Ольга Володарская - Призрак большого города Страница 26

Ее муж погиб в Первую мировую, но она его недолго оплакивала. Ее выдали за него, сурового тридцатилетнего вояку, в семнадцать, и она никогда его не любила. А вот к своей дочке Настеньке, которой было всего полтора годика, когда погиб ее брат, мать относилась прекрасно. Возможно, обожала не так сильно, как сына, но гораздо больше, чем свою третью дочь, Лену. Этот ребенок появился на свет только потому, что княгиня боялась за свое и Настино будущее. Было начало двадцатых годов, и на аристократов велись гонения. Княгиню могли отправить в Сибирь, а Анастасию – в приют. И тогда Морозова решила завести еще одного ребенка. Авось к беременной, а впоследствии к матери-одиночке с двумя чадами отнесутся по-человечески.

Забеременела княгиня от главного врача лепрозория, мужчины интеллигентного, умного и… женатого. Узнав, что дочь, рожденная Морозовой, от него, он стал помогать женщине, но его вскоре посадили за хищение государственной собственности (крали подчиненные, а он не углядел, вот и ответил за всех, в голодные годы с этим было строго). А княгиня ареста избежала. Однако жилось ей трудно. Одна, с двумя маленькими детками, она не всегда знала, что они будут есть завтра. Но не сдавалась. И не унижалась. Ни у кого ничего не просила и до черной работы не опускалась. Домик свой неказистый убирала, белье стирала, по воду ходила, но уборщицей в лепрозорий или посудомойкой (а больше никем не брали) идти не желала! Она княгиня, белая кость, и когда-нибудь все вернется к ней и ее дочерям: и дома, и земли. А титул перестанет звучать как ругательство!

Первое время она продавала то, что смогла уберечь. Но разбазарить все подчистую не могла. Что-то должно остаться ее девочкам. Пришлось думать, как заработать, не уронив достоинства. Решение нашлось неожиданно. В поселковой школе начали обучать иностранным языкам, но преподаватель серьезно заболел, а заменить его было некем. Директор обратился к Морозовой, она хорошо владела французским. Так княгиня стала учительницей.

Первое время она работала в школе, но потом стала заниматься с детьми дома. Как репетитор. На жизнь того малого, что ей платили, более-менее хватало. Но она все надеялась на чудо. И дочек своих убеждала в том, что их жизнь обязательно изменится к лучшему. Надо только потерпеть…

И девочки терпели. Пока не подросли и не поняли, как заблуждается их мать насчет их светлого будущего. Тогда обе они уехали в Ленинград. Двадцатилетняя Настя поступила в институт, а пятнадцатилетняя Лена устроилась работать санитаркой в больницу. Старшая училась, а младшая больше на свидания бегала и в семнадцать вышла замуж. С супругом своим прожила недолго, а рассталась, когда он отправил ее на подпольный аборт, после которого она стала бесплодной. Но без любви Лена жить не могла, поэтому быстро нашла себе нового кавалера в медицинском училище, куда поступила, и переехала жить к нему. А вот у Насти на личную жизнь времени не хватало. Она училась, работала, на выходные ездила к матери. Да и не нравился ей никто! Не то что Лене. Та была увлекающейся натурой и в скором времени бросила своего медика ради другого – молодого лейтенанта. С ним готовилась пойти под венец вторично, но тут началась война.

Лейтенанта забрали на фронт. И Лена отправилась за ним – их спешно доучили в меде, чтобы ребята смогли работать в военных госпиталях.

Анастасия осталась в блокадном Ленинграде.

Старая княгиня – на оккупированной территории.

Ленин жених погиб в первом же бою. А она прошла почти всю войну. И еще один раз влюбилась. В американского летчика. Когда молодые люди расставались, оба плакали. Билл обещал писать, а после войны, если Бог даст, на Лене жениться. Но ту сразу серьезно ранили, а потом, после госпиталя, комиссовали. Елена с Биллом потеряли друг друга на многие, многие годы…

Второй раз замуж младшая Морозова вышла спустя год после окончания войны. А вот Анастасия, чудом выжившая в блокаду, в «девках» просидела до тридцати двух лет. Пока мать не свела ее с сыном своей давней подруги (они переписывались долгие годы и письменно же сговорились детей познакомить). Отпрыски древних фамилий понравились друг другу и поженились. Но ребенка зачать у них долго не получалось. Сказывались приобретенные в блокаду гинекологические заболевания. Родила Настя дочь уже в солидном возрасте и не в лучший период своей жизни. Но это не мешало ей радоваться материнству. И так оно ее украсило, что Анастасия быстро нашла замену сбежавшему музыканту, и все у нее наладилось.

Глава 3

Старая княгиня держала данное дочери обещание не забивать внучке голову «глупостями», но забыть Александре о том, что она имеет благородное происхождение, не давала. Учила манерам и правильной речи. И по-прежнему рядила как куклу. И если Сашенька, гуляя, пачкала или рвала одежду, долго отчитывала ее за недостойное поведение. «Ты же не какая-нибудь крестьянка, чтобы лазить по деревьям и ковыряться в грязи, – выговаривала девочке старуха. – Ты должна держаться с достоинством, и я надеюсь, что хотя бы одежда тебя к этому обяжет!»

Но одежда не обязывала. Саша, лишенная общества своих сверстников, развлекала себя сама, и найти более подходящее занятие, чем лазанье по деревьям и постройка замков из песка, не могла. Не вечно же вышиванием и рисованием заниматься! Бабушка, конечно, именно этого хотела, но Александре было скучно сидеть дома или во дворе. Ей хотелось бегать, прыгать, носиться по лугам летом, кататься с горки зимой, весной ловить майских жуков, а осенью ходить по грибы. Но бабушка считала все это недостойными занятиями. А гулять разрешала только вокруг дома, и только одной. «Если увидишь, как к тебе кто-то приближается, не важно кто, мужчина, женщина, ребенок, беги в дом», – вдалбливала она девочке. Это было необходимой мерой предосторожности. В трех километрах от их домишки находился лепрозорий, и княгиня боялась, что Сашенька забредет туда и напугается больных. От детей же она велела ей сторониться, чтобы плохому не научили или не обидели. Знала она этих сельских пострелят. Шпана малолетняя!

А вот Сашенька очень хотела с кем-нибудь подружиться, поэтому ждала, когда ей исполнится семь, чтобы пойти в школу. Туда-то уж ее будут отпускать! Вернее, бабушка намеревалась ее провожать и встречать, но на уроках-то Саша одна будет присутствовать, правильно? А значит, сможет завести друзей. Воспоминания о том ужасном дне, когда дети прогнали ее и чуть не избили, не поблекли, но приобрели новые краски. Став взрослее, Сашенька поняла, как глупо вела себя тогда. Ну, зачем было болтать столько ерунды? Выставляться? Могла бы просто представиться и попросить принять ее в игру. Глядишь, сейчас бы у нее уже были приятели. И пусть бы бабушка не разрешила с ними видеться, Александра хотя бы знала, что когда пойдет в школу, там ей будет с кем общаться.

Когда до начала учебного года остался месяц, бабушка слегла. Она была очень старенькой, но бодрой, и ее дочери надеялись, что она проживет еще долго, однако та вдруг утром не встала. Просто взяла и не поднялась. А внучке сказала – нет сил и желания. Умирать пора. Сашенька, услышав это, заплакала, но бабка велела ей утереть слезы и пойти посмотреть, не идет ли со станции Анастасия (старуха дождалась выходного, чтобы ребенок не остался с ней, лежачей, один на один).

Сашенькина мама приехала совсем скоро. Но с ними не осталась. Она была беременной и ухаживать за матерью не могла. Пришлось вызвать Елену. Та в родном доме не появлялась несколько лет. А все из-за последней ссоры с матерью. Старой княгине категорически не нравилось поведение младшей дочери, а той было на это плевать. Она жила в свое удовольствие, а не в угоду родительскому мнению. Тем более безнадежно устаревшему!

– Ты как будто не нашей породы, – цедила старуха, видя, как Лена во время еды помогает себе руками, или слыша, как она матерится.

– Какой это «вашей»?

– Морозовской.

– Так, значит, я в отца-простолюдина пошла?

– Твой отец был из прекрасной, пусть и не аристократической, семьи. Ты же, не знаю, в кого такая…

– Да ни в кого. Я сама по себе!

– Не может быть человек сам по себе! Он должен нести в себе культуру и традиции своей семьи.

– Как же ты мне надоела своими нравоучениями! – вышла из себя Лена. – Да кому нужны сейчас твои культура и традиции?

– Не нужны! Поэтому вы жрете, как свиньи. Грызетесь, как шакалы. Спариваетесь, как кролики! И не то что иностранного, родного языка не знаете, разговариваете на каком-то птичьем…

– Хочешь сказать, что я тупая, злобная шлюха?

Старуха ничего не ответила, но губы поджала, и Лена взвилась:

– Да я на фронте четыре года… Я не только руками ела, я с земли подбирала упавшие куски! И да, спала со многими. Потому что завтра меня могло не стать. А злость наша – вас спасла!

– Я тоже войну пережила. И не одну. А еще революцию. Так что ты мне тут не рассказывай про ужасы, я сама все знаю. И сестра твоя, между прочим, в блокаду выживала. А посмотри на нее, осталась настоящей леди.