Сэйити Моримура - Плюшевый медвежонок Страница 27

— Негров? Нет, что-то не припомню.

— С тринадцатого по семнадцатое сентября? — Мунэсуэ посмотрел хозяйке прямо в глаза. По документам, Джонни Хэйворд был в Японии впервые. Значит, он мог приехать в Киридзуми только в эти четыре дня: с момента прибытия в страну тринадцатого сентября до момента гибели в отеле «Ройал» семнадцатого. В «Токио бизнесмен отеле» сообщили, что он возвращался к ним каждую ночь, но он мог съездить в Киридзуми и днем.

— В сентябре у нас постояльцев еще много было, но негра — нет, не было.

— Речь идет вот об этом негре. Может быть, он к вам и не приезжал, но дело в том, что он как-то связан с этими местами. Внешне он и на негра-то не очень похож, скорее на азиата. С этими словами Мунэсуэ показал хозяйке отретушированную фотографию убитого Джонни Хэйворда и копию фотокарточки из его паспорта. Фотографии не произвели на хозяйку никакого впечатления.

— Раз вы не помните, то и супруг ваш, очевидно, не знает?

— Этого негра?

— Да.

— Если вас интересует, жил ли он у нас в гостинице, то я могу точно сказать — нет… А что с ним такое случилось? — встревожилась хозяйка.

— Ничего особенного, мы интересуемся им в связи с одним происшествием. Не волнуйтесь, пожалуйста, — поспешил успокоить женщину Мунэсуэ.

Если бы она читала газеты, то наверняка знала бы, что Джонни Хэйворда убили в токийском отеле. Однако трудно было представить себе, чтобы эта добродушная женщина, поглощенная многочисленными хозяйственными заботами, могла интересоваться такими кровавыми историями. Да если бы и интересовалась, вряд ли она смогла бы узнать на предъявленных фотографиях лицо, мельком увиденное в газете.

— Бывало так, что по каким-то причинам в гостинице оставался только ваш супруг?

— Как же, бывало: когда я рожала, то уезжала отсюда к родителям оба раза на месяц. Сейчас-то детишки уже в школу ходят.

Видимо, это ее дети ехали с ними в автобусе.

— Не могли ли негры приезжать именно в это время? Как знать, а вдруг кто-нибудь из родственников Джонни Хэйворда приезжал раньше в Киридзуми?

— Да нет, пожалуй, не думаю. Такое ведь не часто бывает, муж бы мне рассказал.

— Как долго вы храните регистрационные книги?

— Обычно через год уничтожаем. Разговаривая с хозяйкой, Мунэсуэ все яснее понимал, что толку от нее не будет. Правда, есть еще муж. Может, он что-нибудь знает о Джонни? — Супруг ваш где сейчас?

— В старой гостинице. Вызвать его?

— Нет, мы сами туда сходим. Там же и переночуем. Извините, а вы сами давно здесь живете?

— Могло статься, что отношения Джонни со здешними жителями возникли либо до ее приезда сюда, либо в ее отсутствие.

— Я вышла замуж в шестьдесят пятом, с тех пор все время тут.

— Значит, за это время чернокожих гостей не было?

— По-моему, не было.

— А иностранцы из каких стран бывали?

— Больше всего американцы. Знаете, солдаты с баз. Потом еще студенты. Кроме американцев, были французы, немцы, англичане.

— А кто из местных жителей живет здесь со времен войны?

— Так родители мужа, вот у них и надо спросить.

— Стало быть, родители вашего супруга в добром здравии?

— Да, им обоим уж за семьдесят, но держатся они молодцом.

— А они все время жили здесь?

— Да, как дело унаследовали, так никуда и не уезжали.

— Унаследовали?

— Свекор получил хозяйство от своего дяди. Впрочем, я во всем этом плохо разбираюсь, вы лучше у самого свекра спросите.

Из слов хозяйки явствовало, что теперешним хозяином гостиницы был ее муж, а свекор удалился от дел и жил на покое в «Киридзумикане». Вряд ли двадцатичетырехлетний Джонни Хэйворд был связан с кем-то из обитателей Киридзуми, живших здесь еще раньше.

— Эти стихи вам знакомы? — Мунэсуэ перевел разговор на другую тему и показал хозяйке принадлежавший Джонни Хэйворду сборник стихов Ясо Сайдзё. — Видите ли, эта книга была среди вещей негра. Когда он уезжал из Америки, то сказал, что едет в Японию, в Киридзуми. — Объяснять ей, как от «кисми» пришли к «Киридзуми», не было нужды. — Эти стихи были чем-то очень важны для него. В них говорится о Киридзуми. И в Японию он приехал, чтобы попасть сюда. Но вот что он собирался тут делать? Весьма вероятно, что разгадка кроется в этих стихах. Вам они ничего не говорят?

— Я знаю, что в этих стихах Ясо Сайдзё вспоминает, как он в детстве приезжал с матерью в Киридзуми. Я слышала, что отец мужа отыскал эти стихи и напечатал их в рекламной брошюрке и на салфетках.

— У вас есть сейчас эта брошюра?

— Сейчас нет, это давно было.

— Жаль, — сказал Мунэсуэ, не скрывая разочарования, и спросил; — До какого времени были в ходу салфетки и брошюры?

— Только муж или свекор могут это знать.

— А как вы думаете, чем стихи Ясо Сайдзё были важны для негра, Джонни Хэйворда?.. — все-таки задал Мунэсуэ хозяйке мучивший его вопрос, хотя на ответ особенно и не надеялся; что могла сказать ему женщина, никогда в жизни не видевшая Джонни Хэйворда?

— Ну, знаете, Киридзуми — это ведь не только где мы живем…

Последние слова хозяйки, по-видимому, заинтересовали Ёковатари, потому что он едва слышно пробормотал: «Вот именно, Джонни мог иметь в виду вовсе и не источники…»

Когда в следственной группе обсуждалось название «Киридзуми», обнаруженное а стихотворении Ясо Сайдзё, все немедленно связали его с горячими источниками, но ведь речь могла идти об этой местности вообще.

— Скажите, где еще в Киридзуми живут люди? — спросил Ёковатари. Ведь если где-нибудь поблизости тоже есть человеческое жилье, то Джонни Хэйворд вполне мог стремиться и туда. Или ему были нужны не люди, а сама земля Киридзуми? Ну, тогда уж точно ничего не удастся выяснить.

— То есть всегда ли местные люди жили только на источниках? — уточнил Мунэсуэ, подхватив мысль Ёковатари.

— Раньше была еще деревня Юносава, но теперь там никто не живет.

— Юносава? Это где же?

— Вы, когда выезжали из Сакамото, наверно, видели плотину. Так вот немножко выше этой плотины. Скоро ее затопят, эту деревню, поэтому оттуда почти все уехали.

— Давно?

— Да уж года три. Но только Юносава сама по себе, это не Киридзуми.

Дело зашло в тупик. Нужно было как можно скорее идти в старую гостиницу.

— Извините за беспокойство. Мы пойдем в «Кинтокан».

— Я вас провожу.

— Спасибо, не нужно. Тут ведь одна дорога, верно?

— Конечно, но мне все равно туда надо. — И хозяйка с готовностью поднялась.

В «Кинтокан» вела узкая лесная тропинка. Солнце уже скрылось за горами, на небе говел закат. Метров семьсот не слишком крутого подъема привели их к перевалу, с которого уже виднелась старая гостиница. Ёковатари и Мунэсуэ едва переводили дух, а хозяйка, казалось, чувствовала себя прекрасно. «Кинтокан» прятался в глухой ложбинке. Над ним поднимался легкий дымок, похожий на пар; сначала он тянулся ввысь, а потом, отдав свое тепло холодному воздуху, расплывался вширь, и от этого затерянное в горах пристанище для любителей горячих ванн казалось еще уютней. Солнце скрылось, и только догорающая вечерняя заря освещала ложбину призрачным светом.

Подойдя к обветшалой гостинице, они увидели водяную мельницу.

— Гостям из города очень нравится, вот мы и оставили, — объяснила хозяйка.

Они вошли в переднюю. В доме уже горел свет. Их встретил довольно невзрачный мужчина средних лет. Это и был хозяин. Жена о чем-то пошепталась с ним, и он немного извиняющимся тоном пригласил гостей в комнаты:

— Очень рады видеть вас у себя. Вы, должно быть, устали с дороги, не откажитесь принять ванну.

После «Киридзумикана» почтенный возраст «Кинтокана» сразу бросался в глаза. Почерневшие столбы покосились, в раздвижных перегородках зияли щели. Доски пола в коридоре покоробились и страшно скрипели.

— Это не соловьиные полы[10], а петушиные, — съязвил острый на язык Ёковатари, ничуть не стесняясь присутствия хозяев.

— Конечно, тут тоже надо было сделать ремонт, — еще более извиняющимся тоном сказал хозяин, — но все деньги ушли на «Киридзумикан».

— Да нет, так даже лучше. В этом, поверьте, есть своя прелесть, дух старины, что ли. Придает дому очарование, которое пьянит, как старое вино, — снисходительно утешил хозяев Ёковатари.

И в самом деле, если бы вам захотелось почувствовать себя затерянным в глуши, полностью оторванным от мира, вы не нашли бы места лучше, чем этот горный приют для запоздалого путника.

— Трудно поверить, что такие вот местечки до сих пор существуют всего в нескольких часах езды от Токио! — с воодушевлением заметил Мунэсуэ. Ему давно не приходилось бывать в подобных поездках. И он чувствовал себя помолодевшим на добрый десяток лет.

Их проводили в отдельный домик, одиноко стоявший в стороне от главного здания. Под окнами небольшой, обставленной в традиционном японском стиле комнаты журчала вода: там проходил мельничный желоб.