Анна Князева - Копье чужой судьбы Страница 26

– Собрался уйти. А тут вышел этот Пиньера.

– Подробно мне его опиши.

– В бордовом халате, в брюках, в туфлях с дырочками… Я же все подробно вам описал.

– Ты его сразу узнал?

– В каком смысле?

– Ты сразу узнал Пиньеру?

Олег Ягупов молча смотрел на следователя, будто не понимая, о чем идет речь.

– Я непонятно спросил? – Дуло начал сердиться.

– Как я мог узнать его, если до тех пор ни разу не видел?

Сергей непроизвольно дернул рукой, задел чашку и опрокинул ее. По скатерти расплылось коричневое пятно.

– То есть как?

На этот раз обозлился Ягупов.

– Я не видел его раньше. К нам не поступали заказы из триста пятого. Я не ходил туда! Как еще могу объяснить?

– Понял. – Сергей задумался. – Хорошо… Как выглядел Пиньера, когда вышел из номера?

– Худой старик, выше среднего. Словом, высокий.

– Высокий или выше среднего?

В глазах Ягупова появилось отчаяние.

– Я не знаю, как объяснить. Он был выше меня.

– Ясно. – Сергей достал из папки фото Пиньеры. – Это он?

Ягупов взял в руки снимок. Рассматривая, отдалил, потом приблизил, потом опять отдалил. После чего положил на стол.

– Нет.

– Что?

– Это не он.

Сергей резко откинулся. Ощутив спинку стула, снова подался вперед.

– Смотри внимательно.

– Я сказал, этот старик не Пиньера.

– Фото из его паспорта. Старший администратор подтвердил. Кстати, Мишель Пиньера был очень высокого роста. – Сделав акцент на слове «очень», Сергей продолжил: – Не заметить этого ты не мог.

Ягупов снова взял фотографию и вгляделся в лицо Пиньеры.

– Я не знаю этого человека. Дверь открыл не он. Тот был немного моложе, но тоже седой. И, конечно, не такой высокий, как вы говорите.

– Узнаешь его, если увидишь? – спросил Сергей.

Ягупов пожал плечами.

– Наверное…

Дуло забрал фотографию и засунул ее в свою папку.

– Здесь нужно убрать, – кивнул на скатерть и, выйдя из ресторана, отправился на ресепшен.

– Здравствуйте, Сергей Васильевич! Жду вас. – Кирбик склонился в любезном поклоне.

– Есть новости? – спросил у него Дуло.

– Новостей никаких, если я правильно вас понял и речь идет о том, что случилось в номере триста пять. Могу сообщить: из дневника перевел, сколько успел. Вот, – он протянул конверт.

– Спасибо, – сказал Дуло. – Вероятно, дальнейшие переводы излишни.

– Почему? – живо поинтересовался Кирбик.

– Думаю, к убийству Пиньеры это никак не относится.

– Позвольте с вами не согласиться, – решительно возразил портье.

Дуло удивленно поднял глаза.

– Вот как? С чего вы так решили?

– Интуиция… – сказал Эдуард Васильевич. – Я изучил людей. Работа, знаете ли, обязывает. Столько народу проходит через ресепшен, чего только не увидишь. Я хорошо знаю таких, как Пиньера… Если старик взял этот дневник с собой, значит, он напрямую связан с его поездкой. Пиньера – хорошо организованный человек, я бы сказал – педант.

– Именно так охарактеризовала его ваша горничная.

– Вот видите, – улыбнулся Кирбик. – Уверен, что нужно перевести все. Это может прояснить ситуацию.

– Как-то неудобно вас утруждать…

– Бросьте, Сергей Васильевич! Если честно, мне и самому интересно.

– Ну, если так… – отступился Сергей.

– Завтра или послезавтра заберете следующий перевод, – пообещал Эдуард Васильевич.

– Спасибо. – Дуло оглядел вестибюль, отыскивая свободное кресло. – Я где-нибудь здесь почитаю.

Заметив свободный диван, Сергей на ходу достал телефон.

– Как себя чувствуешь? – спросил, позвонив жене.

– Хорошо, – ответила Полина. – Очень хорошо, и рада, что сижу дома.

– Сообщила на работу?

– Да, сказала, что на больничном. По-моему, мне не поверили.

– Тебя это не должно волновать.

– Забрал перевод? – с нетерпением спросила Полина.

– Забрал. Сейчас буду читать.

– Скорей приезжай, я тоже хочу.

– В пару мест заскочу и приеду… – Сергей замолчал, прикидывая, удобно ли задать следующий вопрос.

– Насчет Кириченко… – Полина сама затронула эту тему. – Мы с ним встречаемся вечером в семь часов.

– Где? – Голос Сергея прозвучал напряженно.

– Сергея Макеева, два… – Она сделала паузу и со значением произнесла главное: – Квартира семьдесят пять.

– Так ведь это… – У него пересохло в горле. – В этой квартире живет… жил Гадкер.

Теперь замолчала Полина.

– Мне идти? – наконец спросила она.

– И не просто идти… – сказал Сергей и вдруг прокричал: – Бежать!

Глава 25

Берлинские подвалы

Воскресенье, 8 апреля 1945 года

Берлин

Трудно описать, да и не стоит описывать чувства, которые я испытал, встретив Анну в берлинском бомбоубежище. Живую, невредимую Анну Хиппиус.

Я прижал ее к груди так сильно, что она вскрикнула от испуга, не сразу сообразив, что я – это я. Шляпка с красной вуалью скатилась вниз по ступенькам и осталась лежать внизу. Мы про нее забыли.

Когда прозвучал отбой, все, кроме нас, покинули бомбоубежище. Мы сидели на лестнице, ощупывая и целуя друг друга, чтобы убедиться: мы оба живы. Миг нашей встречи настал, и мне больше нечего было желать.

Дежурный с извинениями попросил нас покинуть бомбоубежище и выключил свет, а мы все никак не могли оторваться друг от друга. Потолок, обработанный флюоресцентным покрытием, зарницей мерцал в темноте. Казалось, мы сидим не в душном подвале, еще недавно казавшемся адом, а в волшебной пещере.

Когда вышли на улицу, увидели, что мой автомобиль завалило обломками здания. Старик-парикмахер стоял посреди мостовой, забросанной щебнем и стеклами, нервно сцепив руки, то ли сожалея о разрушенной парикмахерской, то ли сочувствуя мне из-за утраты машины.

Ничуть не расстроившись, мы с Анной пошли пешком. Шли и говорили, говорили… Я рассказал, как оплакивал ее на развалинах дома, полагая, что она погибла во время ночной бомбежки. Она – про ту ночь, когда после концерта осталась ночевать в гримуборной, и это спасло ей жизнь. Деньги и одежда остались под руинами дома в Шпандау. Анну выручали сценические костюмы из костюмерной, где она теперь и жила. Зеленый капот и шляпка с красной вуалью получили свое логичное объяснение.

Мы утратили ощущение времени и, казалось, могли идти сколько угодно. Весна дарила нам иллюзию, будто впереди долгая жизнь. Во всяком случае мы с Анной в этом не сомневались, шагали по нагретому солнцем тротуару, и не было в мире людей счастливей, чем мы.

На главных улицах Берлина еще работали магазины, люди тратили деньги бездумно, скупая все, что было на полках. Каждый понимал – завтра деньги превратятся в бумажный сор. В витрине книжного магазина Анна увидела модный журнал, и мы зашли внутрь. Пока она листала его, я взял спецвыпуск издания СС «Счастливая молодежь». На титульном листе – портрет мальчишки из гитлерюгенда, вроде того, что встретился мне в парикмахерской. Предположив, что в следующем выпуске напечатают его имя в траурной рамке, я отбросил газету. Еще недавно я сам был частью этой счастливой молодежи…

Мы вышли к набережной, встали у парапета. Глядя на воду, увидели проплывающий труп. Волны крутили его, словно бревно.

До моего дома решили ехать трамваем. Нам с трудом удалось взобраться на заднюю площадку. Кондуктор дал звонок, и мы поехали в страшной давке. Люди переговаривались вполголоса, спрашивая друг у друга, сколько погибло народу в том или ином квартале. Похоже, все они перемещались по городу только для того, чтобы убедиться, живы ли их родственники. В глубине души мне было стыдно за наше эгоистичное счастье. Вновь обретя друг друга, мы с Анной не собирались кого-то искать или о чем-то печалиться.

Добравшись до дому, я преподнес Анне туфли, которые купил для нее в тот страшный день. Милая Анна была рада. Она оставалась женщиной, чье неизбывное желание нравиться и любить не могла уничтожить даже война.

Воскресенье, 15 апреля 1945 года

Берлин

Всю неделю я был абсолютно счастлив, потому что Анна жила со мной.

Кольцо вокруг Берлина сужалось, бои становились ожесточенней. Я каждую ночь ездил на аэродром. Несколько раз летал в Мюнхен, перевозя какие-то ящики и документы.

В конце недели меня вызвал полковник Элерс и сам отвез на бульвар Гогенцоллерндамм, где солдаты работали на расчистке и организации взлетно-посадочной полосы. Вдоль бульвара были расставлены красные сигнальные огни. Я обратил внимание Элерса, что не все воронки от снарядов заделаны. Он заверил, что все будет устроено наилучшим образом.

Между Бранденбургскими воротами и колонной Победы уже существовала взлетная полоса «ось восток-запад». Она использовалась для маленьких самолетов. Чтобы увеличить ее ширину, пришлось вырубить много деревьев.