Тайна старой графини - Наталья Николаевна Александрова Страница 25

Рассказывая ребенку вечернюю сказку, она сама не заметила, как приняла решение – нужно начистоту поговорить с мужем, посмотреть ему в глаза.

Катя устроилась на диване с книгой, краем уха прислушиваясь, не откроется ли входная дверь.

Время шло, но Петр все не возвращался.

А потом она не заметила, как заснула.

Проснулась она от ровного гудения пылесоса – Валентина убирала квартиру.

– Сколько времени? – спросила Катя, сонно потянувшись.

– Десятый час, – ответила Валентина, выключив пылесос. – Извините, что разбудила вас.

– А Петр Федорович?

– Петр Федорович позавтракал и ушел.

Катя расстроилась: трудный разговор с мужем, на который она решилась вчера, не состоялся. А сейчас она не была уверена, что это – лучший вариант.

Катя встала. После ночи, проведенной на неудобном диване, все тело затекло. Она сделала зарядку, приняла душ, позавтракала и решила поехать на канал: нужно было поговорить с Рокотовым, а может, и с мужем получится переговорить с глазу на глаз. Собрание вчера не состоялось и когда теперь состоится, неизвестно, к тому же со смертью второго крупного акционера расклад голосов значительно меняется.

Рокотов должен знать подробности. Он говорил, что в последнее время дела компании идут неблестяще. Елизавета все держала под контролем, сейчас же положение просто катастрофическое. В конце концов, она имеет право знать, как идут дела, дивиденды компании – это деньги ее и ее сына.

Охранник на входе посмотрел на нее как-то странно. Катя не обратила на него внимания, прошла по административному коридору. Перед дверью бухгалтерии болтали две молодые сотрудницы. При ее появлении замолкли, испуганно поздоровались, однако стоило ей пройти – застрекотали с удвоенной силой.

Неподалеку от бывшего кабинета Елизаветы Петровны нос к носу столкнулась с Аллой. Та остановилась как вкопанная, растерянно проговорила:

– Екатерина Алексеевна, вы…

– Да, я, – Катя не смогла сдержать раздражения. – А что – я очень изменилась? У меня накрашен один глаз или волосы зеленого цвета? На меня сегодня все смотрят как на зачумленную! И где Петр Федорович? Мне нужно с ним поговорить!

– Петр Федорович? – переспросила Алла, и в глазах у нее заплескалась настоящая паника.

– Да, Петр Федорович! – резко повторила Катя. – Я что – не только изменилась, но и говорить стала неразборчиво? Или вы стали плохо слышать? Могу повторить. Где мой муж?

– Он… он где-то тут… – залепетала Алла, но глаза ее предательски покосились на дверь кабинета.

– Где-то тут? – переспросила Катя. – А может быть, где-то здесь? – И она решительно повернула дверную ручку.

В кабинете было темновато, поэтому в первый момент Катя не поняла, что происходит.

Петр сидел за столом, лицо у него было запрокинуто, и на нем застыло какое-то не то растерянное, не то страдальческое выражение. Из-под стола доносилось глухое ворчание и постанывание, и на какую-то безумную долю секунды Катя подумала, что там, под столом, грызет кость собака.

Но потом она вспомнила, когда прежде видела у Петра такое же опустошенное, страдальческое выражение. Впрочем, это было давно.

До нее наконец дошло.

В это время Петр увидел ее, выражение у него на лице медленно менялось, как будто он одну за другой поменял маски – разочарование, гнев и раздражение.

– Ты что здесь делаешь? – закричал он резким, истеричным голосом. – Кто пустил? Всех уволю!

– И меня уволишь? – переспросила Катя язвительным тоном, за которым безуспешно постаралась скрыть унижение. – Это будет не так просто!

Скулеж под столом прекратился, оттуда донесся недовольный, приглушенный женский голос:

– Петушок, что происходит? Ты не можешь сосредоточиться… так ничего не выйдет…

– Сосредоточишься тут! – взвизгнул Петр.

Из-под стола выползла на четвереньках растрепанная девица в задранной до пояса юбке и расстегнутой кофточке, из которой вываливались большие молочно-белые груди. Не вставая с колен, она повернулась, увидела Катю и раздраженно проговорила:

– А это еще что за шлюха? Весь кайф сломала…

– Извини, дорогая, – протянула Катя, с брезгливым интересом разглядывая девицу, – о тебе я как-то не подумала!

Девица была совершенно никакая – вульгарная блондинка с пышным бюстом и длинными ногами. Таких сновало по коридорам телевизионного канала множество. Как ни была Катя ошарашена увиденным, все же поняла, что дело не в девице.

Ей хотелось закричать, разбить что-нибудь и убежать, убежать отсюда. Убежать из этого кабинета, убежать со студии, вернуться домой, забиться в какой-нибудь темный угол и зареветь.

Но другое, гораздо более сильное чувство пересилило желание сбежать. Это был гнев. Гнев и отвращение. Катя не двинулась с места, она холодно и брезгливо посмотрела на расхристанную девицу и отчеканила:

– Пошла вон!

До девицы, кажется, дошло. Она оправила юбку, кое-как застегнула кофточку и вылетела в коридор.

Петр проводил ее мрачным взглядом, посмотрел на Катю и проговорил тоном капризного ребенка:

– Кто дал тебе право здесь распоряжаться? Зачем вообще ты притащилась на канал? Тебе здесь нечего делать! Убирайся домой, там можешь командовать прислугой… пока!

– Вот даже как? – протянула Катя, внимательно оглядев мужа. – Сначала штаны застегни!

Он инстинктивно потянулся руками к ширинке, потом лицо его перекосилось от ярости:

– Да я тебя тоже на улицу выгоню! Без гроша в кармане! А если будешь упираться – отниму ребенка!

Вот это он зря сказал. Этого ему говорить не стоило. Эти необдуманные слова привели Катю в такую ярость, что она забыла о намерении держаться сдержанно и осторожно, раньше времени не раскрывать карты.

– Это еще неизвестно, кто кого выставит на улицу! – выкрикнула она. – Если хочешь знать, дорогой мой, это я могу отобрать у тебя по суду все твои проклятые акции и выгнать тебя с канала! И как ты думаешь, долго после этого будут вокруг тебя крутиться эти дешевые шлюхи? – Катя выразительно взглянула на дверь, за которой скрылась расхристанная девица.

– Что?! – вызверился на нее Петр. – Да что ты несешь? Какое отношение ты имеешь к акциям канала?

Несмотря на его наглый и самоуверенный тон, Катя почувствовала в голосе мужа плохо скрытый страх и нанесла ему следующий удар. Обманчиво мягким, мурлыкающим голосом готовой к прыжку пантеры она проговорила:

– Ты, наверное, забыл, мой дорогой, что заплатил за акции – и свои, и своей покойной маменьки – моими деньгами? Так вот, я тебе об этом напоминаю!

Произнеся эти слова, она о них сразу же пожалела: вряд ли стоило спешить с таким заявлением. С другой стороны, Петр не унаследовал у своей матери ее железного характера и бульдожьей хватки, так что Катя не боялась, что он использует в своих интересах ее несвоевременные слова.

– Что? – Петр смотрел на нее, широко открыв глаза и отвесив челюсть, видно было, что он совершенно не ожидал такого поворота. И вообще не