Марина Серова - Принцип неверности Страница 28

Олег быстро накрыл на стол, попутно извиняясь, что у него нет особых разносолов.

— Сама понимаешь, это — холостяцкая берлога. Дома почти не бываю, питаюсь фаст-фудами. Так что не обессудь.

— Ладно, — пробурчала я, — не оправдывайся.

— Так что же такое интересное рассказал тебе Арчиров, что ты решилась привезти его ко мне среди ночи? — перешел Котехов к делу, доставая из холодильника бутылку водки «Немирофф» с перцем. Вот чего-чего, а спиртного у него в доме всегда было в достатке. Хотя пьяным я его ни разу не видела. Олег умел пить в меру.

— Арчиров, по его словам, завязан с Погорельцовым уже давно, — начала я рассказывать, жадно уничтожая бутерброды. — Тот его подловил на какой-то махинации и заставил работать на себя.

— То есть ты хочешь сказать, что Арчиров, Погорельцов и Галушко — одна компания?

— Совершенно верно. Но не это самое главное. Дело в том, что Хрыкин надоел Погорельцову, и тот решил от него отделаться. Олег, ты можешь что-нибудь узнать об этом по своим каналам?

— Попробую. Дальше рассказывай.

Мы просидели с Котеховым часов до двух ночи. В общем и целом как помощник он мне был не нужен. Что и как делать, чтобы защитить Хрыкина на последнем концерте, я знала. Но Олег был журналистом, и ему такой материал — как голодному кусок хлеба, да еще и с колбасой. Спрашивается, почему же не помочь старому приятелю?

— Да, еще один момент, Олег. Когда мы с Хрыкиным возвращались в гостиницу, по радио передали, что Хрыкин угодил в аварию и его увезли в больницу.

Олег присвистнул:

— Выходит, сообщение передали, но автокатастрофа сорвалась благодаря мужественным и профессиональным действиям телохранителя Евгении Охотниковой! Какое радио передало сообщение?

— «Авто», а что?

— Да ничего. Просто я журналист, поэтому хорошо знаю, как делаются такого рода сенсации. Попробуем выяснить, откуда ноги у этой «утки» растут.

— А что ты имел в виду, говоря, что сообщение передали, а катастрофа сорвалась? Думаешь, радио тоже куплено?

— Я даже не сомневаюсь в том, что этого не было. Журналюга — это такой зверь, который питается падалью. Чем скандальнее информация, тем больше шансов, что на нее клюнут. Не буду вдаваться в подробности, но, на мой взгляд, дело обстояло примерно так: Хрыкин должен был получить какую-нибудь травму. Его отправляют в больницу. Некто отзванивается на радио и сливает информацию об аварии, в которой пострадал известный певец. Этого достаточно для того, чтобы немедленно дать информацию в эфир.

— И что ты хочешь узнать? — Мне это было не особенно интересно. Спрашивала я из чисто женского любопытства.

— Да есть у меня одна идейка… Кстати, если удастся разговорить Арчирова, а еще лучше — и Хрыкина, бомба под Погорельцова будет заложена мощнейшая! Об этом многие столичные журналисты мечтают. Так что ты этого неврастеника «фанерного» береги. Он нам еще пригодится.

— Не нам, а тебе, — хмуро поправила я Котехова. — Ладно, показывай, где я буду спать.

Меня разбудили монотонные звуки голосов в кухне. Тихо поднявшись с дивана, я на цыпочках подкралась к закрытой двери и прислушалась.

— Ты, Олег, не представляешь, какие это страшные люди, — не совсем трезвым голосом говорил Арчиров. — Ради денег Погорельцов пойдет на что угодно! Ему плевать на Хрыкина, на меня, на всех.

— То есть ты хочешь сказать, что Погорельцов решил устранить Хрыкина и для этого ему потребовалась твоя помощь? — спрашивал Котехов.

— Да ничего он не решил. Просто по условиям контракта Хрыкину достаточно один раз не выйти на сцену, чтобы можно было разорвать с ним договор и послать его куда подальше… Слушай, ну, налей еще, не могу терпеть, трясет всего!

— Потерпишь. Ты мне еще немного интересного рассказал. Из этого бомбу не сделаешь.

Стараясь не очень сильно шуметь, я приоткрыла дверь и заглянула в образовавшуюся щелку. Картинка, которую я увидела, была достойна кисти мастера. Арчиров сидел на полу, пристегнутый наручником к батарее, на табурете перед ним стоял пустой стакан. Рядом с ним на низком стульчике сидел Котехов, на столе красовалась вчерашняя недопитая бутылка перцовки. По всей видимости, Олег устроил директору «пытку похмельем». Я, конечно, не знаю, какие чувства испытывает человек, сильно надравшийся накануне, но, видимо, не самые лучшие. Во всяком случае, видок у директора был весьма жалкий, а на бутылку с водкой он смотрел такими глазами… описать это просто невозможно!

— Олег, ну что ты еще хочешь узнать? Я же все рассказал, налей… Хоть пятьдесят граммов, помру ведь!

— Я тебе и так уже два раза по сто наливал. Так что не помрешь.

— Ну, это же для меня как лекарство.

— Как лекарство ты уже выпил, теперь начинается удовольствие. А за удовольствие надо платить. В данном случае основной валютой является информация о твоих гастролерах. Поэтому не канючь, а вспоминай и рассказывай что-нибудь интересное.

— Да что я могу вспомнить с такой головой?! — возмутился Арчиров. — Вот, налей соточку, голова заработает, тогда и вспомню.

— Ты, Илья Семенович, мне мозги не пудри, — веско ответил Олег. — Я алкаш с большим стажем и прекрасно знаю, что ни фига ты после этой соточки вспоминать не будешь. Ты скандалить начнешь. Рассказывай так, а я пока выпью — за твое здоровье.

Я всегда была уверена, что Котехов — мягкий и добрый человек. Это ж каким утонченным садистом надо быть, чтобы вот так издеваться над ближним своим!

Между тем Котехов и в самом деле налил рюмку перцовки и медленно, смакуя, выпил ее. Потом принялся закусывать, покряхтывая от удовольствия. Арчиров смотрел на него не мигая, судорожно дергая кадыком, как бы тоже участвуя в этом таком желанном для него процессе.

— Ну, что? — поинтересовался Котехов наконец. — Вспомнил что-нибудь интересное?

— Да что я могу вспомнить? — истерично взвизгнул Арчиров. — У меня башка вообще не варит. Налей, говорю!!!

Не могу сказать, что я испытывала теплые чувства к человеку, пытавшемуся меня подставить. Но смотреть на мучения Арчирова — а они отнюдь не были наигранными — и садистские упражнения Котехова было выше моих сил. В конце концов, мы не на фронте, Арчиров — не вражеский «язык», которого после допроса полагалось отправить в «исход». Я толкнула дверь и вошла в кухню. Арчиров уставился на меня как на привидение. По его глазам я поняла, что он до сих пор не мог понять, где он и как сюда попал. Почему его пытают и чего вообще от него хотят? Котехов же посмотрел на меня недовольно. Насколько я поняла по его взгляду, мое внезапное появление сорвало его «наполеоновские» планы по выжиманию из несчастного директора нужной информации.

— Заканчивай свои гестаповские методы, — сказала я. — Отстегни его от батареи и свари мне кофе.

— Евгения Максимовна, — утробным голосом вопросил Арчиров, — а вы здесь откуда взялись?

— Ветром занесло, — буркнула я. — Олег, ты слышал, что я сказала? Отстегни Илью Семеновича. Где у тебя ключи?

— Ключи? Какие ключи? — И без того большущие глаза Котехова округлились до невероятных размеров.

— От наручников, — сдерживаясь, чтобы не заорать, ответила я.

— От каких наручников, — продолжал дурачиться Котехов, — от этих? Так их у меня никогда и не было. Наручники есть, а ключа — нет.

— Евгения Максимовна, — взмолился Арчиров, — спасите меня от него! Он уже час надо мной издевается!

— Не ври, ворюга несчастный! — строго прикрикнул на него Котехов. — Я тебе два раза наливал, так что смерть от перепития тебе не грозит.

— Олег, прекращай дурить, — опять вмешалась я. — Немедленно отстегни его! Ты что, хочешь, чтобы он в полицию заявил на тебя?!

— А пусть только попробует, — самоуверенно ухмыльнулся Котехов. — Тогда ему придется рассказать много интересного операм из БЭПа. Например, о том, как он реализовывал левые билеты. И вообще, Женька, не мешай теплой мужской беседе. Мы так славно общались, а тут ты со своими замечаниями.

Арчиров тоненько заскулил:

— Отпустите меня, я все расскажу! Евгения Максимовна, скажите ему, я вас очень прошу!

Я посмотрела на Котехова долгим пристальным взглядом. Вообще-то, это было практически бесполезно, психика у него устойчивая — будь здоров.

— Вот всегда так, — проворчал Олег, поднимаясь со стульчика. — Придет женщина и все испортит.

Через десять минут мы втроем сидели за столом. Я потягивала довольно-таки противный растворимый кофе — другого у Котехова не оказалось. Олег молча курил, а выпивший Арчиров соловьем заливался, рассказывая о коварстве Погорельцова. Бутылку с остатками перцовки Котехов держал возле себя и наливал Арчирову только по моему знаку.

— Хрыкин у Погорельцова — не первый по счету проект. Схема проста, как все гениальное. Берется с улицы человек, лишь бы у него были хоть какие-то вокальные данные, потом начинается раскрутка.