Наталья Андреева - За миг до полуночи Страница 27

Рожала она в Москве. У Петра Рябова была посевная, он к тому времени заметно продвинулся и вышел в начальники. Колхоз не мог без него обойтись. Люся не роптала. Меж тем положение было серьезным. Люся плохо себя чувствовала и на работу ходила с трудом. Было такое ощущение, что на спину положили свинцовую плиту. С каждым днем эту плиту все труднее было носить. Весной ее положили в больницу на сохранение. Врач-гинеколог задумчиво смотрел на результаты анализов, потом долго мял Люсин живот и, наконец, сказал:

– Не нравится мне все это.

– Что не нравится? – испугалась Люся.

– Здесь болит? – и он надавил Люсе под грудь. Та не выдержала и ойкнула. – Вижу: болит. И анализы у тебя плохие. Почки. Боюсь, как бы не случилось выкидыша. И роды будут тяжелые. Возможно, придется кесарить. Но ты не переживай. Авось, обойдется. Я еще с коллегами посоветуюсь.

«Господи, только бы с ребенком ничего не случилось! – молилась Люся. – Вот тебе и наказание! Вот и расплата! Нечего было детей в роддоме бросать! Надо было взять мальчика! Как-нибудь справилась бы!».

Это был тот самый роддом, куда она с подругами почти шесть лет назад принесла младенца. Мария Казимировна по-прежнему работала старшей сестрой. И Ада рожала здесь же, но у нее проблем не было. То есть были, но другого плана. Лопухины жили плохо, постоянно ссорились, и не раз Ада приходила к подруге в слезах.

«Вот она, расплата! – в ужасе думала Люся. – Каждому, значит, свое. Только бы с ребенком ничего не…»

Воды отошли внезапно. Почти на месяц раньше срока. Ночью Люся встала с постели и потянулась к бутылке с минеральной водой, потому что последнее время мучилась изжогой. И вдруг по ногам потекло. Она ойкнула и лежащая на соседней койке женщина подняла голову:

– Что случилось?

Дежурный врач, едва глянув на Люсю, сказал:

– На стол.

Она не понимала, что происходит. Почему над столом, куда ее положили, висит круглая лампа. Вернее, много ламп, расположенных по кругу. Потом они разом вспыхнули, и Люся зажмурилась. Над ее рукой склонилась женщина в марлевой повязке.

– Считайте.

– Раз, два, три…

Очнулась она от жгучей боли. В тело то и дело впивалась игла, Хирург зашивал разрезанный Люсин живот. Она не застонала, только закусила губу. Но анестезиолог заметила, что Люся очнулась, и сказала:

– У вас девочка. Поздравляю.

И Люся потеряла сознание.

Ей пришлось провести в больнице две недели. Приносили девочку, маленькую, слабенькую, и Люся едва сдерживала слезы. Крохотный ротик несколько дней не справлялся с налившейся материнской грудью. Когда девочка, наконец, смогла ее сосать, Люся заплакала от счастья. Ребенок лежал у ее груди, и Люся тихонько напевала колыбельную. Это был самый счастливый день в ее жизни. Она почувствовала, что эта девочка станет для нее всем. Что любовь к ней затмит все, даже Петю.

Тот – приехал в день выписки, на такси, с огромным букетом. Бледный от волнения, принял от медсестры пищащий сверток. Загорелые обветренные руки невольно дрогнули.

– Осторожнее! – вскрикнула Люся.

И по лицу мужа поняла, что и для него эта девочка станет всем. Он полюбил ее всем своим сердцем. А любить Петр Рябов умел, Люся это знала. Муж щедро одарил медицинский персонал больницы. Потом отвез жену и дочь домой, в московскую квартиру. Ребенок уснул, а Петр еще долго сидел на кухне, пил крепкий чай, смотрел в окно. За окном была ночь, лицо Рябова было чернее тучи. Люся вошла на кухню, посмотрела на мужа и испуганно спросила:

– Что случилось?

– Я думаю, в Москву пора перебираться. Что-то случится, чует мое сердце. Нельзя больше так жить.

– Как? – недоуменно спросила Люся.

– На себя надо работать. Частная собственность нужна. Не то все разворуют. Бьюсь, бьюсь, а все одно никакого толку. Не могу я так. Сердце ноет. Добро жалко.

И Петр Рябов сжал огромный кулак. На его лице было написано отчаяние. Люся с уважением посмотрела на мужа: хозяин. И не пьющий. Не любят его в деревне, хотя и уважают.

– Что ж, – сказала она. – Жить есть где. Работу найдешь. Переезжай.

Но не сразу Петру Рябову удалось переехать в Москву. Не отпускали его из колхоза. Председатель долго уговаривал остаться, сыпал обещаниями, но Рябов был непреклонен. Уеду. Наконец, договорились: до осени. Уберешь урожай – и на все четыре стороны. А пока лето на дворе – работай. Делать нечего, Люся осталась одна с ребенком. Девочку назвали в честь прабабушки Петра Рябова: Асей. Люся не возражала. Как муж сказал, так тому и быть. Ася – это как у Тургенева. Хорошо!

Когда муж уезжал, у нее загноился шов. Но Люся ничего не сказала. Она привыкла терпеть. Думала только об одном: как бы шов не разошелся. К вечеру у нее поднялась температура. Это уже было похоже на осложнение. В больницу положат, как пить дать. А что будет с Асей? Тоже в больницу? Девочка такая слабенькая, за ней нужен хороший уход. А ну как матери станет совсем плохо? Люся через каждые полчаса мерила температуру, рассматривала набухший, побагровевший шов и по ее лицу катились слезы. Что делать? В «скорую» звонить? Чтобы забрали? И когда Люся пришла в отчаяние, раздался звонок в дверь. На пороге стояла Ная.

– Я слышала от Ады, что ты родила, – сказала она. – Извини, закрутилась. Вот, пришла поздравить.

И Ная протянула букет. Люся молчала.

– Ну что, подруга, мировую? Что молчишь?

– Я… мне плохо.

Опираясь на плечо подруги, Люся вошла в комнату, где пищал ребенок.

– Девочка? – спросила Ная. – Как зовут?

– Асей.

– Редкое имя.

– В честь прабабушки Петра.

– А сама как?

– Кесарево мне делали. Шов болит. Температура поднялась, – тихо сказала Люся. – Уж и не знаю: что теперь делать?

– Что ж Петя тебя бросил в таком состоянии? – усмехнулась Ная.

– Я ему ничего не сказала. Что загноилось.

– Дуреха! Ну, ладно. Справимся.

И Ная, действительно, помогла. Еще две недели Люсе было плохо. Болел шов, держалась температура. Она ходила в больницу, на перевязку и промывание. Обошлось. Ная стирала пеленки и развешивала их на балконе, спускала вниз тяжелую коляску, ходила в магазин за продуктами. Потом Люся узнала, что подруга взяла отпуск и потратила весь на нее. Ада заходила редко. Стас, который всегда был при ней, капризничал, постоянно дергал маму за руку:

– Пойдем, мама! Пойдем!

Ада злилась, шлепала его, отчего мальчик заливался ревом.

– Ну зачем ты так? – укоризненно говорила Люся.

– Я посмотрю, как ты со своей будешь. Когда подрастет.

– И пальцем не трону.

Ада кривила губы. Похоже, что материнский инстинкт в ней так и не проснулся. С мужем она постоянно ссорилась, на ребенка кричала.

– Когда же он только вырастет! – частенько говорила Ада. – Я до того времени с ума сойду!

Она ни дня не работала, получила диплом о высшем образовании, и уже через несколько месяцев родила. Материальные проблемы взяли на себя родители. Муж работал в юридической консультации, получал хорошие деньги. Ада вела домашнее хозяйство, но неумело, вызывая у супруга постоянные нарекания.

– Эта жизнь не для меня! – говорила она подругам.

– Чего же ты хочешь?

– Свободы.

– Ада, опомнись! – возмущалась Люся. – Разве ты не свободна? Разве тебе надо работать, как нам?

– А ребенок? А муж? Я хочу ездить на курорты, ужинать в ресторанах, вести светский образ жизни. Слава мог бы и постараться. Был бы он, к примеру, дипломатом. А так. Это не те деньги, – презрительно говорила Ада.

Люся ее не понимала. А Ная усмехалась:

– Дуришь, подруга. Тебе бы мои проблемы. Живешь на всем готовом, и всегда так было. Но, как говорится: не все коту масленица. Ты еще будешь вспоминать это время.

Ада не соглашалась. Она считала, что все лучшее у нее впереди, а это так: разминка. Когда она уходила, Люся спрашивала у Наи, которая теперь частенько оставалась ночевать:

– Ну а как у тебя с Димой?

– Как всегда. Ни хорошо, ни плохо.

– Почему ты не выйдешь за него замуж?

– В общежитие к нему переехать? Он работает в КБ, зарплата там маленькая. Перспектив на жилье никаких. Предлагаешь ребенка родить в таких условиях?

– Почему бы нет?

– Нет уж! Я хочу сделать карьеру. Не хочу зависеть от какого-то мужика. Ада – дурочка. Положим, сейчас она может его удержать. Своего Славу. А что потом? Женщины делятся на две категории. Одни тратят свою красоту и молодость на то, чтобы заполучить мужчину, который их будет содержать. Другие – на то, чтобы сделать карьеру. Вторым тяжело приходится в молодости, когда они бьются за себя в одиночку. А первым уже в зрелые годы, когда их красота начинает блекнуть. И они теряют все, что приобретают к этому времени карьеристки. Деньги, независимость, мужчину. Я поначалу тоже была такая, как Ада. Мечтала выйти замуж за богатого москвича. А потом поняла, что мне это не надо. Хочу добиться всего сама и сохранить независимость.

– Вон как ты рассуждаешь! – в голосе Люси послышалось уважение. – А для меня моя Ася – это все. И – спасибо тебе. Что помогла.