Эвелин Энтони - Орлы летают высоко Страница 29

- Что ж, хорошо, тогда мы встретимся здесь через час. Я должен изучить ситуацию.

Когда они вернулись на совещание, император находился в хорошем расположении духа и был уверен в себе. Он указал на карту, проводя пальцем линию от Москвы к югу через Литву.

- Отступать будем здесь. Климат здесь мягче, и мы достигнем зимних квартир перед началом холодов. А весной мы вернемся, господа!

Девятнадцатого октября он выехал из Питерского. Великая Армия, в которой теперь насчитывалось сто пятнадцать тысяч человек, начала отход к Малоярославцу, располагавшемуся примерно в пятидесяти милях от Москвы. А у Малоярославца авангард французской армии столкнулся с ожидавшей его русской армией.

Приемный сын Наполеона, Эжен Богарнэ, командовавший итальянским корпусом, имел дерзость вступить в бой с силами Кутузова, и старый генерал бился, как лев. Французские войска потерпели большие потери, и сын Жозефины вернулся, чтобы броситься в ноги императору и умолять его больше не рисковать и не вступать в бой.

- Они слишком сильны, сир, - настаивал он. - Бог - свидетель, мы сражались отчаянно, но у нас не было ни одного шанса выиграть этот бой! Я потерял большую часть своих людей...

Он чуть не разрыдался.

- Мне наплевать на ваши потери, - неожиданно вскричал Наполеон. - Мне что теперь, прикажете бежать от горстки мужиков, возглавляемых этим старым идиотом, который не мог даже правильно расположить свои войска под Бородино? Не рискуйте! Вы- ничего не понимающий дурак, распустивший нюни из-за каких-то там потерь, убирайтесь с моего пути! Слышите? Карты, Бертье, дайте сюда мои карты, не стойте, как столб!

Бертье выполнил приказание. Очистили большой стол и расстелили на нем потрепанные карты кампании. Мюрат, Ней и Понятовский сгрудились вокруг императора. Он свирепо взглянул на них и ударил кулаком по столу.

- Мы должны атаковать их! - закричал император. - Иначе мы не сможем начать отступление по тому пути, который я вам раньше указал.

- Но мы не можем, сир, - спокойно возразил Ней. - У нас нет никакой возможности сражаться со столь огромной армией. Эжен говорит, что русская армия имеет хорошую кавалерию и артиллерию. Они нас здесь специально поджидали. Они настолько же свежи и хорошо накормлены, насколько наши солдаты голодны и измучены. Если нам придется столкнуться сейчас здесь с Кутузовым, то вся наша армия поляжет под Малоярославцем. Тогда и речи быть не может о том, чтобы вернуться сюда весной.

Лицо Наполеона побелело как мел; он рванул воротник мундира, который, казалось, душил его.

- Бертье! - требовательно произнес он. - Так что же нам теперь делать?

Начальник штаба кивнул.

- Я согласен с Нейем, сир.

Император повернулся к Понятовскому.

- А вы?

- Я не отвечаю за своих людей, сир. Ней прав.

В голосе Наполеона послышался гнев.

- Мюрат! А что вы думаете?

Мюрат выпрямился, и на лице его появилась прежняя безрассудная усмешка.

- Я скажу: надо биться! - сказал он. - Мы никогда раньше не удирали.

Император выдержал паузу, потом еще раз оглядел их всех.

- Все остальные все же советуют отступать?

Уже задавая вопрос, он понял, что совершил ошибку. И он прав, и прав Мюрат. В них обоих были одинаковые львиная смелость и мужество, одинаковое презрение к благоразумным действиям. "Нужно биться, биться, - говорил ему внутренний голос. - Не слушай никого, бейся!"

Но Бертье, Ней и Понятовский покачивали головами, а за ними и маршал Бессьер, тоже принявший участие в обсуждении.

- Постарайтесь избегать столкновения с ними, сир. Это единственное, что нам остается до тех пор, пока мы не восстановим свои силы, - высказал он свое мнение.

Император отвернулся ото всех, ничего не говоря, уставившись на карту. Долгое время он молчал.

- Как вам угодно, господа. Мы отступаем. Назад, по тому же пути, каким мы пришли сюда. Бородино они узнали по запаху еще до того, как увидели его. Сильный ветер разносил тошнотворную вонь разложения по всей местности. Когда передовые отряды французской армии проходили по старому полю сражения, они прижимали к лицам потрепанные рукава своих мундиров, чтобы не вдыхать запах, поднимавшийся от семидесяти тысяч непогребенных трупов, которыми были усыпаны склоны и перелески. Ржавели пушки, зарастали травой, а рядом с ними гнили останки французских и русских солдат.

Над трупами лошадей роились черные тучи мух. По земле повсюду были разбросаны сотни ружей, а кучи тряпья указывали места, где был сражен или умер от ран солдат. Ужас этого места еще больше усиливался от нежного пения птиц. Французы шли медленно; никто не решался говорить громко, доносился только шепот. Почему-то вид этого поля парализовал их, даже ветеранов многих войн, и хотя каждый солдат стремился выбраться отсюда как можно быстрее, общий их темп замедлился. Ней на ходу заговорил с одним из сопровождавших его офицеров.

- Это подействует на общий моральный уровень сильнее, чем прямое поражение... Отдайте приказ, чтобы никто не давал пить лошадям и не пил сам из этой реки. Вода здесь ядовита... А на ночь выставьте дополнительные посты.

- Зато наверняка русские здесь не нападут, сэр, - заметил офицер. Он сделал гримасу и тут же снова зарылся носом в огромный платок.

- Сейчас нам страшны не русские, - ответил Ней, - а дезертиры. После сегодняшнего их будут сотни.

Очень медленно вся кавалькада, состоявшая из людей, лошадей и повозок, проехала по зеленому холмистому Бородинскому полю, пересекла загрязненный ручей, видя, как сверкание и грохот поля боя превращаются в тихое, вонючее кладбище, где шумит высокая трава, а деревья дают последний приют их братьям и товарищам и их врагу. Во время этого марша многие молодые рекруты не выдерживали, их тошнило.

Император ехал шагом, глядя прямо перед собой. Он был хорошо знаком с последствиями войны, они уже больше не трогали его; но он понимал, какой эффект они должны произвести на его войска и решил про себя ввести смертную казнь для каждого, кто бросит оружие или будет способствовать снижению боевого духа. Он продвигался вперед, и голова его опускалась все ниже и ниже; можно было подумать, что он спит. Те, кто хорошо знали его, узнавали в этом присущее только ему проявление отчаяния.

14

- Опять идет снег! - воскликнула Екатерина. - Сегодня ни одному посыльному не добраться.

Александр был вместе с ней в Твери, и сейчас они сидели в той же гостиной, в которой Екатерина услышала новость о смерти Багратиона. Она поднялась и прошла по направлению к окну.

- Бесполезно. Окно замерзло, и мне ничего не видно.

- Он доберется, - сказал Александр. - Но вам вовсе не обязательно ждать вместе со мной, если вы устали.

- Я не устала! Я так же беспокоюсь, как и вы.

Просто я всегда так не любила ждать!

Екатерина беспокойно двигалась по комнате, перебирая украшающие ее безделушки, и ее длинные юбки издавали шуршание. Большая комната отапливалась двумя каминами в разных концах комнаты. Царь сидел в старом французском кресле перед одним из них, глядя на языки пламени.

Чувство неопределенности и вся атмосфера Двора в Санкт-Петербурге заставили его выехать в Тверь к Екатерине. Другие члены его семьи, помня о своей готовности предать его в самый трудный период войны, чувствовали себя с ним неудобно и напряженно. Теперь, когда победа казалась такой близкой, они все раболепствовали и завидовали. Он ненавидел их всех и поэтому сбежал от неудобств и этикета дворцовой жизни сюда, в Тверь. Присутствие Екатерины стимулировало его; балансирование на острие ножа, с которым можно было сравнить их отношения, было для него и вызовом, и успокоением одновременно. Она была нужна ему, а теперь и сама она нуждалась в нем.

Оба они были одиноки. Он выбрал одиночество, когда оставил Марию, а она стала одинокой после смерти Багратиона. Александр был завален работой, и теперь, когда Александр начал ей доверять, Екатерина тоже выполняла какую-то ее часть. Ходили слухи, что он проводил свои ночи в молитвах и чтении Библии в своей комнате; было также хорошо известно, что Екатерина занимала свои ночи оргиями. Но в конечном счете эти одинокие души тянулись друг к другу, их объединяло общее беспокойство и горе. Союз их был абсурден, ведь у них не было ничего общего, кроме желания победить. Каждый из них обладал очарованием и блеском и каждый по-своему, постепенно становился их жертвой, сам этого не осознавая. Ни один из них не испытывал по отношению к другому никакой семейной привязанности. На самом деле казалось невероятным, что их связывают кровные узы.

Они были чужими, врагами, но в то же время и друзьями. В любой момент одна из сторон могла перевесить другую.

- Вы уверены, что посыльный прибудет сегодня? - спросила Екатерина.

- До сих пор Кутузову удавалось держать меня в курсе событий даже в тех случаях, когда погода бывала много хуже сегодняшней.