Джон Гришем - Вердикт (= Сбежавшее жюри) Страница 28

Молодые люди - мужчины и женщины, в обязанность которым вменялось следить за процессом и попытаться предугадать решение жюри, единого мнения не имели.

Глава 11

Перекрестный допрос Бронски закончился в четверг лишь к концу дня, а утром в пятницу Марли ошарашила их новыми звонками. Первый Конрад зафиксировал в семь двадцать пять. Он моментально перевел его на Фитча, разговаривавшего в этот момент с Вашингтоном, и стал слушать через громкую связь.

- Доброе утро, Фитч, - ласково сказала она.

- Доброе утро, Марли, - радостно ответил Фитч, прилагая максимум усилий, чтобы его голос звучал приветливо. - Как поживаете?

- Превосходно. Номер второй, Истер, сегодня будет в светло-голубой хлопчатобумажной рубашке, линялых джинсах, белых носках, старых кроссовках, полагаю, "Найк". Он принесет с собой октябрьский номер "Роллинг стоун" с Мит Лоуф на обложке. Поняли?

- Да. Когда мы сможем встретиться и поговорить?

- Когда я буду готова. Adios. - Она повесила трубку. Как выяснилось, звонила она из вестибюля мотеля в городе Хаттисберге, Миссисипи, что в полутора часах езды от Билокси.

Пэнг сидел в кафетерии в трех кварталах от дома Истера. Через несколько минут он уже прятался в тени дерева в пятидесяти ярдах от старенького "фольксвагена-битл". Как по расписанию, в семь сорок пять Истер вышел из дверей своего дома и направился в суд пешком. По обыкновению он остановился возле углового магазинчика, купил те же газеты, что всегда, и выпил чашку кофе.

Разумеется, одет он был точно так, как она описала.

Вторично она позвонила тоже из Хаттисберга, но уже с другого аппарата.

- У меня для вас новость, Фитч. Думаю, она вам понравится. Едва дыша, Фитч сказал:

- Я слушаю.

- Когда присяжные выйдут сегодня в зал, догадайтесь, что они сделают вместо того, чтобы рассесться по местам?

Фитч словно окаменел, он не мог разжать губ. Понимая, что ничего умного не придумает, он сказал:

- Сдаюсь.

- Они произнесут клятву верности. Фитч озадаченно посмотрел на Конрада.

- Вы поняли, Фитч? - спросила она едва ли не с издевкой.

- Да.

На линии послышались гудки.

Третий раз она позвонила в канцелярию Уэндела Рора, который, по словам секретаря, был очень занят и не мог подойти. Марли сказала, что прекрасно понимает это, но у нее для мистера Рора чрезвычайно важное сообщение. В течение ближайших пяти минут она пошлет его по факсу и великодушно просит секретаря немедленно передать текст мистеру Рору, до того как тот отправится в суд. Секретарь нехотя согласился, и через пять минут нашел на факсе анонимное послание. На нем не было ни номера, с которого отправлен факс, ни адреса, ни имени. В центре листа печатными буквами было написано:

"У. Р.: Присяжный номер два, Истер, будет сегодня в бледно-голубой хлопчатобумажной рубашке, линялых джинсах, белых носках, старых "найковских" кроссовках. Ему нравится "Роллинг стоун", и он будет иметь при себе свидетельство своей преданности этому журналу.

ММ".

Секретарь стремглав бросился с этим посланием в кабинет Рора, где тот набивал свой кейс бумагами, необходимыми для сегодняшних баталий. Pop прочел, вопросительно посмотрел на секретаря, потом велел позвать своего советника для экстренного совещания.

Нельзя сказать, что настроение было приподнятым, едва ли оно вообще может быть приподнятым у двенадцати человек, которых заставляют что-то делать против воли, но все же наступила пятница, и разговоры носили заметно более беспечный характер. Николас сидел за столом рядом с Херманом Граймзом, напротив Фрэнка Херреры, и ждал затишья во всеобщей оживленной беседе. Он посмотрел на Хермана - тот был погружен в работу на своем лэптопе.

- Эй, Херман, у меня идея.

К этому времени Херман научился прекрасно распознавать все одиннадцать голосов, а жена потратила часы на то, чтобы "привязать" к каждому из них подробное описание внешности.

- Да, Николас?

Николас повысил голос, чтобы привлечь внимание всех присутствующих:

- В детстве я ходил в маленькую частную школу. Каждый день там начинался с того, что мы произносили клятву верности. И с тех пор каждый раз, когда по утрам я вижу американский флаг, мне хочется произнести эту клятву. - Большинство присяжных прислушивались. Пуделихи в комнате не было, она курила. - В зале суда, за спиной судьи, стоит такой замечательный государственный флаг, а мы сидим, смотрим на него - и ничего.

- Я не заметил, - сказал Херман.

- Вы хотите произнести клятву верности флагу при открытии заседания? спросил Херрера, Наполеон, Отставной Полковник.

- Да. Почему бы не делать этого хотя бы раз в неделю?

- Не вижу в этом ничего предосудительного, - отозвался Джерри Фернандес, которого Николас заранее подговорил.

- Но что скажет судья? - напомнила миссис Глэдис Кард.

- А что он может иметь против? Почему вообще кто-нибудь должен возражать, если мы постоим минутку в честь нашего флага?

- Надеюсь, вы делаете это не для того, чтобы устроить представление? спросил полковник.

Николас вдруг страшно оскорбился. Он гневно сверкнул глазами на полковника и сказал:

- Мой отец убит во Вьетнаме, поняли? У него есть боевые награды. Для меня американский флаг значит очень много.

Больше ничего не требовалось.

В то время как они по одному входили в зал, судья Харкин приветствовал их теплой пятничной улыбкой. Он намеревался поскорее проскочить через ежедневный ритуал вопросов о подозрительных контактах и перейти к допросу свидетелей. Лишь секунду спустя он осознал, что они не сидят, как обычно. Все двенадцать присяжных вышли в зал, но никто из них не сел. Их взоры были обращены к какой-то точке слева от него, позади свидетельского места, и у всех правая рука покоилась на сердце. Истер произнес первые слова клятвы верности флагу, коллеги поддержали его.

Первой реакцией Харкина было: не может быть! Он никогда не видел, чтобы подобная церемония совершалась в суде группой присяжных. И в жизни не слышал о таком, хотя считал, что все уже повидал и обо всем наслышан. Это не было частью заведенного им ежедневного ритуала, о подобном не написано ни в одном учебнике, ни в одной инструкции. Поэтому первым его побуждением было остановить их и заставить сесть, а потом все выяснить. Но судья тут же осознал, что это будет выглядеть чудовищно непатриотично и даже в какой-то мере преступно - прервать группу благонамеренных граждан, пожелавших почтить свой государственный флаг. Он зыркнул на Рора и Кейбла и увидел лишь открытые рты и отвисшие челюсти.

И тогда он тоже встал. До половины клятвы он неуклюже разворачивался широкая черная мантия колыхалась вокруг него, - потом положил руку на сердце и присоединился к хору.

Увидев, как присяжные и судья отдают честь звезднополосатому флагу, все присутствующие почувствовали необходимость сделать то же самое, особенно адвокаты, которые не могли позволить себе ни малейшего намека на нелояльность. Они повскакали с мест, сбивая при этом кейсы, стоявшие под столами, и отбрасывая назад стулья. Глория Лейн со своими помощницами, судебный пристав и Лу Дэлл, сидевшая в дальнем конце первого ряда, тоже вскочили и подхватили клятву. Однако где-то за третьим рядом зрителей рвение угасло, и это избавило Фитча от необходимости вставать и, подобно какому-то щенку-скауту, мямлить слова, которых он толком-то и не помнил.

Он сидел в заднем ряду в обществе Хосе - справа - и Холли, симпатичного молодого помощника, - слева. Пэнг дежурил на крыльце. Дойл снова занял пост у автомата "Доктор Пеппер" на первом этаже. Он был одет рабочим, шутил со швейцарами и наблюдал за входной дверью.

Фитч смотрел на происходившее в зале с крайним удивлением. Трудно было поверить, что жюри присяжных по собственной инициативе и очень организованно овладело залом суда. А то, что Марли знала, как это произойдет, и вовсе поразило его.

В том, что она играла с ним в эту игру, было даже определенное преимущество: по крайней мере Фитч знал наперед хоть о некоторых событиях, которые должны были произойти.

Уэндел Pop чувствовал себя, словно в западне. Его так потрясло, что Истер был одет в точном соответствии с описанием и принес именно тот журнал, о котором ему сообщили, - сейчас он лежал у него под стулом, - а также столь организованная демонстрация лояльности, что он сумел выдавить из себя лишь несколько заключительных слов клятвы. При этом на флаг он даже не смотрел. Он не мог отвести взгляда от ложи присяжных, особенно от Истера. Что же, черт возьми, происходит? - думал он.

Когда слова, которыми кончается клятва: "...и справедливость для всех", эхом отразились от потолка и замерли, присяжные расселись по местам и с интересом начали смотреть в зал: какова его реакция? Судья Харкин поправил мантию, переложил несколько бумажек на столе и решительно вознамерился продолжать заседание, словно бы присяжные сделали лишь то, что должны были сделать. А что он мог сказать? Ведь вся процедура отняла всего лишь тридцать секунд.