Евгений Сартинов - Золото на крови Страница 27

Сколько прошло времени, я не знаю, мы потеряли ему счет, но словно в подтверждение правоты природы за это время из глубины озера появились еще два цветка. Они словно проросли из голубой воды, сначала появлялся сложенный бутон, затем округлые громадные листья, и постепенно остроконечные лепестки начинали открываться, завершая волшебное таинство. Я не знаю сколько бы простояли еще, но тут раздались тяжелые шаги, и из-за кустов вышел Павел. С его стороны это был просто героический шаг, обычно на привале он лежал пластом, задрав свои измочаленные сапогами ноги.

— Вы что, уснули, что ли тут? — мрачно спросил он.

— Да нет, Павлуша, вот смотрим, любуемся, — ответил Андрей, показывая на гладь озера.

— А, кувшинки. У нас в деревне такие же на реке водились, потом исчезли, — мельком глянув на лилии, отозвался белорус.

— Почему исчезли? — не понял я.

— Да наши парнишки как женихаться стали, их все девкам перетаскали. Пошли, а то скоро сюдой эти прийдут.

И он захромал к нашим рюкзакам.

Столь неромантическая точка зрения на таежную красоту чуть обескуражила нас, хотя оказалась очень полезной. Сколько бы мы приходили в себя после этого резкого приступа кайфа, неизвестно, а так мы шустро взвалили рюкзаки и со вздохами и матом двинулись дальше.

ПО ЗВЕРИНОЙ ТРОПЕ

На пятый день мы подошли к подножию гор, обрамляющих наше грандиозное болото. Горная гряда, которую нам предстояло преодолевать в этот раз, мало чем отличалась от предыдущей. Те же каменные реки курумов, сползающие с отрогов, одинокие гольцы, обломки былых грандиозных, заоблачных вершин, безжалостно обструганные временем и природой. По глубоким ущельям клубился туман, над ними черные, суровые тучи. Небольшим отличием этого хребта было отсутствие альпийских лугов. Топкие мари и заросли кедрового стланика подбирались к самому подножию гор. Это нам очень не нравилось. Мы по-прежнему опасались неожиданного появления наших преследователей. Но вместо них появилось небольшое стадо горных баранов. Сначала мы услышали грохот падающих камней, затем увидели мелькающие на самом верху белые кудрявые шкуры. Очевидно, они заметили нас раньше и теперь уходили выше.

— Будем подниматься здесь, — решительно кивнул Андрей на ближайший склон. — Пойдем по следу этих рогачей.

Сказать легко, а вот сделать… Первые метров сто пришлось преодолевать по-альпийски. Андрей снял рюкзак, обвязался веревкой и полез наверх. Взобравшись на более или менее плоскую площадку, он отдышался, поднял по очереди сначала рюкзаки, а потом уж страховал и нас. Затем подъем пошел полегче, не таким сумасшедшим уклоном, но мы все-таки так дальше и шли в связке.

Мы отдыхали на большой каменной площадке, когда Павел заметил наших преследователей. Они уже подошли к самому подножию.

— Андрей! — только и сказал он, отпрянув от края площадки.

Лейтенант достал бинокль и осторожно посмотрел вниз. Он долго наблюдал за происходящим у подножья хребта.

— Ну что? — нетерпеливо спросил я.

— О чем-то спорят, ругаются. И, похоже, никто не хочет лезть в гору там, где прошли мы. Машут в сторону того перевала.

Еще минут через пять он спрятал бинокль и объявил:

— Ушли. Похоже у них нет веревок, — а потом кивнул головой. — Полезли вверх.

На гребень мы выбрались уже в третьем часу дня. Картина, открывшаяся нашему взору, нас отнюдь не обрадовала. Спускаться напрямую было невозможно, хребет круто уходил вниз и лишь метрах в двухстах ниже плавно выгибался в более пологий спуск. При этом верхняя кромка хребта описывала ровненькую дугу длиной не менее полукилометра. Вся форма этой природной конструкции показалась мне знакомой.

— Парус, — сказал я.

— Какой парус? — не понял Андрей и глянул на меня как на сумасшедшего.

— Да вот, посмотри! — я обвел рукой панораму гор под нами. — По форме чистый парус под ветром.

— А, ты вот про что! А я уж думал — рехнулся совсем парень, в горах о море вспомнил. На парус действительно похоже, только как бы нам с него еще слезть.

— Это что там белое? — спросил Павел, показывая куда-то влево и вниз. Андрей схватился за бинокль, пригляделся.

— Да это же наши проводники — снежные бараны.

— Они как-то спустились, — позавидовал я.

— Да, значит, спуск здесь есть.

Я взял у него бинокль и долго наблюдал за хозяевами гор. До них было далеко, но и с этого расстояния они поражали меня своей ловкостью. При бочкообразном строении тела и сравнительно коротких ногах они ловко прыгали с камня на камень. Судя по роскошным рогам, это были самцы. Особенно поражали своими размерами и красотой рога одного из них, самого большого и самого, наверное, самого старого.

— Ну что там, спустились, что ли, эти козлы? — спросил Павел, даже не пытавшийся взять у меня бинокль. С тех пор, как он шел в этих сапогах, у него как-то исчезло чувство юмора и природное любопытство.

— Это не козлы, Паша. Козлы вслед за нами с автоматами идут. А это благородные снежные бараны.

— А по-моему, это мы бараны, раз залезли в эти горы, а слезть не можем, — пробурчал белорус.

— Пессимист ты, Паша. А я вот, кажется, нашел тропу наших рогачей. Видишь?

Он указал на какой-то округлый камешек у самых моих ног. Я машинально поднял его, повертел в руках, а потом резко выбросил и с отвращением вытер руки о фуфайку.

— Это же… дерьмо ихнее! — с возмущением сказал я.

— Ну конечно, типичный бараний помет. Тебя никто не просил брать его в руки, тем более пробовать на язык, — ехидно ухмыльнулся лейтенант. — Так вот, это говорит о том, что они только что прошли здесь.

— Где — здесь? — скептически указал я себе под ноги.

— Да, именно здесь.

— Ну хорошо, мы тоже здесь пойдем, — ухмыльнулся я. — Вот только копыта себе отрастим как у них. Павло вон растоптал себе ножку, не то что как у барана, уже как у сохатого.

Белорус только покосился на меня. По его тоскливым глазам я понял, что моя шутка показалась ему неудачной.

Нашу затянувшуюся глупую перепалку прервал дождь. Природа грозилась им с утра, сгустив тучи до негритянской черноты.

— Час от часу не легче! — воскликнул Андрей, подхватил рюкзак и двинулся вперед, вдоль гребня хребта по крохотному, едва заметному выступу. — Пошли!

Что нам оставалось делать? Не торчать же пугалами на семи ветрах и под дождем в этих проклятых Богом горах до скончания века.

С тропинкой Андрей все-таки угадал. Она вилась по самому гребню хребта. Для наших рогатых проводников она, может, и казалась Невским проспектом, а для нас с Павлом являлась истинным испытанием. Андрей как ни в чем не бывало топал впереди, ступая аккуратно и ровно. Мы же с Павлом предпочли способ передвижения, более близкий к бараньему, то есть на четвереньках. Ну не могу я подняться на ноги, когда подо мной километр глубины и с одной стороны видна Япония, а с другой кремлевские звезды! Говорят, нельзя смотреть вниз, а как же не смотреть, если надо куда-то поставить ногу?!

Сзади я слышал пыхтение белоруса, и уже по одному его дыханию понимал, что он в таком же, как и я, положении. Пройдя метров сто, Андрей остановился, обернулся и, увидев наше «четвероногое» положение, как-то странно хрюкнул. В глазах его мелькнула искра смеха, но он сдержался, медленно повернулся и пошел дальше. Честное слово, я до сих пор поражаюсь его выдержке. Я бы на его месте ржал бы до тех пор, пока не свалился бы вниз.

Эти пятьсот метров до конца природного «паруса» мы преодолевали часа два. Уже виден был пологий и затяжной спуск. Андрей стоял, дожидаясь нас метрах в десяти впереди, мы же брели по другой стороне гребня, правда, уже не по бараньи, а на своих двоих.

— Ну как дела, барашки мои? Почти… — фраза лейтенанта осталась незаконченной, сам он внезапно исчез. Я даже не сообразил, что произошло, и, к моему стыду, Павел отреагировал гораздо быстрей. Он откинулся всем телом назад, вцепился в веревку и сдержал резкий толчок, передавшийся по ней, и чуть не выдернувший меня на другую сторону гребня. Лишь теперь я понял все, изо всех сил вцепился в веревку и потянул ее назад. А из-за гребня донесся грохот обвала.

Дождавшись конца камнепада и убедившись, что Андрей, висевший по ту сторону гребня, перестал раскачиваться, а значит, уцепился за склон, мы с Павлом переглянулись и осторожно принялись выбирать веревку. Весил лейтенант весьма солидно, тем более с рюкзаком и карабином. Почему-то в тот момент я боялся, что острый гребень хребта перережет веревку. Мы изрядно вспотели, заныли от нагрузки руки, когда наконец над гребнем показалось лицо Андрея. С трудом закинув ногу, лейтенант перебрался к нам на площадку и рухнул вниз лицом.

Из нас с Павлом словно кто-то выпустил пар. Не было ни сил, ни желания не то что идти вперед, а даже двигаться. Белорус поступил просто: развязал рюкзак, достал три банки тушенки и ножом вспорол им крышки. Андрей сначала есть не хотел, чувствовалось, что он еще не отошел от падения, но глядя на нас, также начал ковырять ложкой желтоватый говяжий жир. А Павел что-то ударился в мечты.