и кусты, значит… — дрожащим голосом начал Эйдан, понимая, что Кендалл прав, что это нельзя пить.

— Мы не трава.

Пока они брели вдоль берега, Эйдан заметил пару звериных троп. Вряд ли животные пили воду из озерца, и где-то должен был быть чистый источник, но в лабиринтах из травы, низких кустов и скал найти его не удавалось. Если ручей впадал в озеро под камнями, они могли пройти над ним и ничего не заметить.

Неожиданно взгляд Эйдана зацепился за тёмный, почти чёрный камень, на котором были выцарапаны две вертикальные линии, соединённые внизу третьей. Знаки «палочек» редко имели конкретное значение, обычно оно сильно зависело от ситуации. Если бы такой символ был нарисован на дверце шкафа, это подсказывало бы, что нужно открыть — внутри что-то важное. Если бы камень был небольшим, это значило бы, что его нужно приподнять, но валун был в половину человеческого роста.

Кто-то оставил здесь знаки, так похожие на «палочки» омег. Это мог быть кто угодно, например, золотодобытчики, но Эйдану хотелось верить, что чёрточки на камне говорили именно с ним…

— Что встал? — прохрипел Кендалл.

— Надо осмотреться.

Одно из ответвлений тропы уходило вверх по склону как раз возле камня со знаком.

— Попробуем пойти туда, — неуверенно сказал Эйдан.