Лин Гамильтон - Тайский талисман Страница 28

Нельзя сказать, что Вонгвипа выказала свои чувства ко мне лицом к лицу. За нее это делал Ютай. Она через него объявила Чата главой компании вместо его отца. По словам и Ютая, и Чата, Таксин объявил жене перед смертью свою волю. Никто не спорил, даже Сомпом, который имел на это преимущественное право, так как был первенцем Таксина, и даже несколько лет проработал в компании перед уходом в научный мир. У Чата опыта работы там не было.

Можно было ожидать, что буддист такого богатства и статуса, как Таксин Чайвонг, пролежит в покое значительное время, возможно, даже несколько месяцев, но его кремировали через три дня после смерти. Об этом позаботилась вдова. По просьбе Вонгвипы мы с Дженнифер не присутствовали при кремации. Бусакорн, избранная, присутствовала.

В доме немедленно произошли изменения, возвещавшие начало нового режима. Портреты кисти Фицджеральда, на одном из которых был Таксин с братом, на другом маленький Сомпом с матерью, исчезли. На их месте появились портреты Вонгвипы с двумя мальчиками и Вонгвипы с Толстушкой. Официально это объяснялось тем, что Вонгвипе мучительно видеть мужа таким молодым и здоровым. Сомпома, Ванни и Пранит, которые прежде регулярно присутствовали на семейных ужинах, больше не приглашали.

— Мы изгнаны, — сказала мне Пранит. — Наше присутствие требуется только по официальным поводам.

— Думаю, ваша мать и Вонгвипа не особенно ладят, — сочувственно сказала я.

— Мать считает, что когда моя бабушка умерла, Вонгвипа воспользовалась горем Таксина и сумела влезть в его жизнь. Разумеется, тут же забеременела Чатом. Вскоре после этого они поженились. Во всяком случае, мне так рассказывали. Я была еще ребенком.

— И все-таки Таксин и Вонгвипа долго прожили вместе, — сказала я. — Сколько Чату лет? Думаю, двадцать четыре-двадцать пять.

— Да, — сказала Пранит. — И я ей немало сочувствую. Моя мать родилась в богатстве и привилегированном положении, как и я. Вонгвипа нет. Думаю, она была очень бедной. Ей определенно приходилось нелегко. Пусть она удачно вышла замуж, но ей не откажешь в способностях и обаянии. Сказать по правде, я рада, что теперь не нужно бывать там на ужине каждую неделю.

И все же неожиданность всего этого удивила меня. Я думала, вдова хотя бы выждет подобающее время перед тем, как убрать портреты и отказаться видеть родственников, но Вонгвипу, казалось, такие соображения совершенно не заботили. И она не пыталась скрыть своей привязанности к Ютаю. Хоть я и старалась себя убедить, что интимная сцена между ними, свидетельницей которой стала по приезде в Аюттхаю, мне померещилась, было ясно, что это не так. Ютай постоянно находился подле нее, чаще, чем того могли требовать дела, и время от времени я замечала, что она любовно смотрит на него. С другой стороны, я обнаружила, что он зачастую наблюдает за мной и отнюдь не любовно. Однако вскоре дела пошли обычным порядком и потребовали выезда семьи, а значит, и нас с Дженнифер в Чиангмай.

Поездка больше, чем за четыреста миль, к северу от Бангкока до Чианг Мая в определенном смысле представляет собой путешествие в историю, навстречу приливу этнически и лингвистически связанных людей, которые около тысячи лет назад стали переселяться из китайской провинции Юньнань на территорию нынешнего Таиланда. Эта миграция длилась несколько столетий и закончилась образованием сменявших друг друга королевств, каждое простиралось немного дальше на юг, чем предыдущее. Чианг Май был частью самого раннего из пяти центров власти королевства Ланна, которое тайцы считают первым из пяти тайских королевств. За Ланной последовало Сукхотаи, потом Аюттхая, затем Тонбури и, наконец, Бангкок.

Теперь Чианг Май — главный город таиландского севера. Старый центр все еще окружен стенами и рвом, но город разросся далеко за их пределы, он суетливый, оглашаемый ревом мотоциклов, которые носятся по улицам тысячами, их шум соперничает с кукареканьем петухов и выкриками уличных торговцев. Рынки многолюдны и красочны, киоски заполнены рыбой, экзотическими фруктами и овощами.

Однако во всем этом шуме есть оазисы покоя, может быть, даже тишины. Одним из них был летний дом Чайвонгов. Он построен из дерева на платформе над рекой Пинг, состоит из главного здания с обращенной к реке огромной верандой, где семья усаживалась за стол, и стоящего рядом домика для гостей с тремя комнатами и залой, где обитали мы с Дженнифер.

Собственно говоря, мне этот домик нравился даже больше, чем роскошные апартаменты в Аюттхае. Здесь вместо шелка были хлопчатобумажные ткани, вместо золотисто-черных лакированных вещей — изящная резьба по дереву и раскрашенные колонны, латеритовые блоки во дворе были покрыты мраморной плиткой.

По словам Пранит, Уилл Бошамп довольно регулярно приезжал сюда работать над книгой. В моей спальне стоял письменный стол, и я была уверена, что Уилл сидел за ним, не потому, что это был единственный письменный стол в домике, хотя дело обстояло именно так, а потому, что это было превосходное место для размышлений и творчества, в открытое окно были видны солнечные лучи, пробивающиеся сквозь буйную, темную тропическую листву, окружавшую двор. В одном из ящиков стола я нашла застрявшую сбоку карточку «Антикварный магазин Ферфилда» с надписями на одной стороне по-английски, на другой — по-тайски. Там же обнаружила красноватую пыль и кусочки терракоты, что навело меня на мысль о разбитом амулете. Я поискала другие следы, но тщетно. Если дух Уилла и был здесь, то я этого не чувствовала. Слышались только шелест ветерка в листве, постукивание бамбука и пение птиц. Это место очень походило на рай.

Из домика для гостей еще было видно, кто входит в главный дом и выходит оттуда. Появился Кхун Вичай, проходя мимо, он помахал мне рукой и одарил любезной улыбкой. Я надеялась, что он останется на ужин, тем более, что с ним не было Бусакорн, но, видимо, он приезжал по делам. Других людей, которые приходили и уходили, я не знала. Мне стало ясно, что здесь обсуждали бизнес Вонгвипы. У нее сразу за чертой города были фабрика и обжиговые печи, где производили терракотовые изделия.

Другие элизиумы тишины можно было найти в храмах или ватах. В городе их сотни, одни до того древние, что превратились почти в развалины, другие — более современные и оживленные. В один из них я как-то отправилась, крепко держа в руке листок бумаги с именем, которое так старательно написала женщина с рынка амулетов в Бангкоке. Ваты в основном состоят из двух частей, жилищ монахов и мест для молитвы. Жилища довольно аскетические, но общественные места зачастую представляют собой буйство красок, позолоты и великолепной резьбы. Я представилась в вате и попросила встречи с говорящим по-английски монахом. Эту просьбу, к моему удивлению, удовлетворили.

Меня проводили в одно из общественных зданий, предложили разуться и спуститься по лестнице с перилами в виде змей или нагов. Проинструктировали ни в коем случае не прикасаться к монаху, стоять перед ним коленях, поклониться, коснувшись лбом пола, при его появлении, позаботиться о том, чтобы мои пятки не были обращены в сторону монаха и, что еще более важно, статуи Будды. Обращаться к монаху надлежало «аджан», что, как я поняла, означает «учитель». Я не особенно религиозна и была так зачарована этим местом, от выцветающих красно-синих фресок, на которых изображены сцены из жизни Будды, до его позолоченной статуи высотой в двенадцать-пятнадцать футов, спокойной, величественной и так красиво изваянной, что не сразу заметила монаха, который сидел, скрестив ноги, на платформе и наблюдал за мной.

— О, Господи, — пробормотала я и постаралась принять более-менее подобающую позу. По команде монаха я выпрямилась, но мне пришлось сидеть на полу, поджав и обратив в одну сторону ноги, что в моем возрасте представляет собой в некотором роде испытание. Подняв голову, я увидела человека с выбритой головой, одетого в оранжевую тогу монаха, одно его плечо было обнаженным на тайский манер. Особенно поразили меня его голубые глаза.

— Вам удивительно, — негромко сказал он, — видеть здесь белого человека.

— Пожалуй, — ответила я. — Откуда вы, аджан?

— Из Калифорнии, но я здесь уже много лет.

Мы поговорили несколько минут о погоде, о том, как мне нравится Чианг Май, о его родном городе Фресно.

— Скучаете по нему? — спросила я.

— По Фресно? — ответил он с легкой улыбкой. — По Калифорнии? По прежней жизни? По сексу?

— Я не это имела в виду.

— Нет, — в конце концов сказал он. Но потом добавил: — Вы пришли с какой-то целью.

— Да, я разыскиваю одного монаха. Можно? — спросила я, указав на сумочку. — У меня есть его фотография. Мне сказали, он связан с этим храмом.

— Конечно, — ответил он. Едва взглянул на фотографию и протянул обратно. — Его здесь нет.