Дарья Калинина - Кража с обломом Страница 28

— С черепно-мозговой травмой отправился? — поразилась Мариша.

— Он проходил у нас обследование, ни о каких травмах головы не указано, — заверила нас дежурная.

— Это не наш, — с облегчением сказала Мариша. — Посмотрите еще.

Дежурная оказалась покладистой женщиной и послушно посмотрела еще. Результатом ее поисков стало заявление, что наш Рудик из реанимации переведен, но состояние у него по-прежнему тяжелое, к нему никого не пускают.

— А говорить-то он может? — продолжала допытываться Мариша.

— Что вы? — удивилась дежурная. — Он же в коме.

Этим нам пришлось удовлетвориться. Мариша еще раз повторила, каким негодяем был Рудик, и особо подчеркнула, что ему должно только на пользу пойти то, что он попал в больницу. Авось призадумается о своей жизни и, может быть, даже изменится в лучшую сторону. Я лично поняла ее в том смысле, что мертвые всегда лучше живых.

К Доронину звонить каждая из нас просто побоялась, но чтобы другая об этом не догадалась, мы сказали друг другу, что просто неприлично так долго пользоваться чужим телефоном. Что Иннокентий и так предоставил нам кров, поэтому нехорошо вешать на него огромные счета за междугородние разговоры, а оплачивать сразу жуткая морока — звонить на станцию, узнавать стоимость, а ведь нужно еще и отдохнуть. А потом, наверняка Доронина нет на месте.

Как же, будет он сидеть возле телефона и дожидаться нашего звонка, когда у него столько дел!

Ровно через три четверти часа мы с Маришей приступили к процедуре побудки Мишки. Дело это оказалось весьма хлопотное, и слегка привести его в чувство удалось, только облив его холодной водой из лейки. Вода предназначалась для поливки единственного зеленого растения в квартире — пальмы, которую Иннокентий собственноручно вырастил из финика и теперь заботился о ней почти так же любовно, как и о себе. Поэтому в лейке с водой было растворено удобрение, оставившее на несчастном Мишке коричневатые пятна, смывать которые времени уже не было.

— Сейчас лето, делай вид, что это у тебя такой загар, — посоветовала ему Мариша.

Но Мишка ее словам не внял и всю дорогу канючил, как ужасно он выглядит и как жутко он себя чувствует. Кожа на ногах болит, колготки, которые пришлось ему натянуть из-за того, что ноги покрылись красными точечками, тесны, парик жаркий, а платье путается в ногах. Но больше всего страданий доставили ему модельные туфли змеиной кожи, которые мы обнаружили среди вещей Иннокентия и присудили как почетный приз Мишке. Они удивительным образом скрадывали чудовищные размеры Мишкиной лапы, но увы, были на десятисантиметровых каблуках. Из-за этого Мишка, обладавший и без того почти двухметровым ростом, возвышался над толпой на целую голову. Люди на него глазели, он смущался, а Мариша завидовала.

На место мы прибыли почти без опоздания. Каких-нибудь двадцать минут опоздания на амурном свидании дела не решают. К тому же у нас было веское оправдание — мы потратили их на то, чтобы прибить каблук, который Мишка умудрился сломать через первую же сотню метров. Правда, я сомневалась, что это будет достаточной причиной для Григория Петровича. Что ему, в конце концов, какой-то каблук? Укрывшись за плотным скоплением ларьков, мы обозрели местность.

— Вон он стоит, — показал нам Мишка на худосочного и бледного типа в круглых очках, который с измученным видом обмахивался толстой газетой.

— Вылитая поганка, — не удержалась Мариша и с сочувствием посмотрела на меня, так как именно мне выпала честь первого общения с Григорием Петровичем.

— Идешь к нему, приветствуешь и заманиваешь вон к той церквушке, — проинструктировал меня Мишка. — Веди его, ради бога, по самым безлюдным тропкам, чтобы мы смогли определить, есть ли за ним «хвост». И сделай одолжение, улыбайся, не стой с таким видом, словно тебя вот-вот вытошнит.

— Что же делать, если меня действительно тошнит при одном взгляде на эту бледную немочь? — беспомощно спросила я и, тяжело вздохнув, пошла, надеясь, что вблизи мой невольный кавалер окажется не столь отталкивающе противен.

Увы! Вблизи обнаружились детали, которые расстояние милосердно скрашивало. У него были тонкие белесые усики, которые располагались строго над верхней губой и отнюдь его не красили, и большие оттопыренные уши, которые розовато светились в лучах заходящего солнца. Это только звучит поэтично, а на деле выглядело ужасно. Я еле удержалась от невольного стона, не забывая при этом, что должна улыбаться.

— Григорий Петрович, это вы! — постаравшись придать своему голосу максимум теплоты, воскликнула я, в то же время чувствуя, что если он ко мне прикоснется, то я его стукну.

— Это вы мне звонили? — спросил Григорий Петрович таким голосом, словно не мог поверить своему счастью.

«Должно быть, мы оба притворяемся, — подумала я, прикидывая, как бы половчее избежать рукопожатия. — Ловко это у нас выходит».

— Я так рада видеть вас, что хотела бы прогуляться с вами немного, — немного попутав мотивы, предложила я. — Знаете, у меня последнее время такое чувство, что за мной следят, у вас нет, Григорий Петрович?

— Ах, что вы, я так ненамного вас старше, и к тому же мы с вами в неофициальной обстановке, поэтому, прошу вас, зовите меня просто Григорий, — расшаркался он передо мной. — Куда же вы желаете прогуляться?

— Куда? — спросила я с таким видом, словно только сейчас задумалась над этим вопросом и даже для убедительности пошарила вокруг взглядом. — Пойдемте к храму.

— Это церковь, — любезно поправил меня просто Григорий. — Прелестное местечко.

И мы пошли. По пути я постоянно канючила, что умираю от жажды и от голода, и бедный Григорий покупал мне и заодно себе мороженое. Таким образом, мой рот был занят, и я могла не слишком усердствовать в беседе. А если смотреть в сторону, то можно было даже не испортить себе аппетита. Наконец все тележки с мороженым закончились, а я почувствовала, что не смогу больше впихнуть в себя ни кусочка. И тут Григорий сказал:

— Вы говорите, что вам кажется, что за вами постоянно кто-то следит? Представьте, мне тоже. Мало того, это началось третьего дня после визита, причем совершенно незапланированного, трех дюжих бугаев, по виду которых нельзя было с уверенностью сказать, есть ли у них мозг или просто одна черепная коробка. По-моему, психотерапевт им был явно не нужен, а вот что им было нужно, трудно сказать. Они все время молчали. Но с ними был еще и четвертый, который выглядел несколько более развитым. Он и задавал вопросы, касающиеся одного моего хорошего друга, который таинственно пропал несколько дней назад. Они хотели знать, где он. Но я и о том, что он пропал, узнал только от них, о чем им и сообщил. Тогда они потребовали, чтобы я позвонил им, если узнаю что-нибудь. Оставили номер и исчезли.

Я вам так подробно об этом рассказываю, потому что после их ухода мне и стало мерещиться, будто за мной следят. А у вас это как началось?

Чувствовалось, что тема его здорово волновала.

— Э-э, — промямлила я, — у меня все было примерно так же. Тоже четверо бандитов, а после этого слежка какого-то сморщенного типа.

— Что вы говорите? — удивился Григорий. — Совершенно сморщенного? А ко мне подослали нормального.

Чувствовалось, что этот факт доставляет ему неслыханное моральное удовлетворение. Беседа принимала интересное направление, но, к несчастью, к этому времени мы дошли до церквушки. Ни Мариши, ни Мишки я что-то не увидела. Народу вокруг было, по московским меркам, немного, и Григорий явно решил, что место подходящее, и вознамерился всерьез поухаживать за мной. Впрочем, его намерения не простерлись дальше робкого прикосновения к моему локтю. Я вздрогнула словно от удара током, что было воспринято моим ухажером совершенно превратным образом. Он почему-то решил, что я в восторге и вздрогнула от наслаждения, и ущипнул меня за предплечье, сделав вид, что сгоняет несуществующего комара. Я призвала на помощь всю силу воли, напомнив себе, что просто обязана помочь Мишке с тем условием, чтобы Мариша тоже успокоилась и отказалась от мысли переехать жить ко мне.

Во всяком случае, я сдержалась и не двинула Григория по его мышиной мордочке.

— Он и сейчас где-нибудь поблизости сшивается, — продолжил Григорий.

— Кто? — не сразу въехала я.

— Мой пастух, — пояснил Григорий.

Его слова заставили меня призадуматься. Дело было швах. Пока этот таинственный некто будет следить за Григорием, Мишка на контакт не пойдет.

Что же мне, прикажете целый вечер угробить на этого хлюпика! Что я с ним делать-то буду!

— Какое он имеет право следить за нами? — машинально возмутилась я, чтобы хоть что-нибудь сказать. — В такой обстановке совершенно невозможно достигнуть взаимопонимания. Я лично нервничаю, когда кто-то следит за мной. Неужели вы, Григорий, не пытались от него избавиться? Это же унизительно для вашего мужского достоинства, что за вами следят, словно за малым ребенком. Никакой личной жизни! Вам ясно? , — Как же быть? — проблеял Григорий, нервно тряся головой.