Галина Романова - Торговка счастьем Страница 27

Ну а если Настю первыми найдут они, то тут без вариантов. Дмитрий Дмитриевич ее не пощадит. И даже времени ей не даст, которое планировал отвести на вступление в права наследования.

– У нее больше нет наследников, парень. Все решим. Даже без завещания решим, – лопотал он перед тем, как отключиться. – Главное – найди ее и устрани!

Найти было сложно. Устранить теперь будет еще сложнее. Настя носила под сердцем ребенка. А убить беременную бабу – такой грех, такой грех…

Саня бережно, как хрустального, перетащил хозяина в спальню. Уложил на широкую кровать. Посмотрел на него спящего.

И чего Настя ерепенилась? Вышла бы за Дмитрия замуж, скольких сразу проблем можно было бы избежать. И убивать никого не надо было бы.

Красивый же мужик! Много красивее того же Льва. Тот был ниже ростом, рыжим, на лице россыпь веснушек. Даже кисти рук были покрыты веснушками. И Саня считал, что бабам это ну никак не должно было нравиться. Тем более таким красавицам, как Настя.

А Дмитрий был просто красавцем. Высокий, черноволосый, гибкий, спортивный. Саня, между прочим, всегда находил, что Настя рядом с Дмитрием Дмитриевичем куда лучше смотрится, чем рядом со Львом.

Чего вот было не принять его предложение? Чего было не выйти за него? Никто не говорит, что сейчас! Понятно, траур. Но потом-то, потом! Потом-то можно было выйти за него, раз уж все так сложилось.

– Саня, ты дурак, – вздохнула Лиза – любовь всей его жизни, – когда Саня ей об этом рассказал. – Она сильно любила Льва. Очень сильно. Рыжего и с веснушками… И считает Дмитрия твоего виновным в смерти мужа. Как она станет с ним спать, если считает его убийцей? Саня, ты дурак…

Может, и дурак, спорить сложно. Лизка… она умница. Она все всегда понимает лучше остальных. Она давно предсказала, чем закончится противостояние двух братьев. И как в воду глядела. Сейчас вот она требует от него – от своего любимого – бросить эту дурацкую работу к чертям собачьим.

– А жить на что? – бубнил он и цеплял грубыми пальцами ее недешевую одежду, развешенную в шкафу. – А это все на что покупать, Лизок?

– Дурак ты, Саня, – вздыхала Лизка с печалью. – Да разве мне это все нужно? Это тебе скорее нужно, а не мне.

– А мне почему?

– А потому что тебе приятно, что твоя девушка нарядно одета, ухожена, от нее пахнет дорогими духами. Тебе приятно мною хвалиться, Саня.

И она снова была права.

– А по мне… Я и в рубище за тобой пойду, и босиком, – говорила Лизка.

И ничуть не лукавила. Другого такого бескорыстного и честного человека Саня не знал. И он даже пообещал ей уйти от Дворова. Вот только выполнит одно его, последнее, задание и тогда уйдет. О том, что именно это было за задание, Лиза не знала. Она вообще многого не знала о его жизни.

Интересно, пошла бы за ним следом в рубище и босиком, узнай она о его делишках?

Саня вздохнул, вышел из хозяйской спальни, спустился по лестнице на первый этаж. Прибрал в столовой. Ему не нравилось, когда домработница догадливо хмыкала, собирая по дому пустые бутылки из-под спиртного. Достал из бара начатую бутылку водки и налил себе в хозяйский стакан.

Как же быть-то ему, а?! Что делать?! Ну найдет он, допустим, Настю, и что? Устранит ее, зная, что у нее под сердцем бьется новая жизнь?! Сможет?! А как там, наверху, на это посмотрят? Не проклянут ли его силы небесные? Его и весь его род, который он собрался продолжать с Лизкой.

Но с другой стороны…

Продолжать свой род с Лизкой он должен на что-то, так? В рубище и босиком оно, может, и благородно, да не всеми бывает понято. А Дмитрий Дмитриевич партнерство обещал. Плевать на каких условиях, но партнерство! Быть партнером – это тебе не водителем. Это тебе не на побегушках скакать и не минералку подносить. И не пьяных гостей развозить, и не особые поручения выполнять, от которых потом рук месяцами отмыть не можешь. Партнерство – это уже почетно.

Надо только постараться побыстрее все провернуть. До того момента, как хозяин на этой кукле силиконовой женится. Они ведь вместе с папашей ни за что не позволят Дмитрию Дмитриевичу бизнес дробить. Саня тут справки наводил о семействе, за голову схватился. Акулы! Пираньи! Они от Дмитрия Дмитриевича живого места не оставят, попади он в их стаю. Как бы вот не допустить того, чтобы он на этой девке женился?

Кстати, странно, что они вдруг к нему прицепились. Не знают об условиях завещания брата Дмитрия Дмитриевича? Не догадываются даже, что оставшемуся в живых Дворову ничего не принадлежит, кроме крохотного филиала где-то далеко-далеко? Да еще дом вот этот, что на чужой земле стоит. Да еще пара машин.

Он же нищ и гол, Дмитрий Дмитриевич-то. Чего эта раздутая от силикона девка в него вцепилась? Не знает? Так надо сделать, чтобы узнала!

Саня сделал большой глоток и довольно улыбнулся.

Точно, он так и поступит. Он раскроет тайну младшего Дворова. И эта Снежанна силиконовая отвалит подобру-поздорову. И папаша ее алчный утратит сразу интерес к потенциальному зятю. И проблема решится. Саня найдет Настю. Хозяин сделает его партнером. И…

И, может, ему тогда – уже на правах партнера – удастся убедить Дмитрия не трогать бедную девчонку? И может удастся убедить ее выйти замуж за младшего брата покойного мужа? Хотя бы фиктивно, черт бы их побрал!

Ведь так не хочется ему кого-то убивать! Так не хочется!..

Глава 14

Геннадий Степанович Симонов отвратительно себя чувствовал в обществе человека, на встречу с которым его привезла Валентина. Человек был так себе, человечишка. Мелкий, гадкий, подлый. И выглядел так же. Маленького роста, хлипкого телосложения, с проваленным носом и запавшими глазами стального цвета. И изо рта у него так разило, что Симонов без конца морщился, когда тот разговаривал. Валентина предупреждала, что человечишка болен. Что буквально издыхает. И плоть его гниет, и вонь в доме. Но Симонов не знал, соглашаясь на встречу, что все так плохо.

Он бы не поехал. Да тля эта человеческая, доживающая последние денечки, сказала, что будет говорить либо с самим Симоном, либо ни с кем.

– Васильковая пустошь… Васильковая пустошь… – проговорил нараспев хозяин, складывая тощие, как хворост, пальцы хлипким домиком. – Забавное место… Не знаете, Геннадий Степанович, отчего тот пустырь получил такое название?

– Нет.

Симон равнодушно пожал плечами. История возникновения этого названия не интересовала его совершенно. На картах города это место значилось как Сторожевской район. Прежде там обитали бродячие собаки и бездомный люд, был сильно загажен, и в перспективе застраивать его не собирались. Сейчас и собаки с бомжами перевелись.

– А я расскажу! – оживился хозяин. – Много лет назад, сразу после войны, в том районе держал шишку Василек Хмурый…

И десять минут Симонов слушал про подвиги этого самого Хмурого. Про его беспощадность, хладнокровие и удачливость.

– У него в том месте целый город под землей был вырыт. Катакомбы, понимаешь! – восхищенно щелкал языком умирающий. – Добра, по слухам, там хранилось!.. Болтали, что общак воровской там тоже хранился. А потом… Потом Василька кто-то сдал. Сторожевской район взяли мусора в кольцо и начали выкуривать. А братва ни в какую. Залегли. Две недели не сдавались. Ну, их тогда и забросали гранатами. Взорвали к чертовой матери весь Васькин подземный городок. И бульдозерами потом все к хренам сровняли. Вот пустошь-то и образовалась. Васильковая… Потому как Васильком его все звали. Вот оттуда и название. А то все думают, что васильки там растут! – он громко фыркнул, брызжа ядовитой слюной смертельно больного человека. – А только там не растет ни хрена! На костях-то… Ни хрена! Бурьян один.

Симонов тяжело глянул на хлипкого мужичка. Он вот его точно прибил бы одним ударом своего правого кулака. Он был чуть тяжелее левого. Прибил бы и уехал восвояси. И чего это Валька его сюда притащила? Вонь нюхать?

– Что там произошло два года назад? – спросил Симонов, когда мужик надолго замолчал, таращась на гостей пустыми равнодушными глазами. – Что за история? Ты сказал, что расскажешь только мне. Ну! Говори, раз ты такой мастер истории рассказывать!

– Геннадий Степанович, вы не серчайте на умирающего раба божьего, – мужичонка мелко захихикал. – Не серчайте, что вас затребовал к себе! Больно захотелось на влиятельного человека вблизи посмотреть перед смертью. Раз уж у него интерес возник, чего не воспользоваться!

Симонов смиренно вздохнул.

– История началась три года назад, – сухие пальцы сплелись, с легким стуком упали на стол, за которым хозяин их принимал. – Прошел слух, что кто-то роет.

– В смысле, роет? – не понял Симонов.

– В том самом, что землю роет, – беззубый рот ощерился, как ржавая консервная банка.