Татьяна Степанова - Призрак Безымянного переулка Страница 28

– Так, заметки на полях, как у неведомого нам участкового Титова. Оперативный багаж.

Лифт остановился на втором этаже. И Лужков уверенно направился к дверям квартиры. Позвонил.

– Кто там? – раздался старческий голос.

И Катя поняла, что они снова пришли не к Алисе Астаховой, а к…

– Тамара Николаевна, это лейтенант Лужков, ваш участковый, откройте, пожалуйста.

Дверь приоткрылась на цепочку. Затем закрылась. Что-то там проскрежетало. Их увидели, признали. И, возможно, испугались.

Но нет, дверь открылась. На пороге – мать Елизаветы Апостоловой в фартуке, с мокрыми руками. Из квартиры – тяжелый дух, и чего там только не намешано: средство для ароматизации туалетов, подгорелые котлеты, пыль.

– Ваша Лиза дома? – спросил Лужков.

– Дома, а где же ей быть?

– А вчера ночью?

– Что ночью?

– Ночью она из дома не сбегала?

– Нет, что вы!

– Точно?

– Мы рано легли спать. Я ей столько лекарств дала – сами понимаете, после того случая. Это все осень, – затараторила старушка. – Я слежу за ней. Она поздно сегодня проснулась.

– Позовите ее, – попросил Лужков.

– Лиза, Лизочек!

Лиза бесшумно появилась в коридоре. Катя поразилась, как эта толстая массивная женщина так бесшумно передвигается – точно призрак. Она загородила всем своим толстым телом узкий коридор. И снова глядела на них без всякого выражения.

– Лиза, добрый день, – поздоровался Лужков.

Никакой реакции.

– Ладно, возможно, позже у меня к вам появятся вопросы, – сказал Лужков. – Мы еще зайдем.

Мать Лизы закрыла за ними дверь. Лужков снова сверился с блокнотом, и они на лифте поднялись на пятый этаж. Дверь квартиры справа – новая, белого цвета, стильная и явно хорошо укрепленная от воров.

Участковый позвонил. И эту массивную бронированную дверь сразу открыли, без всяких вопросов «Кто там?», словно ждали – не их, конечно. Но кого-то ждали с великим нетерпением.

Катя увидела Алису Астахову: белый вязаный кардиган, под ним на руке и плече угадываются бинты. Глаза – как два темных провала на бледном лице. Синие круги под глазами.

– Что? – спросила она хрипло. – Что вам надо? Я все знаю… Саша… Мне с работы позвонили.

– Мы ведем расследование гибели Александра Мельникова, – сказал Лужков, тесня ее в квартиру.

– И мы узнали, что он не только ваш компаньон и коллега, но и давний друг еще со школьных времен, – тут же подключилась к допросу Катя.

– Мы хотели бы с вами поговорить, Алиса… как вас по отчеству? – мягко и вежливо встрял Мещерский.

– Робертовна… Друзья называют меня Алиса. Я никак не могу опомниться. Проходите. А, я вас знаю, вы позавчера… Кто же знал позавчера, что сегодня…

Она бормотала все это и шла, цепляясь за белые стены, за белый шкаф-купе, за белый комод антикварного вида на гнутых ножках.

Квартира была огромная, еще просторнее, чем та, что внизу, где обитала тетка.

В двух комнатах – никакой мебели, только стремянка у большого белого окна. Третья – явно спальня с огромной кроватью. В нише возле нее – еще один комод антикварного вида, и там что-то на полочках – хрустальные флаконы и множество изящных расписных коробочек, как для леденцов. Нет, для мыла – подумала Катя. Такие же, как в магазине «Винил».

В четвертой комнате – фальшивый мраморный камин, большой диван, ковер на полу. А над камином – портрет женщины. Яркий, угловатый, совершенно не гармонирующий с лепным потолком, мрамором и хрустальными флаконами.

Женщина на портрете была облачена в полосатую футболку – белую с синим, со шнуровкой на груди. На черных коротко стриженных волосах – красная косынка. Такими в двадцатых годах прошлого века изображали комсомолок и партработниц. Женщина стояла в полный рост – черная юбка до колен, на ногах белые парусиновые туфли. В энергичном темноглазом чернобровом лице с острыми скулами угадывались фамильные черты Алисы Астаховой…

Катя вспомнила большой портрет-фотографию в «Виниле». Там ведь тоже одна из женщин была брюнетка. Но нет, это разные женщины – та и эта, на портрете. Черты, правда, похожие. Но дело не в одежде и прическе, не в разности эпох, просто это два разных человека.

– Что случилось? – спросила Алиса. – Мне так никто толком по телефону и не объяснил. Сказали – Саша умер. Его сбил трамвай.

– Его убили до этого, а потом бросили на пути, – ответил участковый Лужков. – Вы присядьте.

Она опустилась на диван. Они стояли, потому что сесть в этой большой, похожей на зал комнате было больше негде.

– Убили? Кто?

– Это мы и устанавливаем. – Лужков достал блокнот. – Вы видели Мельникова вчера?

– Нет. – Алиса покачала головой. – Мы с ним разговаривали днем по телефону. Я плохо себя чувствовала, и он… добрая душа, позвонил мне. Это невозможно, это невероятно, что он… Кто его убил, за что?!

Она выкрикнула это хриплым фальцетом. Но в глазах ее Катя не заметила слез. Ни единой слезинки.

– А о чем, кроме вашего здоровья, еще шел разговор у вас с Мельниковым? – спросил Лужков.

– Ни о чем. Мы говорили минут десять. Он торопился на встречу с представителями банков. Я пожелала ему удачи. Мы очень нуждаемся сейчас в финансировании. Он планировал как-то уговорить инвесторов и… Ох, теперь и там все потеряно. Что мы, весь наш кластер, будем делать без него? Без его головы, без его ума, без его связей?

– Расскажите нам немного о вашей фирме. Вы, насколько я понимаю, с Мельниковым компаньоны?

И в этот момент убитая горем Алиса Астахова, перехватив взгляд Кати, обращенный на портрет над камином, и произнесла ту самую фразу:

«Это Петров-Водкин… Прабабушка Аннет… Красный директор фабрики… Вторая мыловаренная…»

Это прозвучало так странно, таким диссонансом к сложившейся ситуации, что Алиса, видно, и сама это поняла. Разве сейчас время говорить об этом?

В самой ее фразе не было ни гордости, ни похвальбы. Но там было что-то такое…

Катя впоследствии часто вспоминала этот момент.

Вот, не знаешь порой, как расставить приоритеты.

Смыслы… Они как фантомы. Появляются, исчезают.

– Это не фирма и не предприятие, а в большей степени мечта была, – сказала Алиса. – Видите ли, мы потомственные москвичи. Мы отсюда. Мы тут родились. Это все наше по праву. Наши родители… В свое время их жизни, их судьбы были связаны с фабрикой, которая тут была, в Безымянном, и которой больше нет. Остались лишь здания, жалкие развалюхи. И я всегда хотела… То есть мы с Сашей решили – а почему бы и нет? Вот люди собрались, вложились, создали компанию и организовали «Винзавод». А другие тоже скооперировались и создали «Красный Октябрь», а третьи создали завод «Флакон». Новые идеи на старом месте. Новые центры притяжения. Творческие кластеры для тех, кто умеет и хочет жить по-новому, по-современному. Кто умеет зарабатывать деньги, кто по-новому организует пространство. Мы решили создать тут, в Безымянном переулке, творческий и одновременно деловой кластер подобно тому, что на заводе «Флакон». У нас были такие планы по реконструкции, строительству, реставрации! Лофты, жилье, офисы, и тут же творческая зона – кафе, бары, магазины, арт-галереи. Но кризис убил это все на корню. Мы по уши в долгах – наша компания. Все строительство и реставрация законсервированы на неопределенный срок. Все, что мы имеем, – это несколько отремонтированных зданий, и там аренда не окупается. Вообще мало что окупается. Наша мечта… Она не приносит денег. Но от этого она не стала для нас менее привлекательной. Возможно, уже несбыточной, но… Саша умер… Что же теперь будет?

Алиса закрыла лицо руками. Но когда отняла, глаза ее снова были сухи.

– У Мельникова имелись враги? – спросила Катя.

– Он был деловой человек. Всегда есть недоброжелатели, но чтобы открытые враги – нет. Про таких я не знаю.

– Вы могли бы составить полный список деловых контактов Александра Мельникова – фамилии людей, адреса фирм, с которыми ваша компания имела контакты в последние месяцы? – Лужков открыл блокнот.

– Я скажу Ларионову, он больше в курсе, чем я. Он сделает. Надо поднять бизнес-планы и расписание встреч в компьютере.

– Простите за прямой вопрос, в каких отношениях лично вы были с Мельниковым?

– Мы друзья детства. – Алиса запахнула кардиган. – Мы учились в одной школе и жили тут по соседству. Потом жизнь нас разбросала в разные стороны. А позже снова свела. У нас были хорошие отношения с Сашей.

– А его семья? У меня пока нет никаких сведений о его близких. Где он живет сейчас?

– Родители его умерли. Он холост, – ответила Алиса коротко. – Он построил загородный дом в Одинцове. Но часто оставался в Москве – ночевал в бывшей квартире родителей на Библиотечной. Время от времени у него появлялись женщины. Так, ничего серьезного.

– А вы тоже не замужем? – спросил Сергей Мещерский.

– Дважды была. С первым развелась, мой второй муж умер. Я унаследовала капитал и компанию. – Алиса обернулась к нему: – Вы хотите узнать, откуда у нас деньги на творческий кластер?