Константин Столяров - Однажды в России Страница 29

- Отнюдь. История христианства знает подобные примеры. В позапрошлом году здесь же, в Печорах, после ранней обедни я услышал проповедь о Святом Патермуфии. Рассказать?

- Пожалуйста, расскажите, - тотчас отозвалась Лена.

- В четвертом веке в Египте жил злой разбойник Патермуфии, с неизменным постоянством потрошивший только очень состоятельных сограждан... - Вороновский подчеркнуто обращался к Сергею. - Времена тогда были суровые, доброжелатели ему не помогали, поэтому, если под рукой у Патермуфия не было живого клиента, он ночью шел на кладбище, вскрывал богатые могилы, крючьями вытаскивал тела усопших и снимал с них все ценное. Наш герой бесчинствовал до тех пор, пока не убил достойную даму по имени Мокрина, после чего с небес на Патермуфия снизошла благодать, вскоре сделавшая его подвижником, а позднее и праведником. Когда к Патермуфию, удалившемуся от мирских соблазнов в безводную пустыню, являлись совратители, чтобы позвать в вертеп, наш герой сразу же вспоминал псалом "Блажен муж, не ходящий на совет нечестивых", и совратителей словно ветром сдувало. Господь так и сяк испытывал Патермуфия и в конце концов простил все его былые прегрешения, включая и убийство Мокрины, ибо ранняя смерть позволила доброй даме досрочно попасть в райские кущи. Мало того, праведник Патермуфии был награжден даром чудотворения, вследствие чего, подобно самому Создателю, иногда являлся своим ученикам. Учтите эту любопытную подробность, Сережа!

Не столько содержание рассказа, сколько странный, по-своему зловещий тон Вороновского заставил Лену невольно вздрогнуть.

- Виктор Александрович, на что вы намекаете?

- Сережа знает, - ушел от ответа Вороновский. - Мое праведничество - дело отдаленного будущего, а пока я ограничиваюсь тем, что ежегодно с неизменным наслаждением посещаю Печорскую обитель. Помните, как дородный монах в красном, шитом золотом облачении протяжно провозгласил: "Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь!" Монахи-черноризцы вслед за ним: "Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя"... а хор на клиросе по знаку регента плавно выводит: "Господи, поми-и-луй..." И черноризцы речитативом: "Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, помилуй!" И снова монах в красном: "И ныне, и присно, и во веки веков. Аминь!" Старушки в черных платках крестятся и бьют поклоны, а кругом пахнет ладаном... Фантастика!

- Мне понравились трое монахов в больших красных шапках с драгоценными камнями, - поспешно сказал Сергей, обеспокоенный как намеками Вороновского, так и болезненной реакцией Лены.

- Сережа, у вас недурной вкус. - Вороновский благосклонно кивнул. - Шапки эти именуются митрами, а носят их высокопоставленные священнослужители, начиная с архимандрита и выше, то есть церковный генералитет. А бриллианты, сапфиры, изумруды и жемчуга на митрах действительно первосортные. Не хуже, чем у нашей приятельницы Марии Сигизмундовны.

- Кто такая Мария Сигизмундовна? - Сидевшая рядом с Сергеем Лена встрепенулась и вскинула глаза на Вороновского.

- Чванливая жена одного крупного деятеля науки, - безмятежно ответил Вороновский и зевнул, прикрыв рот ладонью. - Пардон!.. Что-то меня клонит в сон...

В субботу Вороновский проснулся в отвратительном настроении, о причине которого Сергей мог только гадать. Неужели Виктор Александрович принял близко к сердцу его безобидные колкости? Нет, это исключено, решил он. Во-первых, Вороновский - человек с юмором, склонный подтрунивать над другими и знающий: как аукнется, так и откликнется; а во-вторых, уж что-что, а злопамятность ему вовсе не свойственна. Может быть, патрон неважно себя чувствует? После обеда в столовке музея-заповедника он жаловался на изжогу... Как ни крути, а сорок два года - это уже возраст, дающий о себе знать!

За завтраком в гостиничном буфете Вороновский едко подшучивал над соседями по столу, начавшими выходной день с бутылки водки под копченую скумбрию с крутыми яйцами, а позднее, когда они выехали в Ленинград, зачем-то принялся считать пьяных, попадавшихся по дороге. Доведя счет до сотни, брезгливо заявил:

- Братья-славяне деградируют с космической скоростью. Сережа, подскажите, сколько мы сегодня проехали?

- Двадцать три километра по спидометру.

- Получается... четыре и три десятых алконавта на один километр пути. Если принять ширину дороги вместе с тротуаром равной десяти метрам, то расчетная плотность ослабленного бормотухой населения составит... минуточку... четыреста тридцать душ на квадратный километр земной поверхности. Многовато... Следует, пожалуй, внести поправку, ибо в лесах, на полях и в водоемах пьяницы встречаются реже. Наш незабвенный Александр Сергеевич был прав!

- О чем вы говорите? - Лена задала вопрос таким тоном, что Сергей сразу насторожился.

- О его прогнозной оценке российского пьянства, - ответил Вороновский. Надеюсь, еще не забыли: "И заведет крещеный мир на каждой станции трактир". Как видите, все сбылось!.. Взгляните направо, вот еще один мается. Это будет сто первый.

- Виктор Александрович, вы передергиваете! - Лена покраснела.

- Елена, какая муха вас укусила? - Вороновский с непритворным удивлением посмотрел на нее. - Зачем мне передергивать?

- Пушкин подразумевал совсем другое! - Лена вполоборота повернулась к нему и продекламировала:

Шоссе Россию здесь и тут

Соединив, пересекут

Мосты чугунные чрез воды

Шагнут широкою дугой,

Раздвинем горы, под водой

Пророем дерзостные своды,

И заведет крещеный мир

На каждой станции трактир.

- Ну и что? - пожал плечами Вороновский. - Одно другому не противоречит.

- Слово "трактир" использовано поэтом в значении придорожной гостиницы, постоялого двора, а не питейного заведения. Это понимают все, кто читал "Евгения Онегина"!

- Видите ли, милая моя, я верю своим глазам, не вижу смысла именовать черное белым и... - начал было Вороновский.

- И для убедительности пристегиваете сюда Пушкина! - договорила за него Лена.

- Товарищи, товарищи! - вмешался Сергей. - Стоит ли раздувать из мухи слона?

- ...и истолковываю его сообразно с собственным опытом и знанием жизни, сухо продолжал Вороновский. - Заметьте, без ссылок на "все понимают". При всем моем уважении к Александру Сергеевичу, увы, вынужден констатировать, что его прогноз насчет придорожных отелей оправдался с точностью до наоборот: по числу мест в гостиницах мы отстали даже от Черной Африки и блистательно опережаем только Антарктиду!

- Виктор Александрович! - попытался остановить его Сергей.

- Зарубите себе на носу, что без меня вам нигде не только люкса - даже продавленной койки с клопами в занюханном Доме колхозника не предоставят! Вороновский шумно перевел дух. - И вот еще что: я не нуждаюсь в ваших нотациях!

- Виктор Александрович! - повысил голос Сергей, защищая Лену. - Как вы можете...

- Могу, Сергей, еще как могу! - властно обрезал его Вороновский. - Я все могу, и вы это отлично знаете!

Тягостное молчание длилось до Ленинграда.

- Прошу прощения за резкость, - бесцветным голосом сказал Вороновский, когда они ехали по Московскому проспекту возле парка Победы. - Виноват, сорвался, о чем запоздало сожалею. Что-то с нервами... Сережа, будьте любезны, притормозите здесь. Дальше я поеду на метро...

21. "ЧЕРНАЯ" ПЯТНИЦА

Дело о мошенничестве и самовольном присвоении власти должностных лиц зашло в тупик, и по истечении установленного срока майору Судакову пришлось приостановить расследование.

Как он и думал, Тартаковская больше ничего интересного не сообщила. Напротив, на допросе дала путаные показания относительно внешности и поведения побывавших у нее мошенников. Допрошенная в качестве свидетеля пенсионерка Жеведь тоже ничем не помогла следствию. Изучение материалов архивного дела по обвинению Семена Ефимовича Тартаковского в спекуляции валютными ценностями в крупных размерах принесло пользу лишь в одном: Судаков утвердился в своем предположении, что содержимое тайника принадлежало Тартаковским. Из документов явствовало, что неоднократно судимый Семен Ефимович был воротилой с размахом, а конфискованное у него по приговору суда имущество, при всей внушительности его перечня, едва ли составляло все, что он нажил противозаконным путем. Дельцы такого масштаба, по наблюдениям Судакова, умеют прятать заначку на черный день, дабы потом, после отсидки, не начинать с нуля. Помимо того, им надобно загодя позаботиться о финансировании собственной защиты в судебных инстанциях и обеспечении прожиточного минимума для оставшихся на свободе домочадцев, а такая женушка, как Мария Сигизмундовна, по всей видимости, привыкла жить на широкую ногу. Тартаковская наверняка имела доступ по меньшей мере к одному из кладов мужа. Кто-то пронюхал об этом, разузнал детали и организовал липовый обыск. Кто? Чтобы доказать чью-то вину, надобно иметь улики или на худой конец хоть какие-то зацепки, а вот этого как раз и не было.