Сборник "Петля" - Сергей Павлович Бакшеев Страница 28

денег. За «крышу». А он… Я не посвящал его в изнанку бизнеса. Я же вдалбливал ему: будь честным, умей постоять за себя, дать отпор несправедливости, правда всегда побеждает. Вот Толик и возмутился: «Какие еще деньги? Не буду платить!» Они засмеялись и ударили его. Завязалась драка. Но что мог сделать Толик против братьев Бугаевых? Их двое — он один. Они привыкли пускать в ход кулаки, а он проводил время за учебниками.

— Бугаевы? — Елена вспомнила фамилии с памятника погибшим бандитам. — Денис и Артем Бугаевы?

— Они называли себя Дэн и Тема. Они избили Толика. Пинали ногами, разбили ему нос, губы, выбили зуб. Моя рабочая куртка, которую он надел, собираясь таскать коробки из подсобки, была забрызгана кровью. Когда я приехал в магазин, бандитов уже не было. Они забрали выручку из кассы, прихватили лучший видак и велели привезти остальное сегодня же в сауну в парке, иначе грозились спалить магазин. Но Толик не был сломлен. Он дрожал от возбуждения. Оказывается, он записал избиение на видеокамеру. Она стояла на шкафу в кабинете, и он включил ее с помощью пульта. Толик показал мне видеозапись. Он даже радовался! «Мы напишем заявление в милицию, приложим доказательства, я зафиксирую побои, их посадят — и беспредел закончится», — говорил мой сын. А я… Я достал видеокассету, поломал ее и порвал пленку.

Павел Петрович встал, убрал инструмент в картонный ящик с ручкой, старательно отводя увлажнившийся взгляд от дочери. Елена молчала. Отец поднял инструменты, сделал шаг по направлению к сараю и внезапно выпустил ящик из рук. Ящик, звякнув стальной требухой, упал на землю. Павел Петрович обернулся, в отчаянии сжимая кулаки.

— Ты пойми, не мог я иначе, не мог! Менты прямо говорили: договаривайтесь с бандюгами. А если бы и нашелся сумасшедший, который согласился бы дать делу ход, нас бы уничтожили их дружки! Такие случаи были: непокорных калечили и убивали! Не мог я рисковать. Время было такое, Лена.

— Я знаю, папа.

— Да, ты практичнее, а Толик был идеалистом. Он вскипел, разозлился и даже набросился на меня, порвал пиджак.

Елена хорошо помнила показания продавца, который красочно описал ссору отца и сына, но почему-то не упомянул о «наезде» бандитов.

— Толик так и не успокоился? — спросила она.

— Внешне он смирился, но это был обман, который я сразу не разглядел. Толик долго сидел молча, о чем-то размышлял. Я был рад, что сын успокоился, и не заметил перемены в его настроении. Это была моя вторая — роковая — ошибка. Толик сказал, что сам отвезет бандитам деньги, даже обещал извиниться. Мол, так будет лучше: пусть они видят, что он согласен на сотрудничество. Я не стал возражать. У меня было паршивое настроение, я думал, как буду выглядеть в пиджаке с оторванным рукавом.

— И Толик уехал на твоей машине?

— Я дал ему денег. Сказал, что мы встретимся дома. Потом, закрывая магазин, я обнаружил, что из подсобки пропала канистра с бензином. Я держал ее про запас, тогда на заправках были очереди. И тут у меня в голове что-то щелкнуло. Толик не сломался! Раз милиция не в состоянии нам помочь, он решил поступить по-другому. Это было очевидно. Бугаевы обещали спалить магазин, но деревянная сауна горит лучше. Безумие! Мне надо было его остановить. Но как? Мобильных тогда еще не было…

Павел Петрович поднял опрокинутый ящик с инструментами, поставил его на траву и вернулся к ступенькам.

— На ночь покрашу, — сказал он, глядя на новые доски. — К утру краска высохнет.

— Тебя нашли на аллее в Измайловском парке, — напомнила Елена.

— Я долго ничего не помнил. У меня действительно отшибло память на несколько лет. Вот я вижу, что канистра пропала, страшно нервничаю и думаю, как остановить Толика. А дальше следователь задает мне вопрос, откуда на моей куртке кровь сына. Где я спрятал его тело? Это бред, но я ничегошеньки не помнил!

Закапал холодный дождь. Елена и Павел Петрович поднялись на крыльцо и сели под навесом на широкую скамейку.

— Ты надел впопыхах рабочую куртку, потому что порвал пиджак. А на ней была кровь Толика, — догадалась Лена.

— Наверное, так и было. Но я тогда ничего не помнил.

— Тебя сбила машина, и ты ударился головой.

— Следователь дал мне прочесть показания, в которых я признавался, что убил Толика. И мне стало страшно. Я убил своего сына! Я помнил, что был зол на него, мы поссорились и я хотел его догнать. А если я настиг Толика ночью в парке, мы опять подрались, и я…

— Ты любил его. Ты не мог этого сделать.

— Откуда тебе знать? Несколько лет меня мучили кошмары. Я просыпался с трясущимися руками, и мне мерещилось, что на них кровь!

— У меня тоже бывают страшные сны. Это реакция уставшей от негатива психики, не более того.

— Я верил и не верил, успокаивал себя и вновь обвинял. Я приезжал в Измайловский парк, шел вдоль дороги, сворачивал в лес и смотрел под деревьями, пытаясь хоть что-нибудь вспомнить. Однажды меня осенило: надо приехать в парк ночью. Я дождался летней ночи, такой же, как была тогда. Пошел пешком, встал на обочине, закрыл глаза, а по главной аллее мчатся машины и бьют светом фар по глазам, даже если веки опущены. Шум, вспышка, в голове закружилось. Я пошатнулся, ударился виском о дерево — и все вспомнил! — Павел Петрович зажмурился и замотал головой. Его губы шептали: — Кошмар, кошмар…

Елена дрожала от напряжения, но она приехала сюда для того, чтобы узнать правду.

— Ты должен все рассказать. Должен выговориться. Тебе станет легче, — уговаривала она отца.

— Легче?! — Павел Петрович рывком повернулся к ней. Жаркое возмущение в его глазах переплавилось во влажное страдание. — Толика нет с нами, Лена. Его нет!

29

Дмитрий Мальцев вошел в кабинет врача-психиатра Аркадия Красина. Лицо визитера искажали презрение и гнев.

— Меня не пускают к моей жене! Распорядись!

— Часы свиданий с трех до пяти. А вашу жену только сегодня доставили из тюрьмы. Она принимает необходимые процедуры.

— Какие еще процедуры? Из-за них она и превратилась в дуру, убившую моего брата.

— Я говорю о формальном обследовании и оформлении документов. Инна доставлена к нам для проведения психиатрической экспертизы.

— Упечешь ее? Лекарствами заморишь?

— По закону для квалифицированного заключения нам дается тридцать дней.

— Почему так долго? Быстрее нельзя?

— Чтобы поставить точный диагноз, нужно провести всестороннее обследование. Мы дадим психиатрическое заключение, которое приобщат к делу и передадут в суд.

— Слушай, доктор. — Мальцев сел, закинул ногу