Виктория Платова - 8–9–8 Страница 27

— …Что вы имеете в виду? «Грозовой перевал»? «Поющие в терновнике»? «Гордость и предубеждение»?

— Вот-вот, их и имею. Сплошное заламывание рук, сокращение вагины и жевание соплей.

«Сокращение вагины» особенно впечатлило Габриеля. Если эта девчонка говорит о подобном с незнакомым человеком, то какие тексты уготованы близким людям?

Страшно представить.

— Вы не совсем правы, но я не буду вступать с вами в дискуссию. — В нем снова проснулся миротворец. — А что касается Фурье, Фейербаха и… Герберта Маркузе… Я могу заказать их специально для вас. Дней через пять, в худшем случае — через неделю, вы их получите.

— Фью! — выгнув губу, присвистнула девушка. — Через неделю меня здесь не будет. Даже через три дня.

— Уезжаете домой?

Вот он и спросил про дом: ясно ведь, что его ранняя гостья — не местная. Говорит на английском (замечательно, что Габриель — с благословения Фэл — выучил-таки вездесущий Ingles[17]) и является обладательницей медных волос, веснушек и такой белой кожи, что ни один загар не пристанет. А если пристанет, то моментально вызовет солнечный ожог. Бедная воздыхательница Маркузе!.. Габриель тотчас же представил, как солнце впивается в беззащитную кожу девушки, жалит ее скорпионьими лучами и никто не в состоянии ее защитить: фантомы Троцкого и Фурье с Фейербахом чересчур увлечены своими теориями, а карманный цитатник Мао слишком мал по размеру.

— …Уезжаю в Нидерланды, в Эйндховен. На семинар по теории и практике «Великого Отказа». Слыхал про такой?

— Нет.

— Кто бы сомневался! Обуржуазившийся тип, который сбагривает тупорылым обывателям всякий хлам, никогда не будет участвовать в «Великом Отказе»!

— Если бы вы объяснили…

— Тебе?

Голос пламенной обличительницы буржуазии тут же наполнился высокомерным презрением, но Габриель замечает только его тембр: он чем-то похож на тембр звонка в магазинчике — такой же чистый и ясный. И если снять с девчонки ее дурацкую бандану, ее дурацкую красную футболку, ее дурацкие штаны и самый дурацкий во всей вселенной пацифистский медальон PEACE; уложить ее медные волосы и обрядить в кринолины и платья из атласа — что получится тогда?

Героиня Джейн Остин. Героиня Эмилии Бронте. Героиня Маргарет Митчелл.

Исполненная романтики, величия духа, благородства, стоицизма и тоски по несбывшемуся.

— Эй! Ты чего это на меня уставился?

— Ничего. Просто так, — смутился Габриель.

— Так я и думала. Ты сексист. Смотришь на женщину как на вещь. В контексте удовлетворения своих низменных страстишек.

— Вы ошибаетесь…

Универсальное баррикадное «ты» сбивает Габриеля с толку, оно предполагает известную степень знакомства и даже близости или, по крайней мере, совместную борьбу с десантом контрреволюционеров на Плайя-Хирон. У девушки, которая ни с того ни с сего стала говорить ему «ты», красивые глаза и совсем не революционные пухлые губки. Габриель чувствует головокружение и перебои в работе сердца. Нечто похожее он испытывал, когда читал знаменитое описание могилы великих любовников Тристана и Изольды: когда из земли пробиваются розовый куст и виноградная лоза, чтобы, обвив друг друга, цвести вечно.

— …Ошибаюсь? Я никогда не ошибаюсь.

— А на этот раз ошиблись. Вам понравился наш город?

— Честно? Я его толком не видела. Была слишком занята. Семинар по леворадикальным движениям, транснациональным корпорациям и антиглобализму. И практические занятия по противодействию полицейским подразделениям во время демонстраций и уличных шествий.

— Потрясающе.

Габриель действительно потрясен. Одна лишь мысль о том, что столь хрупкое существо участвует в столкновениях с полицией или собирается осуществить это в ближайшем будущем, снова заставляет его сердце работать с перебоями.

— Потрясающе, но и опасно… Как мне кажется, — добавляет он.

— Хорошего мало, особенно когда эти суки применяют водометы. Или резиновые пули. Но кому-то все равно надо сражаться. А если будешь отсиживаться в своей норе — мир точно долго не протянет. И несправедливость, жестокость и циничная эксплуатация человека человеком воцарятся навсегда.

— Я понял, понял… А хотите, я покажу вам город? Он прекрасен…

— Опять ты за свое!

— Нет, правда. Здесь такое количество удивительных мест! Чудных уголков, до которых не добираются туристы…

— Туристы, ага! Та падаль, что шляется по миру и тратит бешеные бабки на свои прихоти, совершенно не задумываясь о том, что их можно направить на другие, гораздо более благородные и человечные цели.

— На закупку оружия, например. Или на взрывчатку. Или на бомбу с часовым механизмом для закладки в головном офисе какой-нибудь транснациональной корпорации. Чтобы она рванула во время заседания совета упырей-директоров.

Он совсем не хотел, чтобы его слова прозвучали иронично или — того хуже — едко. И хоть чем-то задели или обидели забавную веснушчатую мордашку. Вдруг она обидится, развернется на крепких, утопленных в разбитые кроссовки, пятках — и уйдет?

Он не хотел, но слова уже сказаны.

— Неплохая идея. — Вместо того чтобы обидеться, гостья широко улыбнулась. — Многие наши таких крайних методов ведения борьбы не поддерживают, предпочитают блеять у посольств и представительств с плакатами в копытах. А я считаю — такое ведение дел многих бы отрезвило.

— А жертвы? — Вот Габриель и не заметил, как втянулся в дискуссию.

— Сейчас в жертву приносятся целые народы. В Африке, в Азии, в Латинской Америке — куда ни плюнь. Так что если мы уничтожим сотню-другую упырей — воздух станет намного чище. Не говоря уже о том, что оставшиеся упыри слегка подожмут хвост. А ты интересный чувак.

Переход от упырей к его скромной персоне так неожидан, что Габриель замолкает на минуту, прежде чем сказать:

— Вы находите?

— Ага. И язык у тебя подвешен. Политикой не интересуешься?

— Стараюсь держаться от нее подальше. Ничего хорошего в ней нет.

— Типично обывательская точка зрения. Только ты должен знать: если ты не интересуешься политикой, то она сама рано или поздно заинтересуется тобой.

— И что произойдет тогда?

— Увидишь, — туманно намекает девушка. — Вот ты сидишь здесь, ковыряешься в заднице и понятия не имеешь, что уже давно стал соучастником самых неправедных дел.

— С какой это стати?

— А с такой. Отсутствие у тебя четкой позиции и молчаливое соглашательство со всеми ужасами, которые происходят в мире, и есть соучастие в преступлении.

На секунду в голову Габриеля закрадывается безумная мысль: что, если показательные выступления рыжей анархистки — часть сюрреалистического семинара, который она посещает? Теория уже зачтена, осталось лишь поставить птичку в графе «практика». Но для этого ей нужно обработать первого попавшегося ротозея-аборигена, да так, чтобы он, проникшись… как же это называется? ах, да, — левацкие идеи. Чтобы он, проникшись левацкими идеями, тотчас же потребовал вести его на баррикады. Потребовал использовать его в качестве живого щита в бесконечно-локальных сражениях партизан из сельвы и правительственных войск. В крайнем случае — потребовал отдать свою почку голодающим Африки.

Кушайте на здоровье.

Он рассуждает, как упырь из совета директоров, а это неправильно.

— Вы, значит, в преступлениях, инспирированных сильными мира сего, не участвуете?

— Нет, конечно.

— Но при этом не отказываетесь от гамбургера, произведенного на свет транснациональными корпорациями.

Снова получается, что он подколол девушку. Но она сама виновата, могла бы и не держать в руках булку с плоской котлетой.

— Ты меня поймал. — Анархистка дергает себя за подбородок. — Один — ноль. Но сейчас мы это исправим.

Она разжимает пальцы и гамбургер шлепается на пол. Остается только закрепить успех и приструнить аборигена, посмевшего показать зубы, — кроссовок девушки с силой опускается на несчастный фаст-фуд, и давит, давит его. Размазывает по полу.

Габриель наблюдает за всем этим с неослабевающим вниманием.

— Так будет со всяким, кто поимеет наглость не согласиться с вашими идеями? — наконец спрашивает он.

— Ха-ха! Я же говорила — ты интересный чувак. И язык у тебя подвешен.

Теперь уже девушка без всякого стеснения разглядывает Габриеля, вот интересно, что она при этом думает?

— Говорят, вы хорошие любовники, — неожиданно заявляет она. — Это правда?

— Кто это — «вы»?

— Вы. Испанцы.

— Не знаю. — Габриель явно смущен таким головокружительным поворотом беседы. — Я… не рассматривал испанцев в таком разрезе.

— Вот ты — хороший любовник?

Ну точно, в графе «практика» просто необходимо проставить галочку — любой ценой. Смутить аборигена, сбить с толку, заставить потерять ориентацию в пространстве и получить над ним полный контроль. А там, глядишь, и экзаменаторы подоспеют, руководители семинара; может, они уже сейчас плющат свои носы о стекло!.. Габриель инстинктивно вперился взглядом в витрины —