Игра в кубики - Марина Крамер Страница 27

– У меня неприятности, Максим, – коротко сказала она, – прости, пожалуйста, я не смогу сегодня с тобой увидеться.

– Это что же за неприятности, что ты даже телефон отключила?

– Мама Света в реанимации, был сильный приступ, а на меня малахольная мамаша заявление в полицию написала. Достаточно?

– Вполне. Моя помощь нужна?

– Я не представляю, что бы ты мог сделать в этой ситуации, – устало проговорила Вика, присаживаясь на край подоконника в холле больницы. – Разве что не говорить со мной таким раздраженным тоном, я ведь не виновата в том, что сорвалось свидание.

– Ладно, не бери в голову, – примирительно произнес Максим. – Если что-то надо, ты пиши мне, не стесняйся.

Она положила трубку и вдруг поняла, как больно оцарапало ее вот это «пиши». Не «звони», а «пиши», потому что сообщение можно прочитать незаметно от жены, а вот за звонок придется оправдываться.

«Как же это отвратительно, – думала Вика, машинально водя ногтем по стеклу. – Неужели я начала трезво смотреть на ситуацию, потому и вижу, как на самом деле выглядят наши отношения? Да и какие это отношения? Он украдкой бегает ко мне, а я не могу набраться смелости и сказать ему, что меня такое больше не устраивает. Я сама загнала себя в эти рамки, сама сделала так, что заговорить на эту тему не могу. Максу-то проще, его все устраивает. А что делать, если меня – перестало?»

День уже почти закончился, плавно перейдя в весенний вечер, можно было ехать домой – в реанимацию все равно не пускали, но Вика все оттягивала момент, когда придется выйти из больничных стен и оказаться совершенно одной. Пугала пустая квартира, пугала перспектива возвращаться после дежурств туда, где тебя никто не ждет. В такие моменты Вика остро чувствовала, что у нее никого, кроме тетки, больше нет в этой жизни. Она не помнила детский дом, где оказалась после гибели родителей, она даже не знала толком, что с ними случилось – эта часть жизни словно бы выпала, стерлась из ее памяти, и порой Вике казалось, что так даже лучше – меньше травм. Она не расспрашивала тетку о случившемся, не выясняла причин, по которым та не родила своих детей, а удочерила ее. Ей не хотелось лишней информации, которая – и в этом Вика была совершенно уверена – не принесет ей ничего хорошего, только боль.

Но остаться ночевать в больничном холле, конечно, ей никто бы не позволил, потому в семь часов, когда начали закрывать двери, Вике пришлось ехать домой.

Едва она дошла до остановки, как возле нее остановилась машина, и из нее вышел Митин:

– Садись, подвезу.

– Ты как здесь?..

– Хотел убедиться, что ты мне не врешь, – весело улыбнулся он, но Вика мгновенно углядела за этой улыбкой правду – он действительно приехал проверять, не выдумала ли она историю с заболевшей теткой. Это ее даже не обидело – разозлило:

– Ты в своем уме?! Как я могу пустословить в таких вопросах?!

– Ладно-ладно, не кипи, – добродушно отозвался Максим, – садись, поехали.

– Я никуда с тобой не поеду.

– Точно?

– Абсолютно.

Она развернулась и пошла в противоположную сторону, обиженная настолько, что было больно дышать, однако в душе все равно надеялась, что Митин ее остановит.

Шла, считая в голове шаги: «Раз, два… ну, окликни же меня… три, четыре, пять… неужели ты так и позволишь мне уйти?.. Шесть, семь, восемь…»

Досчитав до пятнадцати, Вика поняла, что ждать бессмысленно – ее никто так и не окликнул. Потому что никто и не собирался ее останавливать, возвращать.

Завернув за первый же дом, она прислонилась спиной к стене и заплакала, вдруг почувствовав себя маленькой девочкой, от которой в один день отказались все – родители, тетка и любимый человек, пусть некоторые сделали это не по своей воле, а в силу сложившихся обстоятельств.

– Тетя, вам помочь? – раздался рядом детский голос, и Вика, открыв глаза, увидела девочку лет десяти с маленькой собачкой на поводке. И на собачке, и на ее хозяйке были красные курточки.

– Нет, моя хорошая, спасибо, все в порядке.

– Но вы же плачете.

– Уже все, не плачу. Ты беги, а то темно.

– Я ж не одна, я с Мотей, – заявила девочка, и собачка, словно подтверждая, что на нее можно положиться, задорно гавкнула.

Вика почему-то вдруг испытала такое облегчение от этого наивного детского участия и от смелости крошечной собачки, что невольно улыбнулась и повторила:

– Спасибо тебе, ты мне на самом деле очень помогла. А теперь беги все-таки домой.

Девочка пожала плечами, чуть дернула поводок и вместе с Мотей направилась к ближайшему подъезду. Вика проводила их взглядом и вернулась на остановку, рассудив, что Максим вряд ли стоит и ждет ее там.

Проведя следующий день в больнице и узнав, что Светлане Александровне стало чуть лучше, Вика немного успокоилась. Она понимала, что совершенно напрасно бесцельно сидит в холле у справочного, потому что в реанимацию все равно не пустят, но ей казалось, что так тетка чувствует, что Вика рядом. Она пыталась что-то читать, но буквы сливались, пыталась отвлечься на интернет, но тоже тщетно – ничто не могло вытеснить из ее головы единственную мысль – а что будет, если мама Света в этот раз не сможет справиться с болезнью? Что тогда будет делать она, Вика?

Когда умер дядя, они с теткой поддерживали друг друга, и им было вроде бы легче, но теперь…

Теперь, в случае чего, Вика останется абсолютно одна. Ей уже тридцать лет, а у нее ничего нет. И никого, как выяснилось, потому что на Максима, как и предупреждала мама Света, надеяться совершенно бесполезно.

– Идите уже домой, закрываем, – недовольно буркнула мывшая полы санитарка, и Вика поняла, что давно вечер, семь часов, завтра на дежурство.

Был соблазн позвонить на подстанцию и подмениться или вовсе отдать смену, но Вика все-таки решила выйти.

– Еще не хватало, чтобы Митин думал, будто это из-за него, – пробормотала она, садясь в трамвай. – Много чести.

Мысль о том, что на работу не хочется из-за Максима, разозлила ее.

«Как вышло, что я подчинила свою жизнь ему? Человеку, который не относился ко мне всерьез и не видел никакого будущего? Ведь он ни за что не развелся бы с женой, ни за что! Как я не видела этого столько лет? Не хотела просто, потому что любила. Но ведь и он меня любил,