Наталья Андреева - Влюбленные безумны Страница 26

Александра поправила портрет на груди и взяла приготовленные Верой тончайшие перчатки, непременное дополнение к бальному наряду.

– Сегодня ты разобьешь не одно сердце, – без улыбки сказал граф, увидев ее в законченном бальном туалете.

Сам он надел парадный мундир тайного советника, на котором выделялись ленты двух орденов: Владимира второй и Георгия четвертой степеней. Последний, которым граф особенно дорожил, был получен им за храбрость, проявленную в войне двенадцатого года. Вскоре после этого Алексей Николаевич расстался с уланским мундиром, перейдя в гражданскую службу.

Вышла Элен, в вырезном бальном платье цвета пьяной вишни, который был ей к лицу. Но мачеха явно ее затмила, да и украшения графини Безобразовой были гораздо скромнее.

– Не слишком ли вызывающе? – сказала Элен, имея в виду туалет мачехи.

– Красоту не надо прятать, – улыбнулся граф, подавая жене сорти-де-баль, расшитую золотом накидку из шелкового бархата в тон платью.

– Но и не следует так откровенно выставлять свои прелести напоказ, – заметила Элен. – Такими сапфирами не могут похвастаться даже члены императорской фамилии. Вы не боитесь навлечь на себя гнев государя, papá?

Алексей Николаевич нахмурился.

– Это фамильные драгоценности. Моя жена заслуживает того, чтобы их носить, – сказал он.

– Но прежде их носила я! Хотите сказать, что я потеряла это право? Мне кажется, papá, что это несправедливо! – нежное лицо Элен пошло пятнами.

«Наконец-то она выдала себя! – обрадовалась Александра. – В ее голосе ясно слышалась зависть. Если он спросит, я скажу все. Она его дочь, но надо позаботиться и о еще не родившемся сыне». Александра почему-то была уверена, что у нее будет мальчик.

Первым подали ее экипаж, новенькое ландо с графским гербом на дверце. Элен кусала губы от досады, впрочем, не говоря ни слова. Она уже и так сказала достаточно.

– Опять вызывающе? – насмешливо посмотрел на нее отец.

– Я не понимаю, к чему такая роскошь?

– Со временем ты все узнаешь, Леночка.

Графиня Безобразова удивленно подняла брови. Александра слышала этот диалог, садясь в экипаж, и огорчилась. Зачем он это сказал? Впрочем, беременность скрывать все труднее.

– Пошел! – крикнул кучер, взмахнув кнутом, и элегантное ландо понеслось по улицам Петербурга, привлекая внимание прохожих.

Стояли светлые майские ночи и едва отличимые от них вечера. Деревья спешно готовили к лету новые платья, а пока стыдливо укрылись кисеей такого нежного, бледно-зеленого цвета, что сквозь нее было видно каждую веточку. А те, которые могли родить, шили свадебное, еще никуда не торопясь. Город, в котором прежде был главным унылый серый цвет, постепенно преображался и расцветал, хотя и не яркими, пока еще акварельными, но все равно приятными глазу новыми красками. Теперь Санкт-Петербург уже не казался таким сырым и мрачным, он словно посветлел, и даже свинцовые воды Финского залива выглядели вовсе не такими грозными.

На подъездах к Зимнему она увидела огромное количество жандармов, конных и пеших, а сам дворец сиял аж за три квартала. Все пространство вокруг него пестрело мундирами полицейских. Офицеры негромко, но четко отдавали команды, загоняя особо любопытствующих за оцепление. У дворца собралась огромная толпа. Больше всего народу стояло у салтыковского подъезда, куда подъезжали великие князья с женами, но и подъезд Их Императорских Величеств привлекал всеобщее внимание. Завидев какой-нибудь богатый экипаж, толпа начинала волноваться. «Кто это? Кто это?» – бежало по ней волной, пока кто-нибудь не узнавал важного гостя, называя вслух его титул.

– Гляньте-ка, принц! – то и дело доносилось из толпы.

– А это кто? Неужто великий князь?

– А вон и княгиня! Елена Павловна!

– Браво!

– Да здравствуют реформы!

На крик сразу же кинулись жандармы. Экипаж графини Ланиной остановился у подъезда Их Величеств, она услышала, как со стуком откинулась подножка. Торопливо перекрестившись, Александра подобрала подол длинного бального платья и стала выходить из экипажа.

– А это кто ж? – загудела толпа.

– Ах, какая красавица!

– Браво! – раздались хлопки.

– Браво государю Николаю Павловичу! – раздалось вдруг насмешливое.

На очереди уже была другая карета, и экипаж графини Ланиной спешно отъехал. Провожаемая любопытными взглядами толпы и не всегда лестными для нее комментариями, Александра, гордо подняв голову, прошла во дворец. Бесполезно объяснять всем этим людям, что она не любовница государя – город полон слухами. Из великосветских гостиных они ползут в комнаты для прислуги, а оттуда на улицы. И с этим ничего нельзя сделать. Она – вызывающая. Она – выскочка. За что еще ее могли приблизить ко двору, как не за монаршую благосклонность? А всем известно, какого она рода, эта благосклонность.

Охрана, едва завидев ее, отдала честь. Поднимаясь по лестнице, меж двумя рядами лейб-казаков в нарядных бешметах с иголочки, Александра то и дело ловила на себе их восхищенные взгляды. Наверху она скинула на руки придворному лакею свою бальную накидку вместе с прикрепленной к ней визиткой и рассеянно выслушала почтительно указанное ей место, где «ее сиятельство будут ожидать после бала, чтобы выкликнуть ее карету».

Теперь уже с голыми плечами и низко открытой грудью она, провожаемая все теми же восхищенными взглядами, вошла в первую залу. Та была полна, гости уже большей частью съехались, Александра тут же отметила, как ревниво и завистливо смотрят на нее в пух и прах разряженные придворные дамы. Туалет «этой выскочки» графини Ланиной был, без сомнения, самым роскошным. Впрочем, чего еще можно от нее ожидать? C’est un returier! Все, кого она здесь видела, теперь были ей хорошо знакомы, Александра не успевала раскланиваться и отвечать на приветствия. Это был момент ее торжества. Только теперь она поняла, что принята в круг избранных, все эти господа просто вынуждены быть с ней любезными.

Александра шла по залам, разыскивая мужа, они с Элен уже должны были прибыть в Зимний. И вдруг ее бесцеремонно схватили за руку.

– Графиня, как же я рада вас видеть! – вскричала женщина, в которой Александра сразу узнала Кэтти Соболинскую.

В открытом бальном платье ядовито-зеленого цвета та выглядела еще нелепее. Оказалось, что плечи и грудь Кэтти тоже обильно усыпаны веснушками, словно пирог маком, ключицы выпирают, а руки костлявые. На ее худой шее болталось шикарное бриллиантовое колье, а в ушах сверкали огромные серьги-каскады, которые ей совершенно не шли. Александра с жалостью посмотрела на длинный нос мадам Соболинской, красноту которого не мог скрыть даже толстый слой пудры, и постаралась быть с ней любезной:

– Я тоже рада видеть вас, Екатерина Григорьевна.

– Боже, я так взволнована! На балах я совершенно теряюсь!

«Неудивительно», – подумала Александра и несколько рассеянно, чтобы скрыть волнение, спросила:

– Ваш муж тоже здесь?

– Ах, разумеется! Да где же он? – завертела головой Екатерина Григорьевна, поправляя перчатки, которые, казалось, сейчас спадут с ее костлявых рук. И жалобно попросила: – Только не убегайте от меня, как все, графиня. Я и без того боюсь, а одна боюсь еще больше.

Заметив свою жену в компании великолепной графини Ланиной, Серж тотчас оставил даму, с которой оживленно беседовал, и направился к ним. Он был в бальном, щедро расшитом золотом камергерском мундире, с ключом на голубой андреевской ленте, но без всяких отличий, чин, который позволял ему присутствовать на придворных балах и которым он, видимо, был обязан огромному богатству своей жены. Хотя на месте Кэтти графиня Ланина не рвалась бы так в высшее общество. Не было зрелища нелепее, чем Екатерина Григорьевна, изображающая светскую даму. Видимо, Серж тоже это понимал. Сам он был необычайно хорош, как, впрочем, и всегда, в коротких панталонах и белых чулках, которые шли не многим, но зато Соболинский имел возможность показать свои стройные ноги. Порою этот сильный мужчина вел себя, как какая-нибудь кокетка, но уж очень он был хорош собой! Дамы смотрели на него и перешептывались.

– Не откажите мне в удовольствии пригласить вас на тур вальса, графиня, – сказал Серж, склоняясь над ее рукой.

Она смешалась. Искушение было слишком велико. Вновь оказаться в его объятьях, полететь вместе с ним по сверкающему паркету под восхищенными взглядами всех этих напыщенных дам и господ… Один разок, не больше. И она не смогла устоять.

– Раз вы первый, сударь, кто обратился ко мне с этой просьбой, я не могу вам отказать.

– Да разве можно ему в чем-то отказать? – наивно воскликнула Кэтти. – Да вы посмотрите на него! Посмотрите же, графиня! Правда, он лучше всех? Мой муж здесь самый красивый, – с гордостью сказала она.

– Я, к сожалению, еще не видела своего, – тут же воспользовалась моментом Александра. – Который, возможно, и не так хорош собой, как ваш, но мне, тем не менее, дорог, – она твердо посмотрела на Соболинского. – Поэтому позвольте вас оставить.