Чингиз Абдуллаев - Хорошие парни не всегда бывают первыми Страница 28

– Извините, что я вас побеспокоил, – немного церемонно сказал он по-английски, – но по радио передали, чтобы я спустился к вам в каюту.

– Вы правильно сделали, что пришли, – пригласил его в каюту Миго.

Пятраускас вошел, вежливо поздоровался по очереди с каждым из присутствующих. И, пройдя дальше, уселся на небольшой диванчик, стоявший у выхода на балкон. Эта каюта была точной копией той, в которой убили Игната Северцова.

– Теперь мы ждем только господина Талвеста, – напомнил Миго. Он не скрывал своей радости и возбуждения. Если удастся сегодня раскрыть преступление и найти убийцу, то об этом таинственном деле будут рассказывать на всех островах Общества, на всех островах Французской Полинезии. И все забудут о частном детективе Дронго, помогавшем ему в раскрытии этих убийств. Все будут помнить и говорить, что преступника изобличил полицейский с Хуахина – Клод Миго.

Он подошел к телефону и снова вызвал Жербаля, попросив еще раз объявить по корабельному радио, что собравшиеся в каюте ожидают господина Юлиуса Талвеста. Затем вернулся на свое место.

– Давайте продолжим, – предложил он.

– Господин Пятраускас, вы говорите по-английски достаточно свободно? – уточнил Дронго.

– И не только по-английски, – ответил Пятраускас, – я знаю французский, немецкий, русский и, конечно, родной литовский.

– Очень хорошо. В таком случае мы будем говорить с вами по-английски, чтобы немного дать отдохнуть нашей уважаемой Лилии Леонидовне. Тем более что и госпожа Слепакова тоже хорошо понимает английский язык.

– Как угодно, – согласился Пятраускас, – я готов оказать вам любую посильную помощь. Если хотите, то я сам стану переводчиком господина Миго.

– Достаточно, если вы будете говорить по-английски, – вмешался Миго, – я хорошо понимаю оба языка. Проходил стажировку в Австралии. И на наших островах действуют два языка. Французский и английский.

– В таком случае продолжим, – согласился Дронго. – Итак, где вы провели сегодня ночь?

– В своей каюте, которая находится очень далеко от каюты убитого господина Северцова, – пояснил Пятраускас, – на другом конце корабля.

– Вы ничего не слышали? Может, кто-то проходил мимо вашей каюты. Кто-то выходил из соседних кают.

– Нет, ничего не слышал, – ответил Пятраускас. – А если бы услышал, то сразу сообщил вам.

– Сегодня днем вы сходили на берег?

– Да, сходил.

– Вы были один?

– Я сошел с большой группой туристов из Швеции, но я был один, если вы спрашиваете меня об остальных туристах из Прибалтики или России.

– Откуда такая нежная дружба к туристам из России? – спросил Дронго. – Насколько я знаю, ваши соотечественники всегда пытались отдалиться от бывших соседей, чаще всего не вступая с ними в контакт. А вы, наоборот, демонстрируете свое расположение к ним.

– Это делают неумные националисты, – возразил Пятраускас.

– А вы умный интернационалист? – уточнил Дронго.

– Можно сказать и так, – кивнул Роберт, – если вам так хочется.

– Мне в данном случае интересно ваше мнение.

– Я много лет живу во Франции, а не в Литве, если вы спрашиваете меня об этом. И у меня нет никаких русофобских настроений.

– Понятно. А почему во Франции, ведь вы работаете в немецком концерне?

– Это вы тоже успели узнать, – усмехнулся Пятраускас. – Я работаю в филиале немецкой химической компании, который находится во Франции, недалеко от Страсбурга.

– Хорошо платят?

– Достаточно, чтобы позволить себе такую поездку, – ответил Пятраускас.

– Вы кого-нибудь знали до того, как вылететь в Токио? Я имею в виду из членов вашей немецко-прибалтийской группы?

– Нет, никого.

– А из состава российской группы?

– Тоже никого не знал, – ответил Роберт, – а почему вы спрашиваете?

– Вы же знаете, что произошло два убийства подряд. Насколько я помню, вы только недавно пытались успокоить вдову убитого ювелира.

– Я видел, в каком она состоянии. Они прожили вместе много лет, – ответил Пятраускас, – и я считал своим долгом ее как-то поддержать.

– Вы говорите по-латышски?

– Не очень хорошо. Но я их понимаю.

– А по-эстонски?

– Нет, – улыбнулся Роберт, – считается, что угро-финские языки самые сложные в мире. Мадьярский, то есть венгерский, финский и эстонский. Их практически невозможно выучить, не говоря уж о том, чтобы понять грамматику.

– Когда вы вышли на причал, вы никого там не видели?

– Видел, – кивнул Пятраускас, – видел госпожу Слепакову. Она вошла в первый магазин.

– И больше вы ничего не видели?

– Я видел, как уходили Юрис Зигнитис вместе с господином Талвестом куда-то в другую сторону. Я еще подумал, что они могут опоздать на корабль. Тогда многие говорили, что мы уйдем до обеда. А потом выяснилось, что отчалим точно по расписанию.

– Господин Пятраускас, а почему вы обратили внимание, что они уходят вместе? – уточнил Миго. – Или вы в чем-то их подозревали?

– Просто увидел, как они уходят вместе. Вам нужно было знать, кого я увидел, и я вам рассказал.

– Вчера вечером вы подходили к нам, – напомнил Дронго, – когда мы сидели на прогулочной палубе вместе с госпожой Слепаковой.

– Верно, подходил. Но не только я подходил к вам. До меня к вам подходили Вадим Помазков и госпожа Зоя Ихелина.

– А почему вас так интересовали именно мы и те, кто к нам подходит?

– Случайно я сидел выше и видел всех, кто к вам подходил.

– Госпожа Туманова говорит, что тоже их всех видела. Но она не упоминала вас.

– Значит, Лилия Леонидовна меня не увидела, – очень спокойно ответил Роберт.

Туманова согласно кивнула головой. Она действительно не заметила вчера вечером Пятраускаса. Ей нравился этот мужчина средних лет, такой спокойный, немногословный, выдержанный.

– Что вы делали потом?

– Сидел в баре и наблюдал, как один наш общий знакомый потребляет слишком большое количество алкоголя. Я бы даже сказал, очень сильно перебирает.

– Кто это был?

– Юлиус Талвест.

Миго, не выдержав, снова подскочил к Пятраускасу.

– Вы точно видели Талвеста? Когда это было?

– После полуночи. Он был в баре до трех или четырех утра. Нужно было видеть, как он напился. Я думаю, не меньше восьми стаканчиков водки и еще две текилы. Я даже хотел проводить его до каюты, но он отказался.

– Не может быть, – нервно произнес Миго, – он вчера должен был быть абсолютно трезвым. Может, он вас просто обманул и не пил этой водки?

– Еще как пил. Я сидел совсем недалеко и все видел. Поверьте мне, что вчера ночью он был в абсолютно невменяемом состоянии.

– Верно, – вмешалась Нина, – я тоже его видела, когда возвращалась в свою каюту. Он с трудом передвигал ноги. И что-то пытался мне сказать, но я заперлась в своей каюте.

– Ваши показания разрушают нашу единственную версию, – вздохнул Миго.

– Наоборот, – неожиланно сказал Дронго, – возможно, они только подкрепляют нашу версию.

Все посмотрели на него.

– Что вы хотите сказать? – спросил Миго.

Вместо ответа Дронго достал из кармана две магнитные карточки-ключа.

– Вот, – сказал он, – посмотрите на эти ключи. Один из них от моей каюты, а второй – от каюты господина Северцова. Надеюсь, никто не сомневается, что я его не убивал? Тем более что госпожа Слепакова так настойчиво пыталась сообщить, с кем именно она была этой ночью. Она была со мной, господин Миго.

Глава шестнадцатая

Все изумленно смотрели на два ключа. Миго подошел ближе, забрал карточку от каюты убитого Северцова. Повертел ее в руках.

– Вы можете вразумительно объяснить, как она к вам попала? – спросил он.

– Вразумительно не получится, – признался Дронго. – Дело в том, что это абсолютно невероятная история, о которой я могу рассказать только с разрешения госпожи Слепаковой.

– Считайте, что вы получили такое разрешение, – кивнула Нина, – мне самой ужасно интересно, как к вам могла попасть эта карточка-ключ.

– Вчера вечером мы сидели с госпожой Слепаковой вместе на десятой палубе, когда к нам подходили господин Пятраускас и госпожа Ихелина. Как говорила мне Лилия Леонидовна и подтвердил господин Пятраускас, к нам еще подходил Помазков, но я не обратил на него внимания. Однако затем мы поднялись и отправились в мою каюту. Через некоторое время госпожа Слепакова покинула мою каюту и, выйдя в коридор, почувствовала разницу в температуре. Я обычно не включаю кондиционеров, не люблю дышать подобным воздухом. Но в коридоре ей было прохладно. Я предложил ей свой пиджак. Она его накинула себе на плечи и ушла. По дороге в свою каюту она встретила в коридоре только Юлиуса Талвеста. Возможно, он действительно был пьяным, но ведь можно допустить, что он напился именно после того, как совершил убийство, и оно на него так сильно подействовало, что он отправился заливать алкоголем свое потрясение. А когда возвращался к себе, встретил госпожу Слепакову. Он даже попытался ее обнять. Может, именно в этот момент он положил в карман моего пиджака эту карточку.