Юлия Вознесенская - Благодарю за любовь Страница 29

— Не ловите меня на слове, инспектор, вы же знаете, что это ни к чему. Я этого Виктора Гурнова знаю лучше, чем он сам себя знал, бедняга. В тот вечер он рассказал мне всю свою жизнь, и половина рассказанного была правдой, а о второй, нерассказанной половине я догадалась сама.

— Это может помочь нам установить причину и обстоятельства его гибели и выйти на убийцу?

— Возможно. У меня есть список лиц, которых сам Виктор Гурнов подозревал в том, что они готовят покушение на его жизнь, а также магнитофонная запись моей с ним пятичасовой беседы.

— Какая удача!

— Да, можно сказать и так…

— Так он заранее знал, что кто-то хочет его убить?

— Да. А я ему не поверила! — Тут Апраксина встала и сказала: — Инспектор, я должна уединиться на четверть часа. Идите на кухню и сами приготовьте кофе для себя и для меня. Простите меня! — и удрученная Апраксина быстро вышла из дверей гостиной.

Когда ровно через пятнадцать минут графиня Апраксина вернулась в гостиную, уже ничто не выдавало в ней пережитого волнения, только седые волосы вокруг лица были влажными да щеки и лоб порозовели.

— Кофе готов? — спросила она. — Кажется, я слышу запах…

— Да, сейчас подам. Сидите, графиня, я справлюсь.

— Да, я посижу. Спасибо, инспектор.

Они выпили в молчании по чашке кофе, и только после этого инспектор, взглянув вопросительно на графиню и получив в ответ согласный кивок, задал новый вопрос:

— Если я правильно понял, Виктор Гурнов заранее говорил вам о том, что на него готовится покушение?

— Да. Он это знал.

— И он ничего не предпринял, чтобы обезопасить себя?

— Предпринял: по совету моей подруги Ирины Измайловой он встретился со мной и рассказал мне о своих страхах; он перечислил и тех, кто вызывал у него подозрение. А я ему не поверила! Никогда не прощу себе этого! Но и убийце не прощу тоже. Когда произошло убийство?

— Это такой казусный случай, когда с точностью невозможно определить не только час или день, но даже год убийства.

— Понимаю: его убили поздно вечером тридцать первого декабря прошлого года или в начале ночи первого января нынешнего.

— Совершенно верно, графиня. Труп обнаружен был только третьего января, когда уборщица меблированных апартаментов вошла в квартиру Гурнова со своим ключом, чтобы сделать в ней уборку: по правилам они делают это раз в неделю. Она увидела лежащего на полу хозяина квартиры, его рубашка была покрыта уже почерневшей засохшей кровью, кровь была и на ковровом покрытии, много крови. Уборщица узнала его — он лежал лицом кверху — и тут же, не приближаясь к трупу и ничего не трогая в квартире, испуганная женщина пошла к управляющему и сообщила ему об этом. Управляющий, естественно, немедленно вызвал полицию. Выстрел был произведен из револьвера тридцать второго калибра с очень близкого расстояния, пуля насквозь прошла сердце и вышла возле позвоночника. Револьвер лежал на полу в метре с небольшим от тела, на нем подозрительно четкие жирные отпечатки пальцев обеих рук самого Гурнова, но также один почти стертый отпечаток большого пальца правой руки другого лица. На револьвере был найден фрагмент хлопчатобумажной нитки, а также остатки кулинарного жира. Этот же кулинарный жир обнаружен на обеих руках убитого. Можно предположить, что убийца вытер револьвер платком, а затем, намазав жиром руки убитого, приложил их к револьверу.

— Довольно громоздкое построение, вам не кажется, инспектор? Почему не предположить, что имело место самоубийство?

— Если только погибший был левшой: пуля вошла в сердце почти из-под мышки.

— Насколько я помню, Виктор Гурнов левшой не был… Но мы можем это выяснить немедленно. — Апраксина подошла к телефону и набрала номер.

— Ирочка? У меня к тебе вопрос: Виктор Гурнов случайно не левша?… Он пользовался столовым прибором, держа нож в правой руке? Да, это убедительно. Спасибо дорогая. Я все объясню потом! — Она опустила трубку на аппарат. — Нет, инспектор, Гурнов, слава Богу, не был левшой.

— Почему «слава Богу»?

— Потому что это значит, что он не был самоубийцей. Ведь так?

— Не только это. Состояние трупа, а также состояние его жилища — все указывало на происходившую перед тем борьбу: на лбу трупа обнаружена гематома, возникшая от удара, полученного убитым незадолго до смерти, а на полу были найдены две вырванные с мясом пуговицы от рубашки, в которую был одет Гурнов. Кроме того, соседи, живущие за стеной, утверждают, что вечером тридцать первого декабря слышали глухой удар чего-то тяжелого по смежной стене. Но поскольку других шумов больше не было, они решили, что их сосед, возможно, просто переставлял мебель или был пьян и ударился о стену: не забудьте, дело ведь происходило в Сильвестр[3], а некоторые начинают встречать Новый год заблаговременно… Ни голосов, ни выстрела они не слышали.

— Револьвер был с глушителем?

— В том-то и дело, что нет! Можно предположить, что Гурнова оглушили, спустили в гараж, там застрелили и вновь подняли наверх, вот соседи и не слышали выстрела.

— Еще одно громоздкое построение.

— Да, это так… Еще в квартире Гурнова был обнаружен очень странный предмет…

— Большой похоронный венок, уже наполовину осыпавшийся.

Инспектор удивленно поднял брови.

— Продолжайте, Рудольф!

— Угу… На лбу убитого, как я уже сказал, была обнаружена большая гематома от удара о плоский предмет. Удариться лбом при падении после выстрела в самого себя он не мог, поскольку был найден лежащим на спине.

— А мог он перевернуться после падения?

— Не мог. Смерть была мгновенной.

— Его мог перевернуть убийца!

— Зачем?

— В самом деле, зачем бы ему переворачивать убитого…

Инспектор взял свою чашку с недопитым кофе, глотнул и поморщился.

— Еще одно обстоятельство, которое говорит о том, что это было внезапное нападение: на маленькой кухонной плите был обнаружен совершенно выкипевший чайник с отвалившимися носиком и ручкой; плита была включена, а в комнате стоял запах раскаленного металла. Видимо, Гурнов поставил его на плиту как раз перед приходом убийцы, а тот его просто не заметил.

— Еще что-нибудь, на что вы обратили внимание?

— В платяном шкафу мы обнаружили женскую одежду: халат, две ночные рубашки, несколько пар новых колготок в нераскрытых пакетах, домашние туфли и нижнее белье, все очень хорошего качества. В душевой на полочке над раковиной лежал патрончик губной помады, а наволочка на подушке носила следы идентичной помады. Ну, и это как будто все…

— Какие-нибудь документы, письма, фотографии, записные книжки?

— Да, все это есть и ожидает вас в сейфе в моем кабинете. Я ничего не отдавал переводчикам, рассчитывая на ваше участие в этом деле.

— А копии вы случайно не догадались сделать?

— Догадался, и совсем не случайно: вы всегда об этом спрашиваете в первую очередь. Вот они, — инспектор достал из портфеля большой белый конверт, плотно набитый бумагами.

— Благодарю, инспектор. Оставьте, я просмотрю их потом.

— Как скажете, графиня. Так вы говорите, этот Гурнов предвидел, что его могут убить?

Апраксина снова нахмурилась.

— Да. А мне казалось, что он слишком преувеличивает ненависть тех, кого он оскорбил или обидел. И смерть его камнем легла на мою совесть.

— Графиня, успокойтесь, — проникновенно сказал инспектор, положив свою большую теплую ладонь на хрупкую старческую руку Апраксиной. — Я уверен, что из этого камня вы сделаете впечатляющее надгробие убийце Виктора Гурнова!

— Спасибо, инспектор. Во всяком случае я вплотную займусь поисками убийцы.

— И раз у вас имеется список подозреваемых, составленный жертвой, то будет совсем нетрудно получить у них отпечатки пальцев и сравнить с тем, который остался на ручке револьвера.

— Не учите меня азам криминалистики, инспектор, я все равно ими не воспользуюсь. Список вы получите. Вызывайте людей на допросы и снимайте свои отпечатки, а у меня совсем другая задача, чисто психологическая: я хочу понять, кто хотел и мог убить Гурнова.

— Ну, тут я вам не помощник! Я бы не сотрудничал с вами столько лет, если бы умел разбираться в психологии этих странных русских, ведь она совершенно не похожа на психологию европейцев, не в обиду вам будь сказано.

— Не смущайтесь, инспектор, я люблю комплименты: европейским умом русских не понять, и представьте, я этим горжусь.

— Этим же гордились Достоевский, Толстой, Набоков и другие русские писатели моей библиотеки.

— Ах, инспектор, я потрясена вашей эрудицией!

— Ваша школа, ваша школа, дорогая графиня. Кто будет первый встречаться с подозреваемыми?

— Сначала я встречусь со всеми, потом сделаю для вас полный отчет и тогда уже передам их в ваши руки. Всех или одного.