Патриция Хайсмит - Незнакомцы в поезде Страница 27

Гай понятия не имел, как Бруно узнал о проекте. Хотя, конечно, было множество вариантов. Возможно, об этом упомянули в газетах, а Бруно внимательно следил за новостями в области архитектуры. Он мог позвонить в офис, когда Гай был на встрече, и вытянуть информацию у ничего не подозревающего Майерса. Гай снова посмотрел на Майерса, гадая, не общался ли он по телефону с Бруно. Такая возможность отдавала чертовщиной.

Итак, заказ ушел из-под носа, и Гай начал оценивать последствия. Значит, к лету не будет дополнительных денег, на которые он рассчитывал. Как и возможности повысить свой вес в глазах семейства Фолкнеров.

Так продолжится и дальше. Бруно будет отыскивать его клиентов одного за другим и писать им «разоблачительные» письма. Он разрушит карьеру Гая. А брак с Анной? При мысли о ней Гая обожгло болью. Иногда он надолго забывал о том, что любит ее. Между ними происходило что-то непонятное. Бруно словно лишил его смелости любить. Тревогу усиливала любая неприятность, от глупой истории с лучшей парой туфель, которую он сдал в ремонт и забыл, куда именно, до все умножающихся расходов на строительство их с Анной будущего дома, который уже виделся ему неоправданно большим и дорогим.

Майерс корпел над чертежами, телефон Гая молчал. Не звонил даже Бруно — видимо, нагнетал обстановку, чтобы Гай, помучившись в неизвестности, обрадовался его голосу. Испытывая отвращение к самому себе, Гай посреди дня направился в бар на Мэдисон-авеню. Они с Анной хотели сегодня пообедать вместе, но она отменила встречу, Гай забыл почему. Не то чтобы она говорила с ним холодно, однако причину для отмены свидания назвала какую-то неубедительную. Она точно не собиралась за покупками для дома, это бы Гай запомнил. А запомнил бы? Может, дело в том, что он нарушил обещание прийти на семейный ужин в прошлое воскресенье, и Анна решила отплатить ему той же монетой? Но в воскресенье он был до того подавлен, что просто не мог ни с кем встречаться. Между ними с Анной как будто началась молчаливая, необъявленная ссора. В последнее время Гай чувствовал себя слишком несчастным и не желал обрекать Анну на свое общество, а когда хотел ее видеть, она притворялась занятой. Она была занята ссорой с Гаем и планированием обстановки их общего дома. Совершенно нелогично. В мире вообще не осталось ни смысла, ни логики, лишь необходимость избавиться от Бруно. Но Гай не видел ни одного логичного способа это сделать. Если он потащит Бруно в суд, результат едва ли будет логичным.

Он закурил и обнаружил, что в другой руке у него дымится еще одна сигарета. Он выкурил обе, сгорбясь над блестящим черным столом. Руки с сигаретами казались зеркальным отражением друг друга. Почему он сидит в баре во втором часу дня и пьянеет от третьего бокала мартини? Разве можно теперь работать? Впрочем, работы все равно нет. Вот во что превратился Гай Хэйнс, который любит Анну, который построил клуб «Пальмира»… У него не хватало духу даже швырнуть в угол бокал с мартини. Он словно увяз в зыбучем песке.

А если предположить, что увяз окончательно? Что он согласился выполнить требование Бруно? Задача совсем проста. В доме не будет никого, кроме хозяина и дворецкого, и Гай уже знал этот дом лучше, чем тот, в котором вырос. Можно оставить улики, компрометирующие Бруно, например, бросить «люгер» прямо в комнате. Это была единственная четкая мысль в плывущем сознании. Гай непроизвольно сжал кулаки и сам устыдился бессилия этого жеста. Нет, нельзя допускать такую возможность. Бруно только этого и ждет.

Гай смочил носовой платок водой из бокала и промокнул лицо. Утренний порез от бритвы защипало. Он посмотрел в зеркало на стене. Тонкая красная линия на левой стороне подбородка начала кровоточить. Захотелось врезать кулаком по этому подбородку в зеркале… Он резко вскочил и пошел расплачиваться.

Но запретная мысль уже пришла ему в голову, и прогнать ее было не так просто. Бессонными ночами Гай представлял, как выполняет план Бруно, и это успокаивало ему нервы, точно снотворное. В его восприятии убийство стало не преступлением, а операцией по удалению Бруно из своей жизни, движением скальпеля, отсекающего злокачественную опухоль. В ночи отец Бруно из живого человека превращался в предмет, а Гай — в силу. Совершить убийство, оставить «люгер» рядом с трупом, проследить, как Бруно осудят и отправят на казнь, — для Гая это станет очищением души.

Бруно прислал ему бумажник из крокодиловой кожи с золотыми уголками и монограммой «ГДХ» внутри. В приложенной записке говорилось: «По-моему, эта вещица в твоем стиле. Пожалуйста, не надо все усложнять. Ты мне очень дорог. Всегда твой, Бруно». Гай занес руку, чтобы швырнуть бумажник в урну, но вместо этого сунул его в карман. Он не мог выбросить красивую вещь и решил, что найдет ей какое-нибудь применение.

Тем же утром Гай отклонил приглашение выступить на радио. Он был не в состоянии работать. Зачем вообще приходить в офис? Он бы с большим удовольствием пил целыми днями и ночами — особенно ночами. Погрузившись в раздумья, Гай вертел перед собой сложенный циркуль. Тим О’Флаэрти из Чикаго однажды сказал, что у него руки как у капуцина. Они с Тимом сидели в его полуподвальной квартирке, ели спагетти и вели беседы о Ле Корбюзье и роли красноречия в карьере архитектора. Получалось, что красноречие естественным образом присуще людям, выбирающим эту профессию, и немудрено, ведь очень многое в ней зависит от способности убедить заказчика принять идею. Тогда Гаю все было по плечу. Пусть Мириам высасывала из него соки, но впереди ждала чистая борьба, вселяющая силы, и, несмотря на трудности, он знал, что поступает правильно.

Гай вертел и вертел на столе циркуль, пока не сообразил, что это может раздражать Майерса.

— Смотри на жизнь легче, — добродушно посоветовал Майерс.

— Дело не в том, как я смотрю на жизнь, а в том, сдамся я или нет, — отрезал Гай с убийственным спокойствием и, не в силах остановиться, добавил: — Благодарю, я не нуждаюсь в советах.

— Послушай…

Долговязый Майерс встал, безмятежно улыбаясь. Но выйти из-за стола не успел. Гай уже схватил пальто с вешалки.

— Я прошу прощения. Давай забудем, ладно?

— Да знаю я, что с тобой творится. Нервничать перед свадьбой — обычное дело, я сам через это прошел. Не пойти ли нам выпить?

Фамильярность Майерса неожиданно задела Гая за живое. Ему было невыносимо видеть спокойное и пустое лицо Майерса, слушать его банальности.

— Спасибо, честное слово, не хочется, — ответил Гай и аккуратно прикрыл за собой дверь.

23

До боли в глазах он всматривался в ряд особняков на другой стороне улицы. Как будто померещился Бруно… В сумерках не разглядеть. Бруно только что стоял у черных железных ворот, а теперь там никого не было. Гай развернулся и взбежал по ступенькам в свой дом. Он взял билеты на оперу Верди, Анна будет ожидать его у театра в половине девятого. Ему не хотелось сегодня видеть Анну, не хотелось ее попыток приободрить его, не хотелось утомительно притворяться веселым. В довершение всего ему совсем не хотелось слушать Верди. Зачем он вообще взял эти билеты, что на него нашло? Он думал порадовать Анну, но ей эта опера тоже вряд ли понравится, зачем же он ведет ее туда, куда они оба идти не хотят?

Миссис Маккосленд передала ему номер телефона, по которому его просили перезвонить. Вроде это был номер одной из Анниных тетушек. Может, ему повезет и Анна окажется сегодня занята?

И действительно, в трубке зазвучал ее извиняющийся голос:

— Гай, я не успею приехать. Тетя Жюли очень хочет познакомить меня с какими-то друзьями, а они придут только после ужина.

— Ничего.

— Я никак не смогу увильнуть.

— Ничего страшного.

— Прости. Мы ведь с тобой не виделись с прошлой субботы.

Гай прикусил кончик языка. Анна вызывала у него настоящее отторжение — своей назойливостью, непрошеной заботой, даже чистым, нежным голосом, который прежде сладко обволакивал его, как объятия. Неужели он больше ее не любит?

— А может, позовешь в оперу миссис Маккосленд? Она наверняка обрадуется?

— Мне вообще не хочется идти.

— А писем больше не было?

— Нет.

Она уже в третий раз спрашивает!

— Я люблю тебя. Не забывай об этом, ладно?

— Ладно.

Повесив трубку, Гай ретировался к себе. Снял пальто, принял душ, причесался, обнаружил, что ему совершенно нечего делать, и тут же заскучал по Анне. Ужасно заскучал. И как ему в голову могло прийти, что он не хочет ее видеть? Гай обшарил карманы в поисках бумажки с номером, сбежал вниз по лестнице, поискал на полу у телефона. Бумажка исчезла, словно кто-то нарочно стащил ее. Он вгляделся в матовое стекло входной двери. Бруно, наверняка это сделал Бруно.

Ничего, Гай сейчас позвонит Фолкнерам и узнает номер. Он встретится с Анной, проведет с ней вечер, даже если для этого придется терпеть общество тетушки Жюли. Шли длинные гудки, в доме на Лонг-Айленде никто не подходил к телефону. Гай посмотрел бы в справочнике, но фамилия тетушки вылетела у него из головы.