Анна Данилова - Девушка, не умеющая ненавидеть Страница 27

Муж и жена, они принадлежат друг другу. И у каждого из них есть право собственности на другого. Это хоть и не прописано в документе о браке, но подразумевается. Иначе зачем брак, эти свадебные поцелуи, скрепленные подписями и печатями?

Вот и Гриша тоже принадлежал по закону этой Лиде. И она могла пользоваться им, как ей хочется. Могла, к примеру, закинуть на него ногу во время сна. Могла в любой момент подойти и обнять его, поцеловать. Или провести ладонью по волосам, губам.

Мне надо было ее убить, чтобы он остался, наконец, один. Но все разрешилось само собой, когда в ее жизни появился другой мужчина. И хотя для меня это было большим благом, ведь теперь ее почти не бывало дома, и я точно знала от общих знакомых, что с тем мужчиной у нее серьезно, и она собирается разводиться с Гришей, чтобы выйти замуж за этого старика, мне все равно была невыносима мысль, что Лида пренебрегла Гришей. Что он в ее глазах сильно проигрывал, раз она решила бросить его и связать свою жизнь с другим мужчиной. Как она не понимала своего счастья? Как она могла так поступить?

Наступил момент, когда она окончательно ушла. Приехала, забрала свои вещи, распрощалась с Гришей и уехала. Мы с Денисом наблюдали это из окна, и у меня сердце в груди сжималось, когда я пыталась представить себе, что испытывает он.

Он стоял на крыльце, такой брошенный, одинокий, что я чуть было не выдала себя. Сдержалась. Не выбежала из дома, чтобы подняться к нему, обнять. И здесь мне повезло. Денис, вероятно предположивший то же, что и я, что Грише сейчас очень плохо, едва машина нового возлюбленного Лиды скрылась за поворотом, сказал мне:

– Пойду, позову его к нам в гости. Ты как, милая, не против?

– Хорошо, я приготовлю что-нибудь вам…

Я старалась ответить ему равнодушно, хотя внутри я ликовала, я радовалась, как никогда! Сейчас Денис приведет Гришу, и у меня будет возможность накормить его, а если повезет, и прикоснуться к нему. Я буду смотреть на него, слушать его голос, разговаривать с ним. Может, глядя на меня, он вспомнит нашу ночь в саду, как нам было хорошо… Возможно, захочет повторения, но не в саду, а у него дома, где нам уж точно никто не помешает.

Меня слегка потрясывало от волнения, когда я накрывала на стол. Я была уверена, что Денис вернется с Гришей. И я не ошиблась. Едва услышав их шаги, я почувствовала слабость в коленях и опустилась на стул. Руки мои продолжали нарезать колбасу и раскладывать кружочки на тарелке. На столе уже стояли другие закуски, и я, готовясь встретить Гришу, представляла себе за столом только нас двоих.

Страшная, черная мысль накрыла меня с головой, когда в какую-то долю секунды я увидела распростертого на полу Дениса с простреленным виском. Сама не знаю, откуда вдруг взялась эта картинка. В нарисованные моим явно нездоровым мозгом картинки занесло еще одну, с занавешенными зеркалами…

Мне даже пришлось тряхнуть головой, чтобы эти подсказанные мне моей любовью сцены смерти Дениса исчезли, растворились в уютной реальности кухни. Почему именно смерть? Он может просто уйти из моей жизни. Скажем, влюбиться в кого-нибудь. Вот только эта «кто-нибудь» должна быть ручной, своей… Бредовые, фантастические идеи просачивались в мой мозг и, находя там укромные, тайные уголки, сворачивались и засыпали до поры до времени…

А еще лучше, чтобы он изменил мне, не по любви, конечно, а так, по пьяни, по настроению, со злости… А я бы об этом узнала и прогнала его. Вот это было бы наилучшим для меня вариантом. Денис, на которого я обрушила бы все свое презрение и обиду, ушел бы от меня, как побитая собака, предварительно оставив мне дом, детей и пообещав нас содержать. Представляя себе сцену его ухода, я видела даже эту «побитую» собаку с лицом Дениса, обрамленным длинными ушами коккер-спаниеля. Да, еще немного скупых мужских собачьих слез не помешало бы…

…Они вошли, оба, два друга, два близких мне человека. И сердце мое переполнилось радостью. Однако я не должна была своим сочувствием унизить Гришу.

– А… Сосед! Привет! А мы тут как раз обедать собираемся. Очень хорошо, что ты пришел! Садись!

Не скажу, чтобы он выглядел подавленным, расстроенным или грустным. Скорее растерянным, озабоченным.

– Уехала Лида, – сказал он, обращаясь ко мне, из чего я поняла, что он уже поставил об этом в известность Дениса.

– Как… совсем? – Я засуетилась, доставая из холодильника бутылку водки.

– Ну да, совсем… Мы разводимся… Раньше надо было, но мне все некогда было…

Мы в тот вечер много выпили. И хоть закуски было много, опьянели сильно. Денис, расслабившись, включил громкую музыку и пригласил меня танцевать. Я, чтобы как-то занять гостя, достала из книжного шкафа альбом с фотографиями, предложила ему посмотреть.

Мальчики мои притихли в своих комнатах, увлеченные компьютерными играми. Думаю, они были рады, что их родители заняты и не третируют их своими приказами немедленно выключить компьютер и заняться чем-нибудь полезным.

Мы с Денисом лихо отплясывали рок-н-ролл, я кружилась, и моя короткая клубная юбка кроваво-красного цвета, которую я успела надеть незадолго до наших пьяных танцев, кружилась словно помимо меня, словно поддуваемая снизу ветром, позволяя сидящему на диване Грише видеть мои обтянутые колготками стройные ноги и бедра.

Так грубо я еще никогда никого не провоцировала, не соблазняла.

Мой план был прост и груб: напоить Дениса и уединиться с Гришей. Первый пункт мне удался без труда, и вскоре мой муж уже крепко спал, похрапывая, на супружеском ложе – в джинсах и свитере. Я не рискнула раздеть его, чтобы ненароком не разбудить.

Второй пункт мне не удался. И виновата в этом была только я. Кто бы мог подумать, что Гриша с таким интересом начнет разглядывать наш альбом.

– Кто это? – спросил он, когда я, освежившись после танцев в ванной комнате, вернулась в гостиную и бухнулась рядом с ним на диван.

Он разглядывал фотографию, которую я прихватила с собой, сбегая сто лет тому назад из дома. Сама не знаю, зачем я это сделала. Никаких особых теплых чувств я никогда не испытывала к моей сестре. Но это фото было настроенческим, удивительным, солнечным. Моя юная сестрица Тома была запечатлена в тот миг, когда легкое и стройное тело ее, подхваченное качелями, оказалось наверху: длинные босые ноги в веере черной короткой юбки-клеш. И над всем этим прекрасным безобразием ее сияющее улыбкой лицо с огромными глазищами в облаке темных волос.

Не видя смысла лгать, тем более что я и Денису в свое время показала сестру, оговорившись на всякий случай, что мы с ней не общаемся, я ответила Грише:

– Это моя сестра, Тамара.

– А я и не знал, что у тебя есть сестра, – он продолжал рассматривать снимок, после чего вдруг извлек его из пластикового кармашка альбома и поднес к свету. – Совсем на тебя не похожа.

– Она на папу похожа, а я – на мать.

– Она здесь живет, в Москве?

– Нет, в Саратове.

– Старше или младше?

– Младше. Но мы с ней не общаемся.

– Чего так? – Он разговаривал спокойно, только брови его чуть приподнялись в вопросе. И разговаривая, он ни разу не взглянул на меня.

– Характерами не сошлись.

– А… – Он улыбнулся, вертя фотографию, словно надеясь, что перевернув ее, он заставит юбку-клеш задраться еще выше, обнажая все Томкины недоспелости. – Обычно так говорят о супругах.

Он, наконец, повернулся ко мне и посмотрел в глаза.

– Надо же, родные сестры и такие разные. Вот ничего общего. Она могла бы стать киноактрисой.

– Как это? Что ты такое говоришь? Хочешь сказать, что мы такие разные, что она красотка, а я…

– Да нет, я о другом. Черты лица. Машенька, успокойся, ты очень красивая девушка, и ты это знаешь. Просто вы очень разные.

Он улыбнулся мне, и я прильнула к нему, обняла.

– Мне надо сказать тебе что-то, – сказал он мне на ухо доверительным шепотом.

– Слушаю тебя, – я закрыла глаза в ожидании важных для меня слов. – Смелее!

– Машенька, мы с тобой должны забыть обо всем, что между нами было. Понимаешь?

Мне в лицо словно плеснули кипятку.

– Я развелся, это так, но это еще ни о чем не говорит. Понимаешь?

– У тебя кто-то есть?

– Мне пора. – Он резко поднялся, даже не понимая, что этой самой резкостью оскорбляет меня.

– Подожди… – Я попыталась уцепиться за его руку, схватила за мизинец, но он высвободился. – Не надо. Говорю же – ничего не было. У вас семья. А Денис – мой друг.

– Что же ты раньше не вспомнил об этом, там, в саду?

Ох, не должна была я этого произносить. Это получилось грубо, пошло.

Гриша, не оборачиваясь, поднял правую руку вверх, такой свойский прощальный жест, отмашка, и вышел из комнаты. Потом раздался звук захлопываемой входной двери. И все.