Александр Юдин - Золотой Лингам Страница 26

– Предок ваш? – догадался Костромиров, кивая на картину.

– Пра-пра-прадед, – подтвердил Шигин, оглядываясь через плечо. – Хотя в числе «пра» могу и обсчитаться. Купец первой гильдии, к слову сказать. В Бархатную книгу был записан.

– Сурьезный старик. Какое лицо – волевое, властное…

– Точно! Людишек своих вот так держал, – Председатель сжал поднятую руку в кулак. – Это у нас, Шигиных, в крови. Натурально.

Через минуту в кабинет вошла плечистая дама лет тридцати – тридцати пяти, в синем деловом костюме, но без кофе. Строгая униформа не могла скрыть пышных (на вкус Горислава, даже чрезмерно), кустодиевских форм; роскошные белокурые волосы были заплетены в толстую косу и убраны на манер кокошника.

За ее спиной возвышался один из камуфлированных охранников с подносом, на котором дымились две чашки.

– Познакомьтесь, – Иван Федорович указал на фигуристую женщину, – мой заместитель Копейко Ольга Ивановна. Она в курсе и будет присутствовать.

– Очень приятно, – Костромиров привстал и пожал даме руку. – Горислав Игоревич.

– Профессор, член-корреспондент РАН и кавалер ордена Почетного легиона, – добавил Шигин, беря на себя роль герольда.

– Взаимно, – отвечала Ольга Ивановна низким грудным голосом, задержав ладонь Костромирова в своей чуть дольше необходимого. – Знаете, мне до сих пор не случалось встречаться с обладателем стольких громких титулов… Если не секрет, за что вам присвоили звание кавалера?

– Не секрет. Только, вот, история довольно длинная. Если коротко – за вклад в развитие французской культуры.

– Ой! А вам говорили, что вы удивительно похожи на одного американского актера… как же его? Он еще в фильме «Касабланка» играл… А еще в другом – тот мне особенно нравится… Забыла название! Он там играл отставного военного, а действие происходит на острове… ну, буря, гангстеры…

– «Ки Ларго», – подсказал Костромиров, – по пьесе Андерсона.

– Ах, да-да, «Ки Ларго», верно! А актера как звали, не помните?

– Хамфри Богарт, – усмехнулся Горислав, мягко высвобождая руку, – но, поверьте, я – не он.

– Ольга Ивановна! – поднял брови Председатель. – Ты смотришь американские фильмы?

– Когда-то смотрела, – отчего-то смутилась женщина. – Это ведь старый фильм, пятидесятых, наверное, еще годов.

– Ну, ну, – покачал головой начальник с явным неодобрением.

Охранник все это время так и стоял с подносом в руках, словно не мог догадаться, что ему с ним делать. Это был подслеповатый, очкастый парень лет двадцати пяти, среднего роста и отнюдь не атлетического сложения; нездоровая бледность покрывала его безвольное лицо, под глазами залегли глубокие тени, на лбу выступили бисеринки пота. Казалось, он планирует в любую минуту брякнуться в обморок.

– Кхм… что ж, кофе разве выпить? – откашлявшись, произнес Костромиров.

– Кофе? Ах да, кофе! – вспомнил Председатель и обратил хмурый взор на охранника. – А чего ты стоишь, братец? Ставь поднос – вот сюда, на стол – и ступай себе.

Паренек, чуть шатнувшись, поставил поднос на середину столешницы.

– Э-ге, голубь, – протянул Иван Федорович, тоже заметив, наконец, болезненный вид бойца, – неможется? Ступай-ка ты сейчас домой, отлежись. – И, нажав кнопку селекторной связи, добавил: – Каплунов, ты? Проводи Сурина Андрея до дому. И, пожалуй, побудь с ним там некоторое время. Да, совсем нехорош… А если что – знаешь чего делать… Добро, добро.

– Все, голубь белый, свободен на сегодня, – распорядился он, снова обращаясь к охраннику и протягивая тому руку. – Благодарю за службу. И не беспокойся, скоро все образуется. Это я тебе самолично обещаю, по-отечески, так сказать. Ты у нас теперь, считай, герой. На белого коня сесть – это не фунт изюму съесть.

– Спасибо, Иван Федорович! – неожиданно звонким, почти детским голосом ответил парень и обеими руками ухватил ладонь начальника. При этом он снова пошатнулся, едва не ткнувшись лицом в начальственную длань.

– Ну, ну, – нахмурился Председатель, отнимая у того руку. – Ступай теперь.

Ободрительно похлопал охранника по плечу и одновременно подтолкнул к двери.

Прямо слуга царю, отец солдатам, подивился Горислав.

Заметив его взгляд, Шигин счел необходимым пояснить:

– Это у него после недавнего ранения. Слабость. Кстати, оно, ранение, имеет непосредственное, так сказать, касательство к предмету нашего разговора. Но об этом – в свое время.

– Понятно, – кивнул Горислав, отхлебывая горячий черный кофе. – Ну-с, я готов слушать. Так зачем все ж таки я вам потребовался?

– Да. Пожалуй, пора перейти к делу, – согласился Шигин. – Но… не сочтите за недоверие, Горислав Игоревич, однако как… должностное лицо и… ответственный человек полагаю не лишним, и… даже считаю своим долгом, еще раз напомнить о строгой конфиденциальности настоящей информации. Особо отмечу, что круг посвященных крайне узок и почти ограничивается здесь присутствующими. За небольшим исключением в лице… но это неважно. Расширение этого круга может повлечь неконтролируемую утечку, результатом каковой могут стать, гм… панические настроения в городе. Да, именно так.

Теперь перехожу к самой истории. Точнее, к той ее части, которая на текущий момент известна нам самим. И необходима для целей успешного разрешения… комплекса возникших проблем. Сразу скажу, что, во-первых, не полномочен раскрывать все источники, благодаря которым нам стало известно о подробностях происшедших событий, а во-вторых, сами эти события, особенно их предыстория, имеют довольно, гм… необычный, даже фантастический характер. Собственно говоря, именно поэтому мы к вам, Горислав Игоревич, и обратились.

Позвольте сначала изложить, так сказать, легендарную основу текущих событий… Вот тут у меня имеется аналитическая записка. Подготовленная на основе одной древней вьетнамской легенды и некоторых современных изысканий исторического, так сказать, характера. Но она – на бумажном носителе, поэтому я ее вам сейчас, с некоторыми сокращениями, озвучу. Так оно ловчее выйдет.

С этими словами Председатель вынул из ящика стола красную пластиковую папку, открыл и, водрузив на нос очки в тонкой золотой оправе, приступил к «озвучиванию бумажного носителя».

«Давным-давно, а точнее, около двух тысяч лет назад, на территории Индокитая, где-то между современными Камбоджой, Таиландом и Лаосом, существовало процветающее королевство Чен-Ланг, населенное многочисленным и воинственным народом еду. На много дней пешего пути, на сотни ли, простирались земли государства Чен-Ланг. Правили еду короли-девараджи, почитаемые подданными, как живые боги, вроде египетских фараонов.

Кроме своего короля, еду поклонялись целому сонмищу хтонических духов-хранителей, именуемых «неак та». Но сильнейшим и могущественнейшим среди неак та был Арак Кол, бог-демон жизни и смерти, единовременно олицетворявший мужскую созидательную мощь и женское плодородие. Храм сего дуалистического божества располагался в самом сердце страны еду, на главной столичной площади, под сенью священных баньянов и тхонгов.

Там, в этом капище, за сакральной бамбуковой завесой, таился золотой истукан Арак Кола. Помимо устрашающих клыков на кабаньей морде, кумир был оснащен пышными грудями и внушительных размеров мужским достоинством, в боевой, так сказать, готовности…

Итак, королевство Чен-Ланг процветало, урожаи риса и маниоки были обильны, а войны с соседними народами – монами, дао, черными и цветочными хмонгами – победоносны. Разумеется, жрецы Арак Кола ставили это себе в заслугу, дескать, именно заступничество их андрогинного зверобога гарантирует безбедную жизнь народу еду. Но, дабы благосклонность Арак Кола не иссякла, надо неустанно возносить ему молитвы и строго следить, чтобы жертвования оставались обильными и регулярными. Причем, кроме традиционных листьев зонга, клубней батата и сушеной рыбы тяй, которые, понятно, служили пропитанию самих жрецов, Арак Колу полагались и человеческие жертвоприношения.

Ежегодно в канун праздника Чнам Тмай – Нового года по лунному календарю, жрецы выбирали молодую непорочную девушку. В течение трех дней ее заставляли есть пищу без соли, купаться в проточной воде, а затем, раздев донага, отводили в святилище Арак Кола, привязывали к толстой каменной колонне и оставляли на ночь. Что с ней происходило потом, точно не известно. Но говорят, стоило взойти луне, как из храма раздавались стоны и крики, перемежающиеся со сладострастным хрюканьем, затем их сменяли вопли ужаса и крики боли, а через какое-то время все смолкало.

Утром, когда прихожане с робостью входили в храмовые ворота, капище неизменно оказывалось пустым. Считалось, что это сам Арак Кол удовлетворяет таким образом свою похоть, а удовлетворив, сжирает несчастную до крошки. Можно предположить, что роль насильника брали на себя жрецы свиноподобного демона…