Девочка с куклами - Вадим Юрьевич Панов Страница 26

– Вчера у меня была встреча с… – Феликс на мгновение сбился, не желая называть Нарцисс ведьмой, но подумав, решил ничего от следователя не скрывать. – Встреча с дипломированным психиатром, выдающей себя за потомственную ведьму.

– Да ей, наверное, самой нужна помощь, – пробормотал Анзоров.

– Об этом не скажу – не специалист, – улыбнулся Вербин. – Но Нарцисс – это её фамилия – допускает, что Виктория так сильно страдала от видений, что у неё могли возникнуть мысли о самоубийстве.

– Так себе факт, – кислым тоном прокомментировал услышанное Анзоров.

Настолько кислым, что Феликс поспешил его приободрить:

– От ошибок никто не застрахован. К тому же Нарцисс выдаёт себя за ведьму, что можно использовать для дискредитации её показаний. А на сегодня у меня назначена встреча с психотерапевтом, которая выдаёт себя за психотерапевта. Послушаем, что скажет она.

– А если она скажет то же самое?

– Амир, давай не будем забегать вперёд? – предложил Вербин.

– Давай, – согласился следователь, но всё с той же кислой миной. – И теперь давай разгребать твою кучу косвенных. Что ты считаешь основным?

– Дневник, – твёрдо ответил Феликс. – Почему дневник, из которого мы узнали о психических проблемах Виктории, лежал на видном месте, с закладкой на нужной странице?

– Может, Рыкова его заполняла?

– Последняя запись сделана за день до смерти. Авторучки рядом не было.

– Рыкова могла перечитывать дневник.

– Вместо написания прощального письма? Представь картину: девочка перечитывает дневник, сентиментально вспоминает детали своей жизни, утирает платочком слёзы и убивает себя.

Анзоров пожал плечами:

– Я воссоздаю вопросы, которые нам обязательно зададут.

– Я понимаю, – кивнул Феликс. – И вижу только одну причину, по которой дневник оказался на видном месте: убийца хотел направить нас по ложному следу и решил, что, прочитав дневник, мы узнаем о психических проблемах Виктории и придём к выводу, что она покончила с собой.

– А вышло наоборот – вы ему не поверили?

– Ребята с «земли» наживку проглотили. А Крылов не поверил, что человек захочет убить себя точно так, как ему постоянно снилось в кошмарах, решил, что Виктория должна была от этих образов бежать подальше, а не воспроизводить их. И я с Ваней согласен. К тому же мне не понравилось, что дневник лежал на видном месте. Если бы мы нашли его при обыске, в тумбочке стола, под подушкой, в шкафу, я бы, возможно, стал склоняться к версии самоубийства: дверь заперта, следов борьбы нет, душевное расстройство есть – суицид. Но убийца испугался, что мы не найдём дневник, а если найдём – не станем читать, и выложил его, как товар на витрину, сформировав избыточное доказательство.

– Перестарался.

– Именно. Следующий факт: за несколько часов до якобы суицида у Виктории был секс. Трудно поверить, что после этого девушка решилась убить себя.

– Смотря каким был секс, – не удержался Анзоров.

Вербин замолчал, после чего спросил:

– Тут я должен засмеяться?

– Нет, – смутился следователь. – Тут ты должен продолжать.

– Спасибо. – Феликс выдержал ещё одну паузу, после чего продолжил: – В личной жизни Виктории есть подозрение на любовный треугольник: некоторое время назад девушка рассталась со своим молодым человеком, причём разрыв был болезненным, затем у неё завязались отношения с другим мужчиной, но прежний ухажёр недавно вновь появился на горизонте.

– Просто появился?

– Перед смертью Виктория была именно с ним.

– Это очень интересно, – прищурился Анзоров. – Это уже мотив.

– И этот молодой человек, его зовут Наиль Зарипов, отказывается от встречи, мотивируя отказ тем, что обо всём рассказал Крылову.

– Он что, тебя знает? – пошутил следователь. На этот раз – удачно пошутил.

– Возможно, – хмыкнул в ответ Феликс.

– Подозрительное поведение.

– Трудно не согласиться. – Вербин помолчал. – Если Наиль действительно имеет какое-то отношение к смерти Виктории, то его нынешнее поведение может свидетельствовать о панике, возникшей из-за того, что мы отказались от версии самоубийства.

– Или он идиот, решивший, что мы узнали о любовном треугольнике и захотели повесить преступление на него.

– Но для этого Зарипов должен знать о существовании треугольника. – Феликс допил кофе. – Например, из дневника.

– Ага… – Следователь понял, куда клонит Вербин, и одобрительно кивнул: – Ловко ты его обкладываешь.

– Работа такая.

– То есть с главным подозреваемым определились?

– То есть дело открываем?

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, после чего следователь кивнул:

– Думаю, имеет смысл.

– Хорошо.

Анзоров счёл встречу оконченной и, даже не глядя на часы, чуть откинулся назад, явно намереваясь встать из-за стола, но Феликс остановил его движение негромким вопросом:

– Амир, зачем тебе это нужно?

– Что значит «зачем»? – нахмурился следователь.

– Почему ты заинтересовался этим делом? – объяснил Вербин.

– Мы с тобой иногда встречаемся в здании, на котором висит табличка: «Следственный комитет»? – язвительно произнёс Анзоров. – Я там работаю. И я обязан интересоваться теми случаями, в которых есть подозрение на совершение преступления.

Вербин ответил долгим взглядом, после чего повторил:

– Зачем тебе это?

Анзоров понял, что «соскочить» с вопроса не получится, и прищурился:

– Почему спрашиваешь?

– Потому что поговорил с Крыловым.

– Я мог бы догадаться, что ты выудишь из него всё, что связано с делом, – усмехнулся следователь.

– Крылов подтвердил мои подозрения, – пожал плечами Вербин. – Ну, естественно, сам того не желая.

– Сомневаюсь, что он вообще понял, что ты его допрашиваешь.

Эту реплику Феликс комментировать не стал.

– Ты мог сам открыть дело, косвенных вполне достаточно, чтобы поковыряться, но ты обратился к нам. Почему обратился – понятно, не люблю хвастаться, но мы хороши, мы умеем распутывать головоломки, и ты обратился к нам. Почему?

– Уверен, что тебе нужна правда?

Ещё один долгий взгляд.

– Иначе ты скажешь Шиповнику, что дела там нет? – догадался следователь.

– Дело там есть, но я скажу, что лучше не связываться.

– Не скажешь, – буркнул Анзоров. – Раз там есть дело, ты уже в нём. И теперь не отступишь.

– Но тебе с нами ещё работать, – обронил Феликс, намекая, что доверие, возникшее между следователем и командой Шиповника за последние месяцы, может быть безнадёжно утрачено. И вряд ли когда-нибудь восстановится.

– Я не собирался тебя подставлять, – проворчал Анзоров.

Вербин вновь промолчал.

– Ладно, ладно… – Следователь погонял по столу пустую кружку и посмотрел Феликсу в глаза. – У меня с самого начала было ощущение, что с делом Рыковой – с возможным делом Рыковой – что-то не так, а потом мне намекнули… только намекнули, не более, очень вскользь что всем будет хорошо, если смерть Рыковой окажется самоубийством. И сразу говорю: никаких предложений сделано не было. Прозвучал намёк – и только.

– А ты?

– А я… – Кружка сделала ещё несколько коротких заездов между рук Анзорова. –