Инна Бачинская - Лучшие уходят первыми Страница 26

– Ну да! Фаленопсис!

– Какой же это фаленопсис, – брякнул вдруг Федор. – Это… Саида!

– Пр-р-ришел! – заверещал попугай ему вслед. Он умел выговаривать только это слово.

Было почти десять, когда капитан Алексеев вошел в вестибюль гостиницы. Саиды под пальмой не обнаружилось. Он подошел к стойке дежурной и спросил о ней. Та, окинув его коротким взглядом, ухмыльнулась и протянула плоский сверток, на котором аккуратным почерком школьницы-отличницы было выведено его имя.

– Она уехала, – женщина улыбалась во весь рот.

Федор почувствовал, что краснеет. Он откашлялся и спросил:

– Когда?

– Ночная дежурная вызывала такси на три пятнадцать утра. На вокзал.

– Это вам, – сказал капитан, протягивая ей цветок.

Ноги сами вынесли его на улицу. Такого поворота событий он не ожидал. Сбежала? Он развернул сверток. Там были книга и конверт.

«Уважаемый Федор Андреевич», – начиналось письмо. «Какие мы официальные», – обиженно подумал капитан.

«К сожалению, ночью позвонили из дома, и мне приходится уехать. Очень жаль, что наше сотрудничество так внезапно оборвалось. Возможно, Вы правы и моя анкета несвоевременна и никому не нужна. Пока не нужна. Мне жаль, что я не смогу присутствовать на встрече с Чумаровым. Дело об убийстве заинтересовало меня. Знаете, Федор, о чем я подумала?

Первое. А что, если жертва не Герасимова? Знаете, Федор, сильные часто попадают в ловушку своей собственной силы. Они идут напролом, они несгибаемы, бескомпромиссны и поэтому погибают. Парадокс силы в том, что сильный – не обязательно победитель. Бывает, что победу одерживает не сильный, а слабый. Правда, слабому труднее ее удержать.

Второе. Ваши люди прошлись по всем ресторанам поблизости с фотографией Герасимовой, и никто ее не опознал. Я уверена, что Герасимова соблюдает диету, и, возможно, это был не ресторан, а какое-нибудь вечернее кафе, прямо на улице или во дворе. В таких кафе подают соки, вино и кофе, но никакой еды. И работают там в основном студенты в наушниках, жующие резинку. В Нью-Йорке таких полно, особенно в Гринвич-Виллидж. Днем это просто лавочки, где можно купить кофе и сигареты, а вечером выносят пару столиков – и кафе готово. «Вечерние» молодые люди не помнят даже, как их зовут, так как живут в своем собственном «параллельном» мире. Им нужно не фотографию показывать, а спрашивать, не произошло ли там нечто из ряда вон – шум, скандал, возможно, кто-то опрокинул стакан с коктейлем. Я думаю, стоит попробовать.

Вы справитесь, Федор, я уверена. Это Ваш год – год Водолея.

Привет полковнику Бутузову. Надеюсь, мой отъезд его не очень огорчит.

С искренним уважением, Саида Абаева.

P.S. Книга – Вам. Взяла в дорогу. Новый роман Кэтлин О’Брайен о несравненном Майкле Винчестере. Буду рада, если вам понравится».

Федор прочитал письмо на улице, опираясь спиной о стенку дома. Книга была на английском и называлась «The Last Farewell» – «Последнее прости». «Очень кстати», – подумал капитан. У него было ощущение, будто его обокрали. Еще он чувствовал незаслуженную обиду и разочарование. «Как она догадалась, что я Водолей?» – подумал он, замедляя шаги. Остановился и задумался. Повернул обратно к гостинице. Снова остановился, сказав себе, что не имеет никакого права вторгаться в личную жизнь Саиды. И, кроме того, у нее, несомненно, есть сотовый телефон. Повторяя себе все это, Алексеев тем не менее вошел в вестибюль гостиницы. Дежурная улыбнулась ему как старому доброму знакомому. Экзотический фаленопсис, освобожденный от пелен, красовался на столе. Лиловые, похожие на бабочек цветы в желтых веснушках…

– Меня интересует, был ли звонок в номер, – сказал он официально.

Дежурная смотрела загадочно. Федор полез в карман за удостоверением.

– Не надо, – сказал дежурная. – Я знаю, вы из полиции. – Она достала из ящика стола толстую тетрадь в красной обложке, открыла последнюю страницу, поводила пальцем по строчкам и сказала:

– Был. Ночью, в два десять. Она сразу же позвонила сюда и заказала такси.

– Спасибо, – Федор сделал строгое лицо человека, исполняющего служебный долг. Он почувствовал, что ему стало немного легче. Не сбежала от него, Федора, а уехала домой. Ей действительно позвонили, и она уехала. Но настроение все равно было испорчено. Он собирался рассказать Саиде о встрече с адвокатом Вербицкого… Тут до него дошло, что он собирался обсуждать убийство с незнакомой женщиной… и он с удивлением понял, что не воспринимает Саиду как постороннюю, а наоборот, ему кажется, что они знакомы всю жизнь. И ночной звонок того, кто имеет право звонить ей ночью, вызвал у него ревность и досаду…

– Если жертва не Герасимова, – подумал он, бредя по улице, – то кто же тогда у нас жертва?

Глава 18

Чумаров

Предстоящий разговор с Чумаровым оптимизма не добавлял. Сначала бестолковая девица Окулова, которую он напрасно прождал двадцать минут, потом скользкий Пашка Рыдаев и разгильдяи актеры. А на закуску Чумаров. Федор представил себе жирный подбородок генерального директора, тугой накрахмаленный воротничок его дорогой рубашки, шикарный галстук, бесцветный лак на ногтях, массивный перстень на безымянном пальце правой руки, удушливый запах парфюма. Чумаров вызывал в нем чувство, близкое к гадливости. Ему было непонятно, как Людмила Герасимова могла спать с таким мужчиной. А Регина? О, женщины!

Он приостановился, раздумывая, не вызвать ли генерального директора повесткой, но потом решил, что лучше застать его врасплох и взять тепленьким.

Чумаров был у себя. Федор кивнул и миновал, не задерживаясь, молоденькую секретаршу. Вошел без стука в кабинет шефа и закрыл за собой дверь. Чумаров поднялся из-за стола да так и остался стоять, не сообразив, то ли выйти навстречу, то ли протянуть руку через стол. Капитан без приглашения уселся в кресло.

– Ничего, что я без предупреждения? – спросил он и мысленно поморщился – вопрос прозвучал издевательски. – Виктор Данилович, во время нашей первой беседы вы скрыли от меня ваши отношения с Герасимовой. Я хочу знать почему.

Чумаров плюхнулся назад в кресло и уставился на капитана. Вид у него был затравленный. Вдруг он закрыл лицо руками и зарыдал. Из глубин его вырвались отвратительные утробные звуки, он судорожно всхлипывал и тряс головой. Федор, не ожидавший ничего подобного, опешил и чертыхнулся. Только чумаровских истерик ему не хватало! Он взял бутылку минеральной воды, оглянулся в поисках инструмента. Не найдя, открыл бутылку о край журнального столика, стараясь действовать как можно аккуратнее.

– Виктор Данилович, перестаньте! – воззвал он. – Ведите себя как подобает мужчине. Ну же! Пейте воду!

От Чумарова несло перегаром и какой-то сладковатой дрянью. Он стал жадно пить из горлышка. Лицо его покраснело и намокло от слез, с усилием дергался жирный кадык. Утершись рукавом, Чумаров застыл, уставясь остекленевшим взглядом в угол комнаты. Федор, которому надоели спектакли, собирался призвать допрашиваемого к порядку, но тут он вдруг заговорил, и столько страсти было в его голосе, что Алексеев замер с открытым ртом.

– Я ее ненавижу! – выкрикнул Чумаров. – Ненавижу! Грубая, мерзкая баба!

– О ком вы, Виктор Данилович?

– О моей жене Регине! С тех пор как она узнала про Людмилу, она просто взбесилась. У меня и раньше были… так сказать… сами знаете, как это бывает. Но Герасимова… Она прекрасно понимала, что с Людмилой у меня все по-другому и она по сравнению с ней ничто! Неудачница! Неудавшаяся портниха! Если бы не этот негр, которого она эксплуатирует, никто бы и не знал, что такое Регина Чумарова…

– Почему же вы не развелись? – спросил Федор.

Вопрос был не профессиональным, а человеческим.

– Потому что не встретил своей женщины раньше. А сейчас встретил. У нас были такие планы! Я ведь здесь совсем отупел от коммерции, от Регины, от ее папаши. Я тонул, а Людмила… она меня вытащила. Вы себе не представляете, каким она была человеком! Мы собирались открыть собственную студию. Людмила даже спонсора нашла – Валерия Рунге, племянника нашего известного мецената. Они познакомились, когда она делала передачу о его дяде. Валерий – богатый человек, мы очень на него надеялись. Он живет в Швеции, бывает здесь наездами. Его мать вышла замуж за шведа, когда он был еще ребенком. Он очень хороший человек, глубоко порядочный, бессребреник – другой бы судиться стал за наследство, а он и не поморщился. Как вы знаете, старый Рунге оставил все историческому музею. Валера обещал дать денег. Мы были так рады… Вы себе не представляете, как мы радовались!

– Почему вы скрыли ваши отношения с Герасимовой?

– Не знаю… – промямлил Чумаров. – Это было таким ударом… я испугался! Знаете, мне всегда нужно подумать… Когда вы пришли, мы тут еще ничего не знали… То есть знали, но не думали, что это Людмила. Когда вы сказали… сообщили… я чуть… вы себе не представляете! – Чумаров смотрел на капитана затравленным взглядом, и Федор невольно начал испытывать к нему что-то вроде сочувствия.