Патриция Хайсмит - Незнакомцы в поезде Страница 27

Энн остановилась и посмотрела не Гая. Казалось, весь мир перестал двигаться, и они стояли в центре этого неподвижного мира.

- Доля вины? Что ты имеешь в виду, Гай?

Кто-то задел их: они застыли на самом проходе.

- Только это. Обвинил бы меня, и всё.

Энн, казалось, не могла найти слов.

- Понимаешь, обвинил бы меня, - продолжал Гай. - Я просто хочу знать. Обвинил бы меня без всяких оснований. Это будет иметь для тебя значение или нет?

Выйдет ли она за него или нет? - хотел он спросить, но этот вопрос выглядел бы таким жалким, слезливым, что у него язык не повернулся задать его.

- Гай, а почему ты заговорил об этом?

- Просто я хочу знать, вот и всё.

Энн от вела Гая в сторону от основного потока посетителей.

- Гай, тебя кто-нибудь уже обвинил?

- Нет! - остановил ее Гай. Ему стало тревожно. - Я говорю "если". Если вдруг кто-то попытается затеять возню против меня?..

Она посмотрела на него с той смесью разочарования, удивления и недоверия, как это бывало с ней, когда он говорил что-то во гневе или возмущении, чего Энн не одобряла и не понимала.

- Ты ожидаешь этого с чьей-то стороны? - спросила она.

- Я просто хочу знать! - торопливо выпалил он. Чего тут не понять? Это же так просто!

- В такие времена, - спокойным тоном произнесла она, - ты заставляешь меня думать, что мы совершенно чужие люди.

- Прости, мне жаль, - буркнул он, почувствовав, как она порвала невидимую связующую нить между ними.

- Не думаю, что тебе жаль, иначе ты не делал бы таких вещей! - Она в упор смотрела на него, стараясь при этом сдерживать свой пыл, хотя в глазах появились слезы. - Это вроде того дня в Мехико, когда ты разразился тирадой против Мириам. Мне такие вещи претят, я не такого рода человек! В такие моменты я чувствую, что совсем не знаю тебя!

"И не люблю тебя", - добавил про себя Гай. Ему казалось, что она отдаляется от него, оставляет попытки понять его, что ее любовь уходит. Гай стоял растерянный, неспособный пошевелиться или выдавить из себя словечко.

- Раз ты спрашиваешь меня, - продолжала Энн, - то, я думаю, это немаловажно, если кто-то тебя обвинит в таких вещах. И я хочу знать, почему ты ожидаешь такого оборота? Почему?

- Я вовсе не ожидаю!

Энн развернулась и пошла в ту сторону, где был тупичок, и там остановилась, опустив голову. Гай последовал за ней.

- Энн, ты меня не знаешь? Меня никто в мире не знает так, как ты. Я не хочу иметь секретов от тебя. Просто мне пришло это в голову, вот я и спросил тебя.

Он почувствовал, что сделал признание, и тут же с облегчением почувствовал, что у него внезапно появилась уверенность - такая же, как раньше, когда он думал, что Бруно уже отправил письмо, - что Бруно не отправил его и не отправит.

Энн смахнула слезу с уголка глаза и безразличным тоном произнесла:

- Гай, хочу тебя спросить об одном: ты кончишь когда-нибудь во всем ожидать худшего?

- Да, - сказал он. - Господи, да.

- Пойдем в машину.

Они провели весь день с Энн, вечером поужинали в ее доме. Письма от Бруно не было. Гай выкинул эту возможность из головы, считая, что был кризис и прошел.

В понедельник вечером, около 8 часов, миссис Маккосленд позвала его к телефону. Это была Энн.

- Дорогой... Мне кажется... Я несколько в замешательстве...

- В чем дело? - спросил Гай, уже поняв, в чем дело.

- Я получила письмо. Сегодня утром. О том, о чем ты говорил в субботу.

- Что такое, Энн?

- Насчет Мириам. Напечатано на машинке. И не подписано.

- О чем там? Прочти мне.

Энн читала дрожащим голосом, но, как всегда, четко:

- "Дорогая мисс Фолкнер, Вам, может быть, будет интересно узнать, что Гай Хейнз причастен куда больше к убийству своей жены, чем в настоящее время об этом думает закон. Но правда откроется. Я думаю, Вам это полезно знать, если у Вас есть планы выйти замуж за этого двуличного человека. Сверх того автор настоящего письма знает, что Гаю Хейнзу недолго оставаться на свободе". И подпись: "Друг".

Гай закрыл глаза.

- Боже!

- Гай, ты не знаешь, кто это мог бы быть? Гай! Алло!

- Я слышу.

- Так кто?

Гай по ее голосу слышал, что она напугана, что она верит в него и боится только за него.

- Я не знаю, Энн.

- Это правда, Гай? - спросила она полным беспокойства голосом. - Ты должен знать. Надо что-то делать.

- Я не знаю, - хмуро повторил Гай, мысли которого сбились в нераспутываемый узел.

- Ты должен знать. Подумай, Гай. Ты мог бы причислить кого-нибудь к своим врагам?

- А какой почтовый штамп?

- Центральный почтамт. Обычная бумага, ничего не говорит.

- Сохрани ее мне.

- Конечно, Гай. И я никому не скажу. В смысле, родителям. - Настала пауза. - Должен же быть кто-то, Гай. В субботу ты кого-то подозревал. Скажешь, нет?

- Нет. - У него перехватило горло. - Иногда такие вещи, понимаешь, случаются. После суда. - Гай сознательно прикрывал Бруно, как Бруно себя. - Когда я смог бы увидеть тебя, Энн? Можно я приеду сегодня вечером?

- Я... Понимаешь, мать с отцом хотят, чтобы я пошла с ними сегодня на одно благотворительное мероприятие. Я могу послать то письмо по почте. Со специальной доставкой. Ты получишь его завтра утром.

Так настало утро следующего дня - звено в цепи планов Бруно. И был абзац в его письме к Энн, где он обещал на этом не останавливаться.

ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Гай сидел на краю кровати, закрыв лицо ладонями, затем заставил себя опустить руки. Это была ночь тяжелых раздумий, раздумий во тьме, раздумий бес сна. Но это была и ночь правды. Только ночью правда видится с другой точки зрения, но всё равно это правда. Если он расскажет Энн всю правду, разве не сочтет она его частично виновным? И пойдет ли за него? Как она себя поведет? А он - что же он такое, если может вот так сидеть в комнате, где в нижнем ящике лежит план убийства и пистолет для совершения убийства?

В хрупком предрассветном освещении он придирчиво пригляделся к своему отражению в зеркале. Рот искривлен вниз и влево, пухлая нижняя губа напряжена и оттого стала тоньше. Он постарался остановить бегающий взгляд на одной точке. Из зеркала на него глядели подведенные мертвенной бледнотой глаза, в которых читалось жесткое осуждение, словно они смотрели на своего мучителя.

Одеться и прогуляться или попытаться заснуть? Он легко и бесшумно ступил на ковер, бессознательно обойдя точку возле кресла, где пол скрипел. "Ты должен в целях безопасности перешагнуть эти скрипучие ступеньки, говорилось в письме Бруно. - Дверь отца - как раз справа, как ты знаешь. Я там всё осмотрел, там должно всё пройти предельно гладко. Посмотри на план, обрати внимание на комнату этого дворецкого (Херберта). Это ближайшая комната, где кто-то есть. В холле пол скрипит там, где я пометил крестиком. - Гай упал на кровать. - Ты не должен избавляться от "люгера", независимо от того, что случится между домом и ж/д станцией". Гай знал всё это наизусть, знал, какой звук издает кухонная дверь, и цвет ковра в холле.

Если Бруно найдет кого-то еще для убийства своего отца, то у Гая будет веское доказательство против Бруно в виде этих писем. Он отомстит Бруно за всё, что он сделал с ним. А Бруно будет противопоставлять этому свои лживые утверждения об участии Гая в планировании убийства Мириам... Для Бруно найти какого-нибудь исполнителя - это вопрос времени. Если он выдержит угрозы Бруно еще некоторое время, то всё будет закончено и он сможет спокойно спать. А если он сделает это, то воспользуется не крупным "люгером", а маленьким револьвером.

Гай заставил себя встать с кровати, чувствуя боль в голове, злой и напуганный словами, которые только что промелькнули у него в мыслях. "Шо риэлти", - сказал он про себя так, словно объявлял следующий концертный номер, словно мог перейти с ночных рельсов на дневные. "Здание "Шо риэлти"... "Почва покрыта травой до ступенек лестницы черного хода, не считая гравия, на который не наступать... Четвертую ступеньку перешагнуть, потом третью... Наверху сделать широкий шаг... Помнить, что двигаться надо в рваном ритме..."

- Мистер Хейнз!

Гай вздрогнул и порезался. Он отложил бритву и подошел к двери.

- Привет, Гай. Ты уже готов? - раздался в трубке развязный голос, от которого после муторной ночи на душе сделалось еще гаже. - Добавить еще чего-нибудь?

- Отвяжись.

Бруно расхохотался. Гай дрожащими руками повесил трубку.

На него целый день временами находила дрожь, его охватывал ужас. Ему отчаянно хотелось увидеть Энн этим вечером, хотелось просто взглянуть на нее издалека, но хотелось и избавить Энн от общения с ним. Он совершил большую прогулку по Риверсайд-драйв, чтобы утомиться, но спал тем не менее скверно, его мучили кошмары. Гай думал, что всё изменится, после того как он получит контракт от "Шо риэлти", а с ним и возможность уйти с головой в работу.

Дуглас Фриер из "Шо риэлти", как и обещал, позвонил на следующее утро.

- Мистер Хейнз, - сообщил он своим медленным и хриплым голосом, - мы получили весьма любопытное письмо, которое касается вас.