Анна Данилова - Подарок от злого сердца Страница 26

– Да и ты тоже недурно смотришься в своем новом положении.

– Мы с тобой – две беременные тетки, смешно, а? – расхохоталась Рита. – Арина недавно родила, знаешь?

– Да ты что?

Речь шла об Арине Затонской, их общей приятельнице, известной в городе журналистке. Ее муж сидел в тюрьме за убийство своих друзей и дочери – страшная история, тем более если учесть, что свою дочь он любил больше всех на свете и совершил преступление, желая спасти ее от общества негодяев. Арина, поняв и простив его, согласилась ждать его и даже рискнула оставить ребенка.

– Она родила сына и теперь счастлива, у нее началась совершенно новая жизнь. Ты бы видела ее раньше, какой она была до того, как встретилась с Леней Масленниковым. Подросток! Полное отсутствие женственности. А сейчас! Ты же помнишь ее, мы встречались, когда ездили к Гортензии.

– Помню, конечно. Но мне действительно трудно представить себе, что она, как ты о ней рассказывала, носила исключительно джинсы, майки и свитера. Она же такая хорошенькая.

– Это все любовь. Со мной любовь тоже, смотри, что сделала.

– А что? По-моему, ты замечательно выглядишь. – Мира вернулась к Рите, сидевшей в плетеном ракитовом кресле, и уселась рядом, налила себе лимонад. – Или я не права?

– Просто ты не видела меня до встречи с Марком. Я была свободная художница. Много ездила, принимала в своей квартире того, кого хотела, словом, позволяла себе то, о чем сейчас стыжусь даже вспоминать.

– Любовники?

– Это мужчины так думали, когда я приглашала их к себе. Но на самом деле я рисовала их портреты, кормила их, расплачиваясь таким образом за потерянное ими время и выставляла за дверь.

– Можно себе представить, что с ними потом было! Мужчины не терпят такого обращения.

– Некоторые потом пытались мстить, даже стекла били. Как правило, так вели себя молодые подвыпившие парни. И, конечно же, все они были на редкость красивые. У меня до сих пор хранится коллекция этих портретов. Это было время такое, мне хотелось покуражиться, поиграть, понимаешь? Я понимала, что совершаю безрассудные поступки, что так поступать нельзя, даже с мужчинами, но я втянулась в эту игру. Я соблазняла их открыто, считая, что останусь безнаказанной. Могла накрыть стол, зажечь свечи и ужинать в обществе такого молодого красавца в неглиже.

– Это были опасные игры.

– В них была своя прелесть.

– Неужели ты сама не хотела продолжения?

– Хотела. Иногда очень даже хотела, но понимала, что если позволю себе расслабиться, то потом буду сожалеть обо всем, и знаешь почему? Потому что, повторяю, моими натурщиками были настоящие красавцы. А такие мужчины, как правило, не могут принадлежать одной женщине, то есть мне. Вот если бы мужчину можно было приобрести в собственность, тогда другое дело. А так? Отдаться такому олененку, чтобы потом целыми днями и вечерами ждать его появления или звонка? Я же знала, чем все это может закончиться.

– Это самолюбие?

– Осторожность. Конечно, были влюбленности, и я обжигалась, я знала эту боль, когда тебя бросают, поэтому старалась не попадаться, понимаешь?

– Ой, Рита, Рита, скажи лучше, что ты просто мстила мужчинам за свои прошлые обиды, ведь так?

– И это тоже.

– Тебе доставляло удовольствие смотреть, как страдают мужчины.

– Ну и что? Мне придавало это творческие силы. Во всяком случае, то время, что они проводили в моей мастерской, они принадлежали только мне.

– Ты рисовала только портреты или…

– Было и такое, что они соглашались позировать мне в обнаженном виде. И тогда я понимала, что такое красивый мужчина да еще и уязвимый.

– В смысле?

– Я поняла, что мужчины – очень тонкие и ранимые существа и что не только мы, женщины, зависим от них, но и они от нас. Случалось, что наши сеансы затягивались на много часов, в это время какой-нибудь юноша рассказывал мне о своей неразделенной любви, о том, как с ним поступили.

– И ты после этих рассказов могла выставить такого, как ты говоришь, олененка за дверь? Не подарив ему немного любви?

– Ну почему же. Всякое бывало.

– А как же Марк? Он тоже был твоим натурщиком?

– Нет, он был моим соседом, который долгие месяцы наблюдал за тем, как ко мне валом валят мужчины. Конечно, его разбирало любопытство, с одной стороны, а с другой – я думаю, он презирал меня за столь свободный образ жизни.

– Ты хотя бы объяснила ему, что ты – художница и рисовала этих мужчин?

– Ну и что, что объясняла? Он только сделал вид, что поверил. И вообще, Мира, Марк – темная лошадка. И он до сих пор не верит мне. Боится за меня. Не хочет, чтобы я вообще выходила из дома. Говорит, что вокруг много убийц и насильников, но мне почему-то кажется, что он боится чего-то другого.

– Молодых и красивых натурщиков?

– Вот именно! Но мы с ним все равно каким-то образом договариваемся, находим компромиссы, потому что без этого просто невозможно. Как невозможно меня посадить на цепь.

– Что у него нового?

– Убийство. Вернее, два. Одно – прошлогоднее, другое – свежее. Убиты две официантки.

И Рита уже серьезно, с озабоченным видом, словно дело касалось и ее лично, рассказала Мире об убийстве Марины Русалкиной и Тамары Карибовой.

– Марк нервничает, переживает. И его можно понять: он не сумел найти убийцу Русалкиной, и вдруг словно продолжение – еще одно убийство. Да и официантки какие-то ненастоящие, словно ряженые! Причем обе – жены этого самого Русалкина. Его бы расспросить хорошенько о Тамаре, о Марине, а он умер. Сложная, запутанная история. Хочешь нормально поесть? А то мы только лимонад пьем.

– Ты же его сама делала. Лимон, сахар. Только у тебя я пью настоящий лимонад. А поесть… Смотря что.

– Холодный форшмак. Черный хлеб. Грибные холодные щи.

– Рита, я удивляюсь тебе! Как ты все успеваешь: и картины свои писать (кстати, я оценила твою мастерскую, в ней так много света, не жалей, что отдала под нее веранду), и так вкусно готовить?

– Меня мама научила. У меня сестра Натка знаешь, как пироги печет?!

– Рита, ты сказала, что пистолет, из которого была убита Карибова, обнаружили неподалеку от ресторана, в мусорном баке, так?

– Так.

– Вот я и думаю: зачем убийце понадобилось бросать оружие преступления в бак?

– Чтобы его поскорее нашли.

– Зачем? Если так, то он (или она) оставил бы его рядом с трупом. Вот вам оружие, исследуйте его! Чьи на нем отпечатки пальцев?

– Шаталова. Вадима Шаталова. Бездельник, в тюрьме не сидел, но образ жизни попахивает криминальным душком: нигде не работает, шикарная машина, хорошо одевается. Явно зарабатывает либо воровством, либо более грязной и опасной работой. Если предположить, что это он убил Карибову и выбросил пистолет в мусорный бак неподалеку от ресторана «Риголетто», то как мог он оставить на нем отпечатки своих пальцев? Марк говорит, что отпечатки не очень хорошего качества, словно он пытался их стереть, но не стер. Неужели он не понимал, что по этим отпечаткам его и вычислят?

– Подожди, Рита, ты сказала, что этот Шаталов раньше не привлекался. Я, конечно, не криминалист, не следователь, но все равно: если он не привлекался, то как узнали, что это именно его пальцы? В базе данных-то его нет!

– Он есть в другой базе. Дело в том, что убитая Тамара Карибова была влюблена в Шаталова. Об этом рассказала ее близкая подруга, Лариса Британ. И это подтверждается письмами, которые Тамара писала Вадиму, но так и не решилась их ему отправить.

– То есть ты хочешь сказать, что на Вадима вышли только благодаря его предполагаемой любовной связи и взяли отпечатки его пальцев как бы случайно? Не было бы свидетельских показаний Британ и писем Тамары, никто бы и не вычислил, кому принадлежат отпечатки пальцев на пистолете?

– Именно. В этом случае Марку просто повезло. К тому же, что касается самого пистолета, оказалось, что из него были убиты еще три человека: директор банка со своим телохранителем, который одновременно являлся его родным братом, и полковник милиции.

– Значит, Вадим Шаталов убил не только Карибову, но и этих троих? А что он сам говорит?

– Он все отрицает. Его, конечно, задержали, он сейчас содержится в камере предварительного заключения, но все улики, что называется, налицо.

– Как это – отрицает, если на пистолете отпечатки его пальцев?

– Он говорит, что в тот вечер, когда была убита Карибова, он находился дома и не мог выйти. У него было расстройство желудка. Вот такое идиотское объяснение. Еще он клянется, что не мог бы убить Тамару, потому что она была его одноклассницей и он был к ней привязан. Он не отрицает, что между ними не было серьезных отношений, кое-что было, но не настолько, чтобы жениться на ней, как она этого хотела.

– Он знал об этих письмах?

– Откуда?! Она же их ему так и не отправила. Но сказал, что письма – это было в ее духе, она была девушкой романтического склада, наверное, любила его и надеялась на что-то большее с его стороны. И, наконец, что ему не было никакого смысла убивать ее. Когда Марк спросил его на допросе, не было ли заказа на Тамару, он сделал вид, что очень удивлен – кому надо убивать простую официантку? Марк напомнил ему, что она вовсе и не официантка, а богатая наследница, вдова Русалкина. Шаталов пожал плечами и сказал, что вообще ничего не понимает. А потом, вдруг опомнившись, сказал – действительно, она же была женой Русалкина. Тогда зачем же она писала любовные письма Вадиму?