Фридрих Незнанский - Петербургское дело Страница 27

Прошло еще несколько минут.

— Димыч, за руль ты сядешь или как? — послышался хрипловатый голос Бутова.

— Нет, садись ты. У меня до сих пор после того удара в башке звенит. Не дай бог что-нибудь нарушу и нас остановят. Кстати, Бут, это и тебя касается. Веди осторожнее.

— Да что я, без понятия, что ли? Меня слава Шумахера по ночам не мучает.

Они уселись в машину.

— Димыч, — подал голос Серенко, — я вам там нужен буду?

— А что?

— Да мне еще реферат по лингвистике доделать надо.

— Чего? По какой, на хрен, лингвистике?

— Ну, по лингвистике. Я ж заочно учусь. В Гуманитарной академии.

Костырин и Бутов хохотнули.

— И как успехи? — насмешливо поинтересовался Костырин.

— Да нормально. Главное, чтобы бабки за обучение вовремя платил и рефераты сдавал, а на остальное им наплевать. Так как? Может, подкинете меня до метро, да я сойду?

— Нет, Серый, не сойдешь. Ты должен пройти этот путь с нами до конца. До самого конца!

Костырин сказал последнюю фразу с таким пафосом, что Бутов заржал. А Серенко огрызнулся:

— Да ну тебя с твоими приколами, Димыч. Еще сглазишь!

— Не боись, Сирота. Прорвемся! Бутов, хрен ли ты сидишь, глазами хлопаешь? Заводи мотор!

16

Доехали относительно быстро, минут за двадцать. Хотя и это время показалось Андрею вечностью. Лежа под старым одеялом, он окончательно протрезвел. И теперь корил себя за неосторожность. Что будет, если они найдут его? При их дьявольской подозрительности со здоровьем можно будет распрощаться, а то и с жизнью. А вместе с ней — и с шансом отомстить убийцам Таи. Вспомнив о ней, Андрей сунул руку за пазуху и крепко обхватил пальцами флакон с кровью. Затем по привычке зажмурил глаза (хотя под одеялом было и без того темно) и представил себе, что сжимает теплые пальцы Таи. Это помогло успокоиться.

Наконец машина остановилась.

— Нам выйти или они сами подойдут? — раздался голос Серенко.

Вместо этого Костырин достал из кармана сотовый телефон, нажал на кнопку связи и приложил его к уху.

— Мы приехали, — сказал он в трубку. — Что?… Да, втроем… Разумеется… Хорошо.

— Сейчас к нам выйдут.

— Кирилл Антонович сам выйдет? — поинтересовался Бутов.

— Сам, сам. Он все делает сам.

«Кирилл Антонович, — беззвучно прошептал за бритоголовыми Андрей. — Где-то я это имя уже слышал. Но где?»

Вскоре он услышал и самого Кирилла Антоновича. Тот открыл дверцу, поздоровался, бросил взгляд на сумки и коротко спросил:

— Здесь все?

— Да, — ответил Костырин.

— А взрыватели? — Он понизил голос. — Взрыватели не забыл?

— Говорю же — я привез все. Что я, сам себе враг, что ли?

— Хорошо. Давай, выгружаем. Подвал я уже подготовил.

— Кирилл Антонович, — снова заговорил Костырин, — в следующий раз везите эту дребедень сразу к себе. Я не хочу подставлять своих парней. Представляете, что было бы, если бы какая-нибудь крыса пронюхала про это?

— Представляю, Дима. Но иногда обстоятельства сильнее нас. Выгружайте сумки.

Андрей снова попытался вспомнить, где он мог слышать имя собеседника Костырина, и тут перед его мысленным взором нарисовалась круглая жизнерадостная. физиономия Оси Кержнера. И физиономия эта проговорила, поглощая утку с луком порей:

«Некий Садчиков. Кирилл Антонович. Персона довольно яркая. Что-то около пятидесяти лет. Воевал в Афгане, был ранен и получил Героя. Потом возглавлял разные фонды. Занимался помощью ветеранам и так далее. В последние два года возглавляет «Союз славян».

Тем временем разгрузка шла своим ходом. По всей вероятности, оружие и, как предполагал Андрей, взрывчатку переносили в подвал офиса, который занимал «Союз славян».

Пока Бутов и Серенко таскали сумки, Садчиков забрался в машину и беседовал с Костыриным. Разговаривали вполголоса и замолкали каждый раз, когда Бутов или Серенко приходили за очередной сумкой. Андрей слышал не все, но то, что он услышал, заставило его не на шутку разволноваться.

— Кирилл Антонович, вы что, и правда собираетесь пустить в ход весь этот арсенал?

— Если понадобится, то да. А тебя это смущает?

— Нет, но я хочу знать точно.

— Знать что?

— Насколько вы тверды в своих намерениях. Я ведь, если что, в стороне не останусь. Мне придется рисковать своими бойцами и собственной головой. И мне не хочется, чтобы мной и моими ребятами играли, как оловянными солдатиками. Чтобы «взрослые дяди» сделали нас крайними, а после нашей смерти продолжили распивать чай с врагом.

— Понимаю твою озабоченность, Дима. И говорю тебе честно как на духу: я своих ребят не сдаю. А ребят из «России для русских» я считаю своими. И еще, Дим: отстаивая правое дело, я готов на все.

— Даже на силовой способ решения проблемы?

— Да. Полагаю, я ответил на твой вопрос?

Костырин помолчал. Потом сказал, понизив голос:

— Помнится, вы говорили мне, что главная цель партии — не организация митингов и пикетов, не выклянчивание подачек у правительства, а захват власти. Так?

— Так. К чему ты клонишь?

— К тому, что в деле вы не так радикальны, как на словах. По мне, так давно пора показать, кто в Питере настоящий хозяин.

— Покажем. Но дай срок. Спешат только дураки, Дима. А дураки всегда проигрывают. Машут кулаками, пока их не обломают. Умный человек дожидается подходящего момента, а потом наносит один точный удар.

— Вы уверены, что не проворонили этот самый «подходящий момент»?

— Уверен. Я отслеживаю ситуацию. И я, и мои товарищи по партии. К тому же я…

Дверца скрипнула, и вслед за тем запыхавшийся голос Серенко произнес:

— Готово! Больше сумок нет.

Садчиков наклонился к уху Костырина и тихо произнес:

— Мы с тобой потом поговорим. Зайди ко мне завтра утром. Часиков в девять. Я тебе кое-что сообщу.

— Ну че, Димыч, мы едем или как? Мне еще реферат нужно на…

— Да едем, едем, — отмахнулся от Серенко Костырин. — Залазь в машину.

17

Тяжелая железная дверь гаража со скрежетом захлопнулась. Прогромыхал замок. И вслед за тем голоса Бутова и Костырина стали удаляться. Когда они стихли совсем, Андрей скинул с себя старое одеяло, пробрался к дверце машины и, нажав на скобу, потянул ее в сторону. Он боялся, что Бутов закрыл дверь на ключ, но слава богу — этого не случилось.

Темнота в гараже была почти полной. Андрей достал из кармана телефон и клацнул на кнопку. Дисплей отозвался голубоватым свечением. Полвторого ночи! Андрей представил, как сейчас, должно быть, волнуется мать, и на сердце у него стало тяжело.

Мария Леопольдовна взяла трубку сразу.

— Алло!

— Мам, это я.

— Ну слава богу! Где ты? Почему не позвонил?

— Я… — Андрей глянул в черную затхлую пустоту гаража. — Ну, в общем, я у одной девушки.

— У девушки? — Повисла пауза. — Хорошо, но позвонить-то ты мог?

— Ма, ну я не знал, сколько времени. Мы… ну, в общем, заговорились. Ну ты же знаешь, как это бывает. Я только сейчас посмотрел на часы.

Мать снова помолчала.

— Ладно, — сказала она наконец. — Когда будешь дома?

— Не знаю. Может, через час, а может, только к утру подгребу.

— К утру… — эхом отозвалась мать. — Девушка-то хоть хорошая? — И сама себе ответила: — Судя по всему, не очень, раз оставляет тебя до утра.

— Да нет, ма, девушка хорошая. Это я дурак. Ты же знаешь, какой я упрямый. Меня не так-то легко выпроводить. Да мы с ней и не…

— Мне не обязательно знать подробности.

— Да, конечно. Ну ладно, ма, у меня аккумулятор садится. Пока!

И, не дожидаясь ответа, Андрей отключил громкий сигнал, опасаясь, что мать начнет перезванивать.

Пользуясь телефоном как фонариком он пробрался к приборной доске. Ключ был в замке зажигания. Андрей завел машину и включил фары. Яркий желтый свет высветил пыльную утробу гаража.

Андрей осторожно выбрался, подошел к стене, пододвинул какой-то ящик и, встав на него, принялся исследовать небольшое окошко. Если как следует поднатужиться, вылезти можно. Он тут же принялся за дело.

Домой он вернулся поздно ночью, усталый и вымотанный. Скинув туфли, он хотел на цыпочках добраться до своей комнаты, но половица предательски скрипнула у него под ногой. В маминой комнате зажегся свет.

— Черт, — прошептал он.

Мать стояла в дверях.

— Привет, мам! — весело сказал Андрей.

Мария Леопольдовна оглядела сына с ног до головы.

— Что за вид? — строго спросила она.

— Ма, на улице-то темно. Поскользнулся на ступеньке и вписался в грязь.

— Понятно. А ну-ка, дыхни!

— Пожалуйста. — Андрей дыхнул матери в лицо.

Мария Леопольдовна поморщилась и горько констатировала: