Сергей Черняев - Брат Солнца Страница 26

 Костька лежал дома на кровати и думал, - записать то, что он узнал вчера от Васюгина или нет. Память-то не дырявая, - и две фамилии с названиями оружия он как-нибудь не забудет. Однако он помнил, как Бусыгин держал в руках его бумажку с планом Брезгуновского тира. Михалыч документ любит, это ясно. Да и в книжонке своей все время черкает. Нет, придется все-таки записать…

 Кашин встал, походил по комнате, потом зашел к матери, достал из комода тетрадку, куда она записывала всякие рецепты из телевизионных передач и свои долги в магазине. Там еще лежал листок, который остался, когда он в прошлый раз вырвал страничку для поездки к верхнему оврагу. Костька встал у комода, взял ручку, собрался с мыслями и записал на этом самом листке:

 «Бондарев, участковый – корабин «Сайга»

 Шальнов, трактарист – корабин «Вепрь».

 Он долго смотрел на эти строки, а потом скомкал бумажку:

  - Да ну его на фиг! Что, языка, что ли, нету? Михалыч и сам все запишет.

 Раздался тихий, но почему-то очень звонкий стук. Стучали в его комнате. Звон стоял по всему дому. Он вернулся к себе. В окне торчали дула двустволки и позвякивали по стеклу…

  - Едрена мать! – Костька подпрыгнул на месте и побежал на улицу.

 Под окном стоял Колька-«Индус», - еще одна из многочисленных местных достопримечательностей. Индуса он напоминал только чуть смугловатой кожей, но когда-то в детстве пацанам для прозвища хватило и этого.

  - Индус, ты чё, совсем охренел? В дверь постучать никак? – Налетел на него Костька.

  - Да ты чё, Костян, - нормально все! Я же знаю – ты в этом углу живешь. А разве я дотянусь?

  - Я те щас дотянусь! Ты мне, что ли, стекла вставлять будешь?

  - Ну чё ты, чё ты… Целое ведь все! Ты это, слышь… Купи ружье…

  - Да на хрена оно мне?

 На лице Индуса изобразилось крайнее недоумение:

  - А Васюгин говорил…

  - А… Ну да… - вдруг сообразил Костька, - точно. А чё у тебя?

  - Да вот, смотри, - двустволка, тулка нормальная… Пятнадцать лет уже. Работает как часы! Птица там… Утка, перепелка, тетерев, глухарь - без проблем!

  - Почем? – деловито спросил Кашин и взял оружие в руки.

 Индус замолчал и захлопал глазами.

  - Ну? Почем?

 У того задрожали руки и он промямлил:

  - Ну… Там… Тысяч… Сколько не жалко…

  - Понятно. Слышь, Индус, - а мне ведь двустволка-то не нужна. Мне бы нарезное. Я серьезно охотиться хочу, - на кабана там, лося…

 Колька замахал на него руками:

  - Да ну ты чё! Сразу – нарезное! Из него пуля знашь куда летит! А зверь знашь какой! Тут опыт нужен! На кабана, к примеру, один не пойдешь, – а один не пойдешь, – так на номера вставать надо, гнать, - наука целая! С зайцев надо начинать да с уток! Купи ружье-то!

 Кашин как будто засомневался:

  - Да… Крупняка хочется… Чтоб мяса поднять можно было нормально… А заяц – что! – Ел я зайца. Он сладкий – противно. Васюгин сказал – научит. На охоту с собой звал.

 Индус стоял весь разобиженный. Деньги были нужны позарез!

  - Я тебе говорю – нарезное – это не баловство!

  - Да уж понял! Не дурак…

  - Это каждый так думает! А на самом деле…Вот той весной случай был… В Трешкинских стреляли.

  - В Трешкинских? – насторожился Костька, - в кого? Я Трешкинских всех знаю! Не слыхал я такого!

  - Конечно! Это только охотники между собой говорят. А то – мало ли! Менты узнают, - может, проверять будут – кто стрелял, у кого билет есть, у кого ружье незарегистрированное… А так – между собой все – тишь – да гладь! Андрюха Бондарев тоже в курсах, но он – свой человек, понимающий… Ну если только бабе своей сболтнет кто… Тогда уж пойдет трезвон!

  - И как?

  - Что как?

  - Как стреляли, в кого?

  - Да эти… Глухов с Кукановым, да еще один, - электрик наш, Луговской, - Валерка. Сделали засидку на лужайке на глухаря, - на току, значит. Знаешь, где дорога лесная от нас на Юрму выходит – и старица  вот эдак к ней стоит?

  - Ну…

  - С вечера засели, баланду травят. Это у Юрмы-то… За старицей…

  - Да понял я!

  - Ну вот. Сидят, значит.

  - Ну!

  - И с берега того постреливать стали.

  -  Со старицы или с Юрмы?

  - С Юрмы. Там песок еще такой… Коса…

  - Ага. У Верхнего оврага по их стороне…

  - Точно.

  - Прям по ним стреляли?

  - Ты чё! Если б по ним – это уголовка чистая! Статья! Покушение и все такое… Как там у этих, у ментюков?...

  - Так я не понял, стреляли или нет?

  - Да я же говорю! Охота – дело опасное, тем более с нарезным! Спроста не постреляешь! Ты думал – купил ствол – и бабахай направо и налево?

  - Че ты гонишь, Индус? Никто бабахать не собирается! Ты толком можешь сказать? Кто стрелял, куда?

  - Да ёкарный бабай! Я и рассказываю! Я ж полчаса говорю: приехали на машине какие-то, - городские или со Старого Села, выехали на Юрму у Верхнего оврага. Развесили там банки из-под селедки – здоровые такие, - и пуляли по ним. Вода высоко стояла – дробь-то и летела наискосок – на тот берег – через кусты. А за кустами – Глухов сидит, да Куканов, да Валерка наш – электрик. Он говорит – не поняли даже сначала. Ну стреляют и стреляют. Только слышал – дробь сыпет. И все ближе и ближе. Уже по лодке резиновой стучит. Ну, Глухов вскочил, заорал, - мол, вы с ума сошли! Смотреть надо!

  - Погоди, я не понял… Ты меня все нарезным стращаешь, а сам про дробь рассказываешь… Разве это не разное оружие?

  - Ясно, разное. А ты прикинь – если бы нарезное было? Чиркнет пулька об ветку, свернет куда не надо – и поминай как звали!

  - Понятно. Так что эти-то?

  - Молчали. Тишина полная. Потом дверка хлопнула – и уехали.

  - А кто это был?

  - А кто ж знает? Это у нас обычное дело. Купили ружье, обмыли как полагается, - проверить надо! А если б нарезное проверяли? Точно уложили бы кого-нибудь! Последний раз говорю: купи ружье!

  - Не куплю.

 Индус от досады сплюнул и махнул рукой. Потом посмотрел на Кашина и в сердцах сказал:

  - Ты вот тут на своей шестерке ездишь, - калымишь все, а у самого дом не обшит! Дура Любка твоя, что к тебе ластится! Обшей дом! На вагонку-то уж заработал как-нибудь, наверное?

  - Колян, иди домой, а то как бы тебя еще куда подальше не послать!

 Индус махнул рукой, развернулся и ушел.

 Однако, он был прав. Дом неплохо бы обшить… Любка бы это оценила!

 Скоро будет уже две недели как он жил в деревне. Время то летело незаметно, то застывало и дни казались нескончаемыми. То его затягивали события, связанные с ночным выстрелом, то целыми днями ничего не происходило.

 Рыбалка, лес, тишина, свежий воздух… Все это хорошо. Это даже больше чем хорошо – это прекрасно! Но он был один! Он вдруг понял, что один, совсем один! Уезжая в деревню, он хотел одиночества, - и вдруг оно стало мучительным. Он дошел до какой-то необъяснимой, тяжкой тоски…

 Может быть, пора в город? Может быть… На душе было пусто, впереди – никаких просветов. Не хотелось ни новой работы, ни объяснений с родителями. Слава Богу, в телефонных разговорах они пока не касались ни разрыва с Алевтиной, ни увольнения. Но об этом рано…

 Надо было развеяться. И потому он стоял на автобусной остановке – с семи часов утра. Он съездит в город, посмотрит на людей, заявится к отцу на работу, поболтает с его редакторами… И, может быть, все станет на свои места… А там – посмотрим.

 В семь на остановку подтянулись таджики с лесопилки, которые жили на съемной квартире в Старом Селе и работали здесь вахтами. Не зная, как с ними разговаривать, Артем еле выдавил из себя «здравствуйте». Те ответили вразнобой, но на удивление бодро, а потом прошли мимо и встали кучкой за остановкой – будто загородившись ей от чужого для них мира.

 Потом пришла продавщица, - полная крашеная женщина с непонятным – не то добрым, не то – себе-на-уме – лицом. Она поздоровалась с Артемом и спросила:

  - Отпуск кончился?

  - Да нет… Я туда-сюда прокатиться.

  - Ну, Слава Богу! А то я думала – клиент сбегает! У нас ведь знаешь как? – На одних дачниках держимся!

 Раскрыв свою главную коммерческую тайну, она поставила сумку на скамейку, примостилась рядом и замолчала.

 Подошел какой-то незнакомый Артему парень в тренировочных штанах и дешевой поношенной майке, закурил и сел на корточки.

 Потом показалось целое семейство: дедушка в костюмчике и кепке, стоявший, помнится, рядом с бревнами, когда Артем ходил к депутатскому дому; внучок-дошкольник в футбольной форме, конечно же, с фамилией «Месси» на спине; и, судя, по их разговорам, дедушкина дочь, а, по совместительству, – еще и «тетя Аня». Они шли медленно, поминутно отгоняя увязавшегося за ними здорового местного пса – Буяна.

  - Чего вы! – крикнул им парень, едва вынимая сигарету изо рта. - Чего он вам! Пускай провожает! Чай, не уедет! – и засмеялся.

  - Буян, б’ять, пошел домой! – не слушая его, завопил перед самой остановкой дошкольник.