Ирина Градова - Пациент скорее жив Страница 29

– Однако наркоман, – добавил Павел. – А еще, судя по всему, и наркодилер.

– Да, – вздохнула я, – это, конечно, большой минус. Так вот, в продолжение темы: Антон вполне мог бы заниматься тем же самым и в другой больнице, где есть гораздо больше возможностей, чем в Светлогорке.

– Вероятно, его как раз устраивает тот факт, что начальство в Светлогорке смотрит на все сквозь пальцы? – предположил Павел. – Он завел определенные связи и не хочет их обрывать, ведь в другом месте придется начинать все сначала.

– И все же… Мне почему-то кажется, что в этом деле замешано нечто большее, чем хищение лекарств. С одной стороны, вполне может быть, что Антон, Марина и Урманчеев работают вместе и деньги от продажи медикаментов поступают прямиком в их карманы. С другой стороны, при чем здесь тогда пропавшие из больницы пациенты и фальшивый перевод их в другой корпус? А Наташа? Ее смерть явно не была случайной. Получается слишком много случайностей на нескольких квадратных метрах, знаете ли!

– Возможно, вы и правы, Агния, – кивнул Павел. – Урманчеев вряд ли стал бы довольствоваться мизерными доходами в муниципальной больнице «для бедных». Судя по его послужному списку, он определенно попытался бы извлечь выгоду и из своего теперешнего, прямо скажем, незавидного положения. Наверное, у него есть «волосатая лапа» на самом верху, может, даже в Комитете, раз для него выделили ставку, которая вообще не предусмотрена в таком учреждении, как Светлогорка: там не хватает врачей и медсестер, а уж без психоаналитика они вполне обошлись бы.

– Ну, Ильяс Ахатович времени зря, конечно, не теряет, – усмехнулась я. – Как только поступает новый пациент, рядом тут же возникает Урманчеев и выясняет, насколько платежеспособен «клиент». На стариков он обычно много времени не тратит. Но сейчас в неврологии есть одна больная, Полина Игнатьевна Сапелкина, с которой он беседовал аж несколько раз. Я все понять не могла, зачем та ему сдалась? Одинокая старушенция, живет на пенсию…

– Может, он знает больше, чем вы?

– Что ж, возможно, – пожала я плечами.

Во время разговора с Павлом у меня в мозгу постоянно крутилась мысль, которая окончательно оформилась только теперь: я должна как-то попасть в кабинет Урманчеева и покопаться в его записях. Если я права, то у него должны быть записи всех разговоров с пациентами (со мной, между прочим, в том числе!). Если он опять взялся за старое и пользуется гипнозом в личных целях…

– О чем задумались, Агния? – подозрительно поинтересовался Павел.

– Да о том, что я могла наговорить Урманчееву во время недобровольного «сеанса».

– В самом деле неприятно, – вздохнул психиатр. – И вам обязательно нужно рассказать Андрею о том, что случилось сегодня.

Я испуганно подняла на Кобзева глаза.

– Вы уж простите, Агния, но меня заинтересовала ваша рана на лбу, а потому – чтобы, опять же, не тратить время, ведь был риск, что вы откажетесь говорить правду, – мне пришлось спросить вас и об этом, пока действовал гипноз. Но исключительно в ваших же интересах!

– Вас Лицкявичус заставил встретиться со мной? – сдвинув брови, спросила я холодно.

– Он не заставлял, – покачал головой Павел. – Просто попросил, чтобы оценить уровень опасности, которая может вам угрожать.

– И каков ваш вердикт? – настороженно поинтересовалась я.

– Уровень очень высок. Мне жаль, Агния, – тут же добавил Кобзев, заметив, что я начинаю злиться. – Почему вы думаете, что мы, я и Андрей, печемся не о вас? Мы просто не смогли бы спокойно жить, если бы с вами что-нибудь случилось, поверьте. Поначалу не предполагалось, что дело окажется таким… сложным, в противном случае Андрей никогда не попросил бы вас им заняться!

Мне стало стыдно.

– Простите меня, – виновато опустив глаза, пробормотала я. – Конечно, я все понимаю, но… Вы знаете, что такое азарт, Павел?

Психиатр с сомнением покачал головой:

– Боюсь, я не азартный человек.

– Вот и я так думала – про себя, разумеется. Меня никогда не привлекали азартные игры и тому подобные глупости, хотя один человек считает, что я склонна к беспричинному риску.

Разумеется, я имела в виду Шилова. Он всегда говорил, что мне следовало заняться каким-нибудь экстремальным видом спорта, чтобы естественным образом повышать дозу адреналина в крови.

– Погодите! – подняла я руку, видя, что Павел собирается меня прервать. – Но я-то знаю, что рискую не просто так, а потому, что хочу помочь. Я уже говорила вам, что чувствую близость к разгадке всего, что происходит. А я также понимаю, что если уйду сейчас, то у ОМР уже не будет возможности послать в Светлогорку другого человека вместо меня. Той информации, которую я успела добыть, явно недостаточно, чтобы начать полномасштабное расследование. Собственно, нам известно, что со склада пропадают лекарства и к этому причастен Антон Головатый. И что дальше? Он наверняка не единственная фигура, замешанная в этом деле. Кроме того, получается мое слово – против его. У него, несомненно, имеется неплохое прикрытие как в самом отделении, так и среди руководства больницы – иначе парень не вел бы себя так нагло, но я пока понятия не имею, кто за ним стоит. Сам Лицкявичус говорил мне, что не смог ничего узнать об Антоне, хотя и задействовал все свои связи. Это говорит о многом, вы так не думаете? Урманчеева вообще ни в чем нельзя обвинить, ведь мы не сможем доказать, что он меня гипнотизировал. Вспомните: его же не смогли привлечь к ответственности за мошенничество с использованием гипноза, хотя факты, казалось, были налицо. И я уже не говорю о тех, ради кого, собственно, и отправилась в Светлогорку. Я не узнала, что с ними случилось, зато теперь уверена: определенно случилось нечто плохое.

– Но мы не знаем, Агния, что вы могли рассказать Урманчееву! – воскликнул Павел, разводя руками. – Что, если именно ваша с ним «беседа» под гипнозом явилась причиной того, что вас пытались убить?

– Прямо уж убить… Может, я все себе напридумывала и на самом деле произошел несчастный случай? – неуверенно проговорила я, сама себе не веря. – Может, правда мальчишки бегали по заброшенному зданию и нечаянно столкнули вниз забытые рабочими инструменты, как предположил завхоз.

– Не будьте ребенком, Агния! В данных обстоятельствах о случайностях говорить не приходится.

– Как вы думаете, Павел, что я могла наговорить Урманчееву?

Павел потеребил темную бороду большим и указательным пальцами.

– Все зависит от того, – начал он, – какие вопросы он задавал. А это, в свою очередь, зависит от того, что именно он подозревал.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, в кино показывают так: стоит гипнотизеру воспользоваться своим умением, как подопытный тут же выкладывает ему именно то, что нужно. На самом деле все далеко не так просто. Гипнотизер должен задавать правильные вопросы. Задавать вопросы вслепую – дело неблагодарное. Вы сказали, что кофе уже остыл, когда вы пришли в себя?

Я кивнула.

– Значит, Урманчеев возился с вами как минимум полчаса. Вот и выходит – он не знал, что вы способны ему рассказать.

– Можно с этого места поподробнее? – попросила я.

– Предположим, Антон, который, как вы утверждаете, узнал, что вы – не Анна Евстафьева, рассказал о своем открытии Урманчееву. Значит, тот знал только об этом, но понятия не имел, кто вы на самом деле и чем занимаетесь в больнице.

– Наверное, так.

– Урманчеев мог, например, спросить: «Вас зовут – Анна Евстафьева?» Вы ответили бы отрицательно. Тогда следующий вопрос: «А кто же вы?» – «Агния Смольская». Но ваше имя ни о чем ему не скажет, надо развивать тему, и все зависит от того, как именно. Если, например, он задавал вопросы типа: «Вы из милиции, прокуратуры или Комитета здравоохранения?» – то получил отрицательные ответы. Однако не будем забывать, что Урманчеев – хороший специалист и, несомненно, нашел правильную линию в конце концов. Агния, мне неприятно вам говорить, но я абсолютно уверен, что Урманчеев теперь в курсе, чем вы занимаетесь в больнице. С другой стороны, не факт, что он причастен к покушению на вас. Как вы сами сказали, доказать факт гипноза мы не можем, а если бы даже и смогли, то это, опять же, ничего не значит, так как у Урманчеева нет очевидного мотива. За что его брать – за хулиганство?

– Вот потому-то вам и нужно убедить Андрея Эдуардовича в необходимости моего дальнейшего пребывания в Светлогорке! – воскликнула я с энтузиазмом. – Мне надо выяснить, чем именно занимается Урманчеев и почему он так испугался, заподозрив, что я не являюсь той, за кого себя выдаю. Если психоаналитик чист, то к чему такие предосторожности? Он, между прочим, не знает, что мы с вами раскрыли его маленький секрет с гипнозом, а я не собираюсь ему об этом говорить: пусть считает, что всех обманул.

– А вам не кажется, что в вашем присутствии он станет более осторожен? Просто не будет предпринимать ничего, что может вызвать хоть малейшее подозрение, и все, – возразил Павел.