Энн Грэнджер - Любопытство наказуемо Страница 28

Мы прибыли на место.

Мне довольно часто доводилось бывать в моргах и прозекторских, но я еще в жизни не видел ничего подобного. Иногда трупы хранились в грязных помещениях, немногим лучше сараев, где удушающе пахло кровью и разлагающейся плотью. Здесь же покойный Джед Бреннан лежал на столе, накрытый белоснежной простыней. Возможно, при жизни он ни разу не находился в таких роскошных условиях. Кровь и другие признаки телесных повреждений смыли. Все поверхности блестели и сверкали. Армия требует опрятности и от живых, и от мертвых. Здесь даже не чувствовалось обычной для таких мест вони. Однако запах все же был, и я потянул носом:

— Карболка!

— Здешнее начальство, — негромко сказал мне Лефевр, — вслед за доктором Листером из Глазго считает, что карболовая кислота убивает болезнетворные микробы.

— Дневальный! — крикнул доктор Фрейзер.

Простыню сдернули с трупа, и убитый крысолов предстал нашим глазам.

Трупы мне тоже доводится видеть довольно часто. Я неизменно жалею несчастных, хотя многие из них были мошенниками или даже убийцами. Несомненно, при жизни Бреннан был крепким, сильным малым, но вот он лежит на столе в чем мать родила и, как все мертвые, достоин сожаления. Мое внимание сразу привлекли мозоли на его ступнях. Представив, сколько миль прошагал он по южным графствам, я не удивился, но невольно подумал: «Бедняга, наверное, каждый шаг давался тебе с болью!»

— Мы хорошенько его осмотрели, — бодро заметил Фрейзер. — Как видите, для вас его успели привести в порядок. — Он не без гордости указал на швы в центре груди, которые сделали бы честь и портнихе. — У нас отлично зашивают. Стежки не топорные. Смерть наступила вследствие разрыва сонной артерии. В желудке обнаружены остатки его последней трапезы; по моему предположению, он ел кролика. В целом внутренние органы в плохом состоянии, скорее всего, из-за неумеренного употребления дрянных горячительных напитков. Мужчины его сорта почти всегда оказываются горькими пьяницами. Если бы он не умер насильственной смертью, в конце концов его погубила бы больная печень.

— Наверное, он покупал дешевое пойло где-нибудь на задворках, — неожиданно скорбно заметил Моррис.

— Вот именно, — согласился врач. — В армии солдат специально предупреждают, чтобы они не пили самогон…

Дневальный на время скрылся, но вскоре вернулся с двумя большими конвертами из оберточной бумаги.

— Вот, пожалуйста! — вскричал Фрейзер, не теряя бодрости. — Все изложено в моем рапорте, вы найдете там подробности. А здесь… — он встряхнул второй конверт, в котором что-то звякнуло, — орудие убийства.

— Нож! — воскликнул я.

— Малайский, — ответил Фрейзер, еще больше воодушевляясь, если это слово тут уместно, — он называется крис. У меня самого есть пара похожих. Хорошего качества. Такие можно купить во всех Проливных поселениях[3], в голландской Ост-Индии и в других местах на Дальнем Востоке.

Он вскрыл конверт и встряхнул его. Нож упал сбоку от головы Бреннана, совсем рядом с раной. Вещица оказалась необычной; искусно вырезанная рукоятка была украшена эмалью, а лезвия такой формы я раньше не видел: волнистое с обеих сторон.

Я поднял нож.

— Доктор Фрейзер, вы только что сказали, что у вас есть два таких ножа. Не означает ли это, что они продаются парами?

Фрейзер покачал головой:

— Двух одинаковых крисов не бывает. Каждый делается на заказ и предназначен тому человеку, который заказал его. Крисы изготовляются в соответствии с ростом и сложением заказчика, а также с его положением в обществе. В результате они сильно различаются по длине лезвия и ценности материалов, которыми отделывают рукоятку. Но у всех волнистое лезвие, и все требуют искусных рук мастера. Красиво, правда? — Голос у него неожиданно зазвучал мечтательно. — Я собираю коллекцию восточных мечей и кинжалов. Я бы не отказался добавить в нее еще один экземпляр…

— Лезвие у него, несомненно, очень острое. — Я осторожно коснулся лезвия пальцем.

— Мне доводилось видеть, на что способен крис, — сообщил наш радушный хозяин. — Первоклассное орудие убийства. Входит в тело, как нож в масло.

Наверное, человек, который часто вскрывает трупы, привыкает к своему занятию и относится к смерти несколько отстраненно; но мне все равно не понравился развязный тон доктора. Я положил нож в пакет.

— Мы очень вам обязаны, — сказал я Фрейзеру.

— Что вы, что вы, — тепло ответил он, пожимая мне руку, — было очень интересно. Не стоит благодарности! Кстати, когда все закончится, и вы поймаете убийцу… — Он откашлялся и впервые продемонстрировал признаки смущения. — Понимаете, я не знаю, что вы обычно делаете с такими уликами, как этот нож. Наверное, возвращаете владельцам? Если вдруг окажется, что нож ему не нужен, или если он не будет нужен полиции… словом, я бы не возражал против того, чтобы он попал в мою коллекцию.

— Алистер Фрейзер — очень хороший патологоанатом, — словно извиняясь, сообщил мне Лефевр, когда мы вышли.

Возможно, Фрейзер и хороший патологоанатом, но мне он отдаленно напомнил упыря. Я пожал плечами. Всякое бывает.

— Мне показалось, что нож индийский, — добавил Лефевр, когда мы поехали прочь. — Но, разумеется, в таких вопросах я не специалист.

— В доме много таких восточных безделушек? — спросил я.

— Не очень, хотя у семейства Роуч давние торговые связи именно с теми краями.

Я задумался. Очевидно, Лиззи узнала нож, который она раньше видела на столе в холле и который потом пропал. Но она видела только рукоятку, торчащую из горла Бреннана. Мне придется еще раз показать ей крис — не слишком приятная задача. Его придется показать и сестрам Роуч, которые, по словам Лефевра, до сих пор не ведают о пропаже. По крайней мере, теперь я знал, что другого точно такого же криса не существует в природе. И все же мои познания, скорее всего, мало помогут. Для обычного человека один крис похож на другой. Ведь обычные люди — не коллекционеры вроде доктора Фрейзера. Лиззи, возможно, скажет, что нож тот же самый, и ошибется. То же касается и сестер Роуч, хотя они — владелицы криса. Надо непременно показать его экономке и горничным; те, кто регулярно вытирает с него пыль, знают его лучше остальных.

Есть ли похожие ножи в домах соседей? Вполне возможно. Восточные сувениры, ввозимые по разным каналам, наводнили страну. Часто их привозят с собой солдаты или моряки. У Фрейзера целая коллекция. Хотя выглядят они необычно, особенно редкими их не назовешь. Очень может быть, что в моих руках именно тот нож, который пропал со стола в холле, но я ничего не имею права исключать.

Жизненно важно провести опознание. Оно может указать на убийцу, который побывал в то утро в доме. Если нож принесен извне, извне мог прийти и убийца.

— А жена покойного? — спросил я вслух. — Где миссис Бреннан? И что она говорит?

— Понятия не имею, — ответил Лефевр. — Придется вам побеседовать с констеблем Гослингом. Насколько я понимаю, это он передал ей печальное известие.

Констебль Гослинг. У местного полицейского можно многое узнать. Я с нетерпением ждал встречи с ним.

Глава 11

Инспектор Бенджамин Росс

Доктора Лефевра мы высадили у «Прибрежного». Вечерело; сгущались сумерки, и дом показался мне мрачным. На первом этаже еще не задернули шторы, но в комнатах горел свет — не слишком яркий; я решил, что здесь еще нет газовых ламп. Скорее всего, здешние обитатели жгут керосин. Я надеялся, что Лиззи услышала грохот колес и покажется в одном из окон, но никто не полюбопытствовал; а может быть, наш приезд просто не услышали? Я решил, что утренний пейзаж покажется мне более красивым. Самое же главное — утром я увижу Лиззи.

Все мы очень устали. Даже доктор Лефевр выглядел слегка утомленным. Правда, он приехал в Лондон из Саутгемптона первым же поездом; чтобы успеть на него, ему, скорее всего, пришлось встать с рассветом. Нет ничего удивительного в том, что он утомился. Мы договорились, что зайдем в «Прибрежный» в одиннадцать часов на следующий день. Меня представят сестрам Роуч, и я побеседую с ними. Моррис допросит слуг. Кроме того, нам дадут осмотреть место преступления при хорошем освещении.

Затем возница отвез нас в «Желудь», где нам предстояло поселиться. Он высадил нас с вещами у двери, где уже встречал целый комитет по приему, спешно выбежавший на улицу. Первым готовился нас приветствовать крепкий констебль в отполированных до блеска ботинках, который едва не лопался от усердия. Рядом с ним я увидел пухлую женщину в синем платье в желтый цветочек, которая поспешно развязывала передник. За женщиной стоял мальчишка-посыльный, румяный, с растрепанными волосами и улыбкой от уха до уха.

Когда возница уехал, констебль отдал нам честь, женщина в сине-желтом платье сделала книксен, а мальчишка, понимавший, что тоже обязан как-то отметиться, но не знал как, сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул. Нам как будто отдали честь на борту линейного корабля ее величества!