Наталья Солнцева - К чему снится кровь Страница 27

Она достала из холодильника сыр, мед, изюм. Вяло пожевала. Изюм был крупный, сладкий. Но Валерия почему-то не ощущала вкуса. Аппетит отсутствовал. Она тяжело вздохнула, поплелась в комнату. И тут все то же – надоевший сервант, телевизор, статуэтка Будды с меланхолической улыбкой…

«Как на кладбище», – подумала она.

В памяти возникло лицо Евгения, его черные волосы, иудейские, чуть навыкат, глаза, как бы подернутые влагой. Она подумала о его могиле, высохшем холмике земли, с которого уже убрали пожухлые вульгарные венки…

Боже, как все это грубо! Как надоело… Постылая комната, постылые вещи, постылая жизнь… «Нет, так нельзя! – возразила она сама себе. – Что со мной происходит? Неужели это смерть Евгения так на меня повлияла? Может быть, я все-таки его любила?»

Мысль о любви была ей противна так же, как и все остальное. Она обвела потухшим взглядом свою комнату, которая раньше ее устраивала и даже казалась уютной. Теперь же Валерия передернула плечами от отвращения. Не устроить ли ей генеральную уборку? Нет, пожалуй, лучше сделать перестановку, полно – стью изменить интерьер…

Она подошла к серванту, начала доставать посуду. Между чашек и хрустальных фужеров стояли несколько сувенирных яиц, подаренных ей на пасху. У художника, видимо, было то же настроение, что и у нее сейчас. На бледно-голубых овалах он изобразил белую церковь, перед которой росли осенние голые деревья, темные, мокрые, словно черное кружево. Она задумалась, вертя в руке яйцо… Что же это за храм? Вроде знакомый силуэт… Нижняя половинка яйца вдруг упала на ковер, что-то сверкнуло.

Валерия наклонилась… Чувствуя, что не может вдохнуть воздуха, она тихо опустилась на пол. В глазах потемнело, на висках выступил пот. Рядом с половинкой пасхального яйца лежала, нестерпимо сияя красным… рубиновая серьга. Где она ее видела?.. Боже мой! Эту драгоценность показывал ей в машине Евгений незадолго до смерти. Но как она попала сюда?

Валерия очень медленно и осторожно, словно боясь испортить хрупкую вещь, подняла серьгу и положила на ладонь. Руке стало тепло, а все тело как будто наполнилось светом, растопившим тоску. Мимолетное блаженство озарило ее и исчезло. На смену пришел неукротимый панический приступ страха, сжав горло в комок, тяжелым спазмом останавливая сердце…

Разрывающий грудь приступ кашля, переходящий в удушье, скрутил ее. Она хотела закричать и не смогла. Сколько длился этот кошмар, Валерия не знала… она потеряла сознание. А когда пришла в себя, за окном уже была ночь.

Она положила серьгу туда же, где нашла ее, и полезла в аптечку, выпить что-нибудь успокоительное.

Когда мысли перестали скакать как бешеные, ей стало ясно, почему убили Евгения. Это каким-то образом связано с серьгой. Она не знала, каким именно, но сама суть дела не вызывала сомнений. Евгений погиб из-за того, что у него оказалась эта вещь. И он знал, что от рубина исходит опасность, иначе не спрятал бы его в квартире Валерии.

Кстати, когда он успел это сделать? Да когда угодно! Она же не следила за ним. В любое удобное время он мог положить серьгу в пасхальное яйцо. Честно говоря, она даже не знала, что яйца открываются. Они были так искусно пригнаны, что ей просто не приходило это в голову. А Евгений знал, как устроены подобные сувениры.

Почему он ничего не сказал ей о том, что спрятал у нее серьгу? Ведь если он сам боялся держать драгоценность у себя, не мог же он не понимать, что ей тоже может угрожать опасность! Те люди, что расправились с ним, доберутся и до нее.

Очередной приступ паники оказался значительно слабее предыдущих: Валерия настолько обессилела, что не могла больше ни думать, ни бояться.

«Спать! – решила она. – Утро вечера мудренее. Новый день принесет новые мысли и новые решения».

Сон опустился тяжелым душным облаком, поглотил все в своих туманных клубах…

…Бока лошади лоснились на солнце, расчесанные хвост и грива блестели. Вторая лошадь паслась рядом, лениво щипала сочную травку. Сквозь ажурную зелень деревьев просвечивало солнце, туманным золотом стояло в воздухе, ложилось на траву пестрыми пятнами. Густо усыпанная белыми гроздьями черемуха истекала ароматом, кружившим голову…

– Мишель!

– Да…

Молодой белокурый офицер в блестящем позументами мундире легко вскочил, подошел, неся в руке тонкий сиреневый колокольчик.

– Посмотри, какой он хрупкий… Как он пробился из-под земли, вырастил свой нежный бутон, раскрыл его?

Барышня в бордовой амазонке, плотно обтягивающей ее стройную фигуру, протянула руку и взяла цветок. Густые, черные как вороново крыло волосы выбивались из прически, небрежно сколотой позолоченным черепаховым гребнем. Непослушные локоны обрамляли выразительное лицо с темными глазами, ярко-красные пухлые губы капризно изгибались… Легкий пушок над верхней губой придавал ее чертам восточную чувственность… что-то персидское, турецкое, какую-то особую томность… Она взмахнула густыми ресницами, бросив мимолетный взгляд на офицера, и вновь опустила их. Тяжелые серьги оттягивали нежные мочки ушей, спускаясь по шее, едва не касаясь плеч. Камни в них – огромные, гладкие, сияющие, – казалось, окружали женщину розоватым нимбом.

– Поехали!

Офицер помог барышне забраться в седло, приподняв ее без малейшего усилия. Они долго скакали по тенистой просеке… пока не устали. Всадники свернули в разлитую в сумрачной глубине леса прохладу, спешились. Мишель осторожно прижал женщину к себе, чувствуя ее тепло через сукно мундира.

– Сандра…

Офицер был намного выше, широкоплечий, тонкий в поясе. В его синих глазах застыл немой вопрос. Женщина опустила ресницы, медленно вздохнула… Они долго целовались в тени деревьев, под тихий шелест листьев. Ветерок приносил дурманный запах черемухи…

Валерия заплакала во сне и проснулась… Она была счастлива. Что за чудесный сон! Там, на зеленой лужайке под деревьями, она знала офицера, который так сладко и долго целовал ее. Здесь, проснувшись, она уже забыла, кто он. Здесь никто и никогда не целовал ее так…

На подушке лежали лунные полосы. Снова захотелось вернуться туда, где лошади скачут, утопая в траве, где ласково смотрит на нее офицер, гладит ее шею в завитках волос, целует… Веки сомкнулись, как сомкнулись волны забытья, унося Валерию на своих легких крыльях в иную реальность…

Изогнутый сахарно-белоснежный ажурный мостик невесомо парил над рекой. Солнце просвечивало зеленоватую толщу воды на всю глубину, играя светом и тенью, до самого дна, желтого, усеянного большими и маленькими ракушками. Было видно, как между водорослями плавают стайки золотых рыбок, сверкая чешуей.

Она шла по этому мостику, потому что на другом берегу реки ее ждал кто-то… Она прибавила шагу и увидела, что откуда ни возьмись на середине моста появился странник в длинной серой одежде с низко надвинутым на лицо капюшоном. Он возник как будто из пустоты, прямо у нее на глазах…

Над кружевным мостиком внезапно навис клубящийся белый туман, который становился все гуще и гуще. Вот уже не видно другого берега. Женщина почувствовала, как липкий страх заползает в ее сердце, подобно змее. Она оглянулась, – со всех сторон берег оказался скрыт зловещим туманом. Мостик, на котором она стояла вместе со странником, оказался как бы отрезанным от реки и неба, от зеленых берегов, – зависшим в непроницаемой мгле между мирами… или вне их…

Невыносимая тяжесть опустилась ей на грудь, ноги словно налились свинцом. Фигура странника то появлялась, то исчезала в клубах тумана, но женщина чувствовала его неотрывный взгляд. Он словно ждал от нее чего-то…

Душный туман проникал в нос и горло, заполнял легкие. Она хотела взлететь, вынырнуть из вязкой удушливой мглы, но жуткое оцепенение не давало ей оторваться от земли, от мостика, по которому она шла к чему-то прекрасному и светлому… Больше нельзя сделать ни одного вдоха! Свет в ее глазах померк, стремления угасли, сердце в последний раз слабо трепыхнулось, как умирающий птенчик, и замерло…

ГЛАВА 15

Валерия проснулась, оттого что не могла вдохнуть. Она в ужасе приподнялась с подушки, и тут начался тяжелый приступ кашля. Она задыхалась, судорожно пытаясь глотнуть хоть каплю воздуха. Панический страх, что она сейчас лишится чувств и некому даже вызвать «скорую помощь», накрыл ее, словно гигантская волна. Все ее тело мгновенно покрылось испариной, руки и ноги дрожали.

Мало-помалу кашель утих, страх отхлынул, оставив ее обессиленной. Как будто вся ее горячая кровь вытекла…

«С этим надо что-то делать…»

Вялая мысль о Борисе Ивановиче одиноко проплыла в ее опустошенном сознании.

«Пожалуй, не стоит откладывать. Сегодня же пойду к нему. Наверняка он сможет справиться с хроническим бронхитом. Все-таки у него докторская степень…»