Джон Карр - Ведьмино логово Страница 26

Наступило молчание; почему-то показалось, что в комнате стало холоднее. Адвокат, вытаращив глаза, резко обернулся в сторону доктора.

– Больше уже не несете, – повторил тот, повысив голос. – Мартин – последний представитель по прямой линии. Все кончено. Это дело, или проклятие, или как его еще можно называть, перестало существовать, кануло в вечность. И за это я благодарю Господа Бога... Во всяком случае, больше нет нужды окружать его тайной. Если вы сегодня утром там были, вы знаете, что из сейфа что-то украдено...

– Откуда вам это известно? – вопросил Пейн, вскидывая голову.

– Я не стремлюсь казаться особенно проницательным, – устало ответил доктор. – Да и вам не советую. Если уж вы хотите помочь правосудию, расскажите-ка нам лучше, в чем состоит обряд, все, что вам было доверено. Мы никогда не сможем понять, каким образом погиб Мартин, если этого не узнаем. Сэр Бенджамен, продолжайте вы, мне противно, что все время приходится вмешиваться.

– Дело обстоит именно так, – сказал главный констебль. – Вы не имеете права утаивать важные свидетельства, сэр. В противном случае вам придется фигурировать в качестве свидетеля на дознании.

Пейн с беспокойством поглядывал то на одного, то на другого. Было ясно видно, что если раньше он чувствовал себя уверенно, то теперь это было не так. До сего времени мало кто решался противоречить ему или критиковать его. Он пытался не уронить своего достоинства, подобно тому, как моряк пытается выровнять лодку в сильную бурю.

– Я сообщу вам ровно столько, сколько сочту нужным, – проговорил он с усилием, – и ни слова больше. Что вы хотите узнать?

– Благодарю вас, – сухо отозвался шеф полиции. – Прежде всего: у вас сохранились ключи от кабинета смотрителя, так это или не так?

– Так. Они хранились у меня.

– Сколько там было ключей?

– Четыре.

– Черт бы вас побрал, любезный, – разъярился сэр Бенджамен, – вы же не на суде! Неужели нельзя поподробнее?

– Ключ от входной двери в комнату. Ключ от железной двери, ведущей на балкон. Ключ от сейфа. И, поскольку вы уже заглядывали в сейф, – язвительно заметил он, – могу сообщить вам и последнее: маленький ключик от стальной шкатулки, которая находилась внутри сейфа.

– Шкатулка, – повторил сэр Бенджамен. Он посмотрел через плечо на доктора Фелла; в его глазах сверкнула многозначительная, несколько злорадная улыбка – ведь его предположение оказалось правильным. – Шкатулка, которая, как нам известно, исчезла... А что было внутри этой шкатулки?

Пейн прикидывал что-то в уме. Руки его по-прежнему были сложены на груди, он нервно похлопывал пальцами по локтю.

– В соответствии с возложенными на меня обязанностями, мне было известно только одно, – ответил он после непродолжительного молчания. – В шкатулке находилось несколько карточек, на каждой из них была подпись Энтони, того, кто жил в восемнадцатом веке. Наследнику предписывалось достать одну из карточек и представить ее душеприказчику на следующий день в качестве доказательства, что он действительно открывал шкатулку. Что касается других вещей, которые могли там находиться...

Пейн пожал плечами.

– Вы хотите сказать, что не знаете? – спросил главный констебль.

– Я хочу сказать, что предпочитаю не говорить.

– К этому мы еще вернемся, – медленно проговорил шеф полиции. – Четыре ключа. А что вы скажете по поводу слова, которое является ключом к шифру? Мы ведь тоже не слепые, мистер Пейн. Так как же с этим словом? Оно вам тоже доверено?

Минутное колебание.

– Да, в известной степени доверено, – ответил стряпчий, тщательно взвешивая слова. – Оно выгравировано на стержне того ключа, которым отпирается сейф. Таким образом, даже если бы грабитель изготовил дубликат ключа, без оригинала он все равно ничего не смог бы сделать.

– Вам известно это слово?

Колебание более длительное.

– Естественно, – ответил Пейн.

– А еще кому-нибудь оно известно?

– Этот вопрос я считаю неуместным и оскорбительным, – заявил адвокат.

Он словно ощерился, обнажив мелкие потемневшие зубы; лицо, обрамленное космами седых волос, собралось в сплошные морщины, от чего сделалось еще более отталкивающим. Он снова задумался, а потом добавил более миролюбивым тоном:

– Разве что покойный мистер Тимоти Старберт сообщил его из уст в уста своему сыну. Я бы не сказал, что он относился к семейному обряду с должной серьезностью.

Сэр Бенджамен прохаживался по коврику перед камином, заложив руки за спину и поигрывая пальцами. Потом он снова обратился к стряпчему:

– Когда вы вручили ключи молодому Старберту?

– У себя в конторе в Чаттерхэме, вчера днем.

– С ним был кто-нибудь?

– Его двоюродный брат Герберт.

– Насколько я понимаю, при самой встрече мистер Герберт не присутствовал?

– Естественно, нет... Я вручил ему ключи и передал ту единственную инструкцию, которую мне было поручено ему передать: открыть шкатулку, осмотреть, что находится внутри, и принести мне одну из карточек, на которой стоит подпись Энтони Старберта. Вот и все.

Рэмпол, сидевший в глубине комнаты, в тени, вспомнил эти две фигуры на белеющей дороге. Когда он их встретил, они шли из конторы адвоката, и Мартин произнес с какой-то даже насмешкой непонятные слова: «Ты же отлично знаешь, что это за слово. Это – виселица». И еще он подумал о бессмысленном стихотворении на листке бумаги, которое показывала ему Дороти; теперь было совершенно ясно, что именно находилось в шкатулке, несмотря на насмешки доктора Фелла по поводу «бумаги». Дороти Старберт сидела неподвижно, сложив на коленях руки. Однако ему показалось, что ее дыхание чуточку участилось... Почему?

– Вы отказываетесь сообщить нам, мистер Пейн, – продолжал шеф полиции, – что находилось в шкатулке, которая была в сейфе?

У Пейна дернулась рука, как бы для того, чтобы погладить подбородок. Рэмпол обратил внимание на этот характерный жест, свойственный Пейну, когда он нервничал.

– Это был документ, – ответил он наконец. – Ничего больше я не могу вам сказать, джентльмены, потому что я и сам не знаю.

Доктор Фелл тяжело встал на ноги – грузный морской лев, поднимающийся на поверхность из воды.

– А-а, – произнес он, со свистом вдыхая воздух и крепко стукнув палкой об пол. – Так я и думал. Именно это мне и хотелось узнать. Этот документ должен был постоянно находиться в железной шкатулке, его нельзя было вынимать из сейфа, правильно, Пейн?.. Хорошо. Очень хорошо. Теперь я могу продолжать.

– Мне казалось, вы не верите, что там был документ, – сказал шеф полиции, поворачиваясь к нему с еще более насмешливым видом.

– О, я никогда этого не говорил, – мягко запротестовал доктор. – Я только указывал на то, что ваши умозаключения о существовании шкатулки и документа ни на чем не основаны. Я никогда не говорил, что вы не правы. Напротив. Я сам пришел к тому же выводу, что и вы, однако у меня были для этого веские логические доказательства. В этом вся разница между вами и мною.

Он поднял голову и взглянул на Пейна.

– Я не буду беспокоить вас по поводу документа, который Энтони Старберт оставил своим потомкам в начале девятнадцатого века, – сказал он, не повышая голоса. – А вот что вы можете сказать относительно другого документа?

– Другого?

– Я имею в виду документ, который Тимоти Старберт, отец Мартина, оставил в железной шкатулке, в том самом сейфе, менее двух лет тому назад.

Пейн сделал легкое движение губами, словно медленно выдыхая дым от папиросы. Он переступил с ноги на ногу, так что громко скрипнули половицы, резко нарушив царившую в комнате тишину.

– Что такое? В чем дело? – испуганно бормотал сэр Бенджамен.

– Продолжайте, – тихим голосом проговорил Пейн.

– Я слышал эту историю много раз, – говорил доктор Фелл задумчиво и отрешенно, склонив набок голову. – О том, как Тимоти накануне своей смерти что-то писал. Он исписывал страницу за страницей, несмотря на то, что едва был в состоянии держать в руке перо, до такой степени было изломано все его тело. Ему подложили под спину подушки, на постель поставили пюпитр, и он писал и писал, хихикая и подвывая от радости, полный решимости закончить начатое...

– Ну и что? – спросил сэр Бенджамен.

– Что он писал? «Инструкции моему сыну», говорил он, но это неправда. Это только для того, чтобы сбить кое-кого с толку. Его сыну, в соответствии с так называемым обрядом, не нужны были никакие инструкции, единственное, что ему было нужно, это получить от Пейна ключи. И во всяком случае, не было никакой надобности исписывать страницу за страницей мелким почерком. Сказать, что он что-то переписывал, тоже нельзя, в этом не было нужды, поскольку «документ» Энтони, по словам Пейна, всегда оставался в сейфе. Так что же он писал?

Никто не говорил ни слова. Рэмпол поймал себя на том, что подался вперед, чтобы видеть выражение лица Дороти. Она сидела не шевелясь, неотрывно глядя в глаза доктора.