Марина Серова - Рыльце в пушку Страница 28

— Я сейчас приеду, где вы?

— Ой, да дома я, дома, Таня. Умоляю, приезжайте быстрее. Я этого не вынесу! — и она снова разрыдалась.

«Как некстати все произошло, очень странно», — думала я, запрыгивая в машину и на ходу застегивая пиджак.

Надежда Сергеевна встретила меня прямо на пороге, стоя у распахнутой настежь двери. Она, по всей видимости, не могла находиться в комнате, да и вообще в квартире одна. Женщина немного успокоилась, лишь изредка всхлипывала и вытирала розовым носовым платочком распухшие от слез глаза. В квартире витала сразу заметная атмосфера напряжения и непоправимости произошедшего. Терпеть не могу «сталкиваться» с покойниками, хотя в моей работе приходится. Куда бы я ни шла, чем бы ни начинала заниматься, везде меня преследовал дух смерти. По крайней мере, мне так казалось. Издержки профессии.

Несмотря на растерянное состояние, я все-таки успела обратить внимание на то, что в принципе тут и делать больше нечего. Кругом уже поработала милиция. Они же и тело увезли в морг. Бедная Надежда Сергеевна! За сегодняшний день ей столько пришлось пережить… Зайти в дом и увидеть труп родного сына… Не свалиться рядом с ним без чувств — уже подвиг. А потом расспросы-допросы милиционеров, когда хочется молчать. Точнее, даже не хочется, просто слов нет и мыслей тоже. А сил хватает лишь на то, чтобы тупо наблюдать за происходящим в собственной квартире.

Но Павлова уже взяла себя в руки и начала говорить так неожиданно, что я вздрогнула. «Нервишки-то расшалились, Танечка, не подлечиться ли?» — подколол меня внутренний голос, как всегда, некстати.

— Я с раннего утра ходила сама не своя. Сердцем чувствовала — что-то должно произойти. И вот произошло. — Слезы снова предательски заблестели на еще не высохших глазах, но Надежда Сергеевна продолжала на удивление недрогнувшим голосом: — Я днем у Ильиных была, как всегда. Ой, лучше бы я выходной взяла! Я уже говорила, что Максим странно себя вел в последнее время: звонил кому-то, ругался по телефону, а когда я пыталась узнать, в чем дело, грубил. Говорил, мол, не лезь, куда не надо. А он всегда очень внимательным был, добрым, никогда слова плохого мне не говорил. Понимал, что мне трудно воспитывать его одной. Отец-то его ушел от меня давно к другой, молоденькой.

Надежда Сергеевна снова замолчала, пытаясь побороть давнишнюю обиду. Я попросила разрешения покурить и, получив утвердительный ответ, нервно затянулась.

— А может, вы чаю хотите или еще чего? Я как-то забыла предложить… — засуетилась женщина.

Чтобы отвлечь ее немного от навалившегося горя, я сказала, что не против выпить чашечку. Пока она возилась на кухне, я осмотрелась. В нормальной обстановке, при других обстоятельствах мне бы показалось здесь очень уютно. Но сейчас от квартиры складывалось какое-то тяжкое впечатление. А в остальном — недорогая мебель, комнатные растения, кругом идеальная чистота. Одним словом, стандартная двухкомнатная квартира с маленькой кухней и темным коридорчиком, все как обычно.

На пороге показалась Надежда Сергеевна с подносом в руках. Переставив все содержимое на небольшой столик около дивана, на котором я сидела, она расположилась на краешке рядом со мной. Судя по обилию съестного, она решила меня закормить. Что ж, подкрепиться мне уже пора, тем более ей сейчас надо о ком-то заботиться, чтобы не чувствовать себя совсем одинокой.

— У Максима когда-нибудь возникали мысли о самоубийстве? — мне было неприятно задавать этот вопрос, но дело того требовало.

— Нет, нет, что вы! — замахала на меня руками женщина. — Он всегда был таким жизнерадостным, стремился к лучшему для меня и себя, помогал. У него мечта была — закончить институт, поступить в аспирантуру. Учиться он очень любил.

Слезы комом встали в горле Надежды Сергеевны, и она замолчала. Я взяла с тарелки аппетитную булочку с маком и посмотрела на свою собеседницу. Естественно, она не присоединилась к трапезе. Расправившись с кулинарным шедевром, я спросила:

— Ну а проблемы с однокурсниками, их тоже не было?

— Вообще Максим с детства был скромным, поэтому большого количества друзей у него не было. Но он мне ни разу не рассказывал, что у него какие-то проблемы в институте.

Вот наивная женщина! Где же сейчас найти юношу или девушку, которые во всех подробностях и деталях смогли бы рассказывать родителям о своем времяпрепровождении. В основном, чтобы не травмировать психику мам и пап, которым, в силу воспитания, показалось бы неприличным поведение своих чад, милые, заботливые дети умалчивают о половине, а то и больше, своих невероятных приключений.

— А вы уверены, что Максим был с вами полностью откровенен? — осторожно спросила я, чтобы не обидеть расстроенную женщину.

Надежда Сергеевна все-таки обиделась.

— Что вы, Татьяна, конечно, уверена, у нас не было друг от друга секретов, — немного подумав, она замялась. Потом продолжила, но уже не таким уверенным голосом: — Ну-у-у, в пределах разумного, конечно. Я не пыталась следить за каждым его шагом, просто, как я уже говорила, у него не было особо близких друзей. Так, приятели. А со мной он мог поделиться, не опасаясь, что я неправильно пойму что-то…

Воспользовавшись образовавшейся в рассказе паузой, я принялась за домашние пирожки. «Как не стыдно, человек тебе душу изливает, а ты сидишь и жуешь», — попытался пристыдить меня внутренний голос. «Совмещаю приятное с полезным», — отозвалась я мысленно и продолжила свое занятие. В конце концов, если оплакивать всех умерших вместе с их родственниками, отощать недолго. А силы мне ой как нужны для работы.

— Но должна же быть причина, причем серьезная, чтобы покончить жизнь самоубийством. Или у Максима были какие-то отклонения? — закончив процедуру поглощения чрезвычайно вкусного угощения, я стала задавать вопросы в лоб. Для чего иначе я вообще сюда приехала?

— Никаких отклонений у него не было, как вы могли подумать такое, — неожиданно резко сказала Надежда Сергеевна. — Он оставил предсмертную записку, там, в комнате…

С этого и надо было начинать! Я одним глотком допила уже успевший остыть чай и закурила сигарету, ожидая дальнейших объяснений. Неожиданно у Надежды Сергеевны округлились глаза, и она ошарашенно уставилась на что-то за моей спиной. «Что это с ней, привидение увидела?» — подумала я, и моя голова тоже повернулась в ту сторону. Но ничего особенного я позади не обнаружила, разве что отметила — за окном темнеет уже.

— Что-то случилось? — спросила я Павлову, поскольку ее пребывание в состоянии прострации было мне не по душе.

В этой квартире несколько часов назад произошло самоубийство, а я сижу тут наедине с практически обезумевшей женщиной, которая вытворяет странные вещи… От этих мыслей у меня холодок побежал по коже. Еще одно такое движение Павловой — и у меня, наверное, волосы дыбом встанут.

Надежда Сергеевна вроде бы пришла в себя. По крайней мере, она перевела взгляд на меня и медленно, почти по слогам произнесла:

— Таня, я не сказала самого главного, — и она таинственно подсела ко мне поближе.

Я невольно отодвинулась и попыталась заполнить возникшую гробовую тишину звуками своего голоса:

— А как с драгоценностями? Милиция к вам приходила по этому делу? — я решила не ждать, пока она сосредоточится на том, что забыла сказать.

Надежда Сергеевна удивленно похлопала заплаканными глазами, как будто в первый раз слышит о краже. Потом взгляд ее поменялся на озабоченный.

— Н-нет, не приходили… Так это уже и не важно. Я совсем забыла сказать, что в своей записке Максим признался в том, что утопил Полину! — произнеся фразу, Павлова сильно разрыдалась, и мне даже показалось, что ее истерика затянется на целую вечность.

Стоп! О чем это я думаю? Мне же только что сообщили невероятную по своей важности новость: Максим убил Полину. Такая версия у меня была. Но сейчас, когда она подтвердилась, заговорила моя знаменитая интуиция. И она подсказывала, что все не так просто, как кажется. Слишком легко было поверить в вероятность данной версии, но почему-то именно это мне давалось с трудом. Интуиция ни разу меня не подводила. Вот и сейчас она, должно быть, чувствует какой-то подвох, который устроен убийцей, чтобы обвести вокруг пальца всех, в том числе и меня.

А может, просто мой мозг, привыкший распутывать самые непонятные дела, отказывается или моя гордость не желает признать поражение? Это же не я нашла убийцу, он сам себя рассекретил. Получается, что все мои усилия оказались напрасными. Очень может быть… хотя…

Углубившись в размышления, я даже не сразу обратила внимание на то, что рыдания несчастной матери превратились в стенания. Теперь Надежда Сергеевна сидела, раскачиваясь в уголке дивана, тупо уставившись на свои руки. Надеюсь, она разумный человек и не надумает отправиться вслед за своим сыном.