Марина Серова - Взрывное лето. Сюита для убийцы (сборник) Страница 27

– Не переживай за него, этот не пропадет, – сухо сказал Витя. – Кстати, Лемешева именно он, можно сказать, под нож подвел. Косачев наконец получил деньги и должен был вечером привезти их Лемешеву, для полного расчета. А как узнал про гибель жены, тут же залег на дно. Вместе с деньгами, естественно.

– И значит, когда Авдеев с Тарасенко явились за гонораром, – подхватила я, – у Лемешева для них ничего не было.

– Ну да. Он им говорит: подождите, дескать, вот сейчас человек с чемоданом денег подъедет, вы все и получите, разом, да с премиальными за высокое качество работы… Они ждали-ждали, а потом у них жданки-то и кончились. Так что Лемешева господин Косачев с чистой совестью может на свой счет записать. Кстати, деньги, я так понимаю, все у него остались. Он-то выкрутится, никакого сомнения.

– Ладно, мальчики, – я взглянула на часы и встала. – Хорошо с вами, но пора уходить. Через час концерт начинается, а мне еще переодеться надо, накраситься и все такое. Из Америки виолончелист приезжает знаменитый, только фамилия у него четырехэтажная, я ее выговорить не могу.

– Да мы все равно его не знаем, мы люди серые, – хмыкнул Андрей, внимательно глядя на меня.

А Витя бестактно обрадовался:

– Ты с Романом помирилась!

– При чем здесь Роман? – Я задрала нос. – Я, в конце концов, интеллигентная современная женщина! Я что, не могу сама захотеть пойти на концерт американского виолончелиста? Знаменитого причем!

– Можешь, можешь, – торопливо успокоил меня Мельников. – Не пыли. Завтра-то зайдешь, меня проведать? Ребята тоже придут.

Я оглянулась в дверях. Они сидели на кровати втроем – Мельников в центре, справа Самойлов, слева Ярославцев – и смотрели на меня.

– А куда я от вас денусь? – улыбнулась я им.

Сюита для убийцы

Мертвая тишина. Она установилась вокруг меня совершенно неожиданно. Никто не подкарауливал меня у подъезда, не ломился в квартиру, не подсылал ко мне знакомых с разными, заманчивыми и не очень, предложениями. Телефон молчал так упорно, что по нескольку раз в день я снимала трубку просто так, чтобы убедиться, не отключили ли его. Это было настолько удивительно, что сначала я не поверила своему счастью. Потому что до этого буквально разрывалась на части, носясь по городу и его окрестностям как ошпаренная и улаживая дела своих клиентов.

Нервно и физически я вымоталась до такой степени, что была готова обратиться к криминальным структурам города с предложением о перемирии и всеобщем отпуске. И вот, будто кто-то где-то услышал мои мольбы, – поток клиентов вдруг иссяк. Теперь можно порадоваться передышке, тем более что несколько серьезных дел последнего времени благоприятно сказались на моем материальном положении.

Неделю я блаженствовала. Для начала выспалась, а затем устроила генеральную уборку – вымыла окна, очистила балкон и довела до умопомрачительного блеска люстру «Каскад». Кто хоть раз брался выполоскать в мыльной воде, потом протереть и развесить по своим местам три этажа стеклянных висюлек, поймет, какой подвиг я совершила. Но и это еще не все: я выгребла хлам из всех углов, рассортировала его и на девяносто процентов ликвидировала. Оставшиеся десять процентов барахла мне стало жалко выбрасывать, и они остались в доме до следующей генеральной уборки. Между делом я купила новый пылесос – вместо ветерана, почившего с миром прямо посреди устроенного мной разгрома.

И всю неделю я обеспечивала себя полноценным трехразовым питанием. Честное слово! Я ела не бутерброды, которые уже поперек горла вставали, а самые настоящие горячие завтраки, обеды и ужины! Возможно, я готовлю и хуже, чем шеф-повар парижского ресторана «У Максима». Не знаю, не проверяла. Да и не уверена, что хочу проверять. Как-то не вызывают у меня энтузиазма всякие улитки-устрицы. В этом я вполне согласна с Собакевичем: мне тоже лягушку хоть сахаром облепи, я ее все равно есть не стану. А баловала я себя любимыми с детства блюдами, на приготовление которых последние два месяца элементарно не было времени.

Может, кому-то не нравятся оладьи из тертой на самой мелкой терке сырой картошки, зажаренные на подсолнечном масле до хрустящей коричневой корочки, рыба в кляре, приготовленная аккуратными шариками на специальной сковородке, вареники с картошкой с чесночной подливкой и курица, устроившаяся на бутылке, скрестив ножки, запеченная в духовке… Не нравятся – ради бога, личное дело каждого. А я считаю, что это самая вкусная еда в мире, и никто меня в этом не переубедит.

Телефон все молчал.

Раз так, значит, гуляем до победного конца. Двоюродная тетка четвертый год пытается заманить меня к себе на дачу. Вот и поеду к ней. Я притащила из соседнего супермаркета полную кошелку всяких удобных для дачной жизни продуктов. Специально для тетки купила два килограмма арахиса в шоколаде, ее любимых конфет. Сняла с полки пару книжек фантастики, которые купила месяца три назад и до сих пор не выбрала времени прочитать, и приготовила прочие необходимые вещи. Свалила все это на стол и начала упаковываться.

По всем законам жанра мои сборы должен был прервать телефонный звонок, но аппарат по-прежнему молчал. Я тщательно уложила все во вместительные удобные корзины, то и дело поглядывая на него, переоделась в дорогу, взяла корзины и подошла к дверям. Тишина. Я открыла дверь. Телефон молчал с ослиным упрямством. Я выставила корзины на площадку, достала ключи и, стоя на пороге, обернулась, и вот тут он зазвонил.

– То-то, – удовлетворенно сказала я, забросила корзины обратно в квартиру, закрыла дверь, подошла к тумбочке, где стоял телефон, и сняла трубку.

– Иванову Татьяну Александровну можно попросить? – Голос смутно знаком, но кто это, я сразу понять не смогла. Поэтому ответила на всякий случай официально вежливо:

– Татьяна Александровна вас слушает.

– Танечка, здравствуй, это Саша Желтков, помнишь меня еще?

Конечно, я его помнила! Друзья детства остаются в памяти на всю жизнь. Люди, с которыми знакомишься в институте, на работе, какие-то общие друзья и общие друзья общих друзей – все они улетучиваются из памяти легко и незаметно. А вот тех, с кем вместе играли в прятки, в «испорченный телефончик» и другие развивающие игры, тех помнишь всегда…

– Что ты молчишь, Тань, не слышно, что ли? Так я перезвоню.

– Да нет, все нормально. Просто вспомнила нашу последнюю встречу, – успокоила я его. – Ну что, нашел ты тогда цемент на халяву?

– Господи, да неужели я помню! Через мои руки столько уже этого цемента прошло, в том числе и халявного… Не в этом дело.

– А ты что, по делу звонишь? – можно подумать, я в этом сомневалась.

– Видишь ли… В общем, да, некоторым образом по делу, – Саша говорил не то чтобы робко, а как-то неуверенно. – Танька, ты скажи, у тебя свободное время есть?

– С ума сошел, откуда? Дел выше головы, вздохнуть некогда!

Я нахально соврала и даже пальцы не скрестила. А нечего задавать дурацкие вопросы. Конечно, мы живем в Тарасове, а не в Чикаго тридцатых годов, и у нас здесь не криминальная столица, чтобы высококвалифицированные частные сыщики – Таня Иванова в частности – были загружены срочной работой по двадцать пять часов в сутки. Хотя на отсутствие клиентуры в целом я не жалуюсь. Но не может же частный детектив моего уровня сказать, что он болтается без дела. Честь фирмы прежде всего!

– Танюш, может, все-таки выкроишь время, очень надо увидеться, – в его голосе зазвучали бархатные нотки.

Так, это мы проходили… Когда Сашка переходил на такой тон, он добивался от собеседника всего, чего только хотел. Однажды мы с ним поспорили, что он уговорит Лильку из второго подъезда, самую главную жадину нашего двора, дать нам поиграть ее новым мячом – огромным надувным глобусом. Я щедро дала ему на это безнадежное мероприятие сутки, поскольку твердо знала, что Лилька никогда никому и ничего не даст. Хотите верьте, хотите нет, Сашка уболтал ее всего за полчаса! В результате наша компания играла в «штандар» этим дурацким, совершенно неудобным глобусом, а Сашка обжирался мороженым – я проспорила ему три порции!

Так что, послушав пару минут его соловьиные трели о том, как высоко он ценит мою профессиональную репутацию, я решила сэкономить время и поскорее согласилась на встречу.

При моей работе машина не роскошь, а суровая необходимость, и держала я ее под окном, чтобы, если надо выехать срочно, не терять ни минуты. Так что хоть я на этот раз и не спешила, но уже минут через пяток ехала к филармонии, где директорствовал мой друг детства.

С Сашей Желтковым мы виделись, можно сказать, совсем недавно, двух лет не прошло. Занесло меня тогда на какое-то жутко культурное мероприятие. Не помню, что это было, то ли концерт знаменитого пианиста, то ли открытие конкурса вокалистов, но что-то очень музыкальное и очень престижное, так что собрался весь тарасовский бомонд. Там мы с Сашей и встретились. Он узнал меня сразу, а я его только тогда, когда ко мне с радостным воплем кинулся статный мужчина в смокинге и галстуке-бабочке, похожий на молодого Ширвиндта. И нисколько не похожий на того худенького, вертлявого пацана, которого мы всем двором прятали от строгой мамы, бдительно следившей, чтобы ее юное дарование больше играло на фортепиано, а не в дворовые игры. Но галстук-бабочку мама цепляла ему на шею уже тогда.