Александра Авророва - Шутка с ядом пополам Страница 29

— Он понимал в жизни. Я вот все думаю — как он мог не догадаться, что его хотят убить? Значит, был слишком занят чем-то другим, а все остальное напрочь выкинул из головы. Иначе не мог не догадаться!

«Был занят тем, что искал способ вернуть тебя», — подумала Вика, в глубине души весьма склонная к романтизму, а вслух произнесла:

— Ну, о чем вы болтаете? Кому сейчас нужна ваша Лидия Петровна? Игорь, надеюсь, ты с Анной-то Николаевной наконец поговорил? Поглядел на нее? Она — убийца?

— Ты, Вика, многого от меня хочешь. Я такие вещи не определяю на взгляд.

— Ерунда! Конечно, это не для протокола, а для себя, но чтобы ты с твоим опытом не мог определить убийцу — вовек не поверю! Не хочешь признаваться, да? Мы тебе все выкладываем, как на блюдечке, а ты нас за нос хочешь водить? Очень честно, нечего сказать!

Глаза жены смотрели требовательно и строго, глаза ее подруги — менее требовательно, однако не менее выжидающе. Правильно утверждают французы, протяни женщине палец — она вытащит скелет!

— Она вам понравилась? — наконец, прервала молчание Марина. — Нет, не понравилась. Она действительно притворщица, изображающая наивную непосредственность. Причем изображает ее не слишком ловко. Наверное, в данную ловушку за всю ее жизнь попался только один человек.

— Да, вы правы. Панин верит ей безоговорочно. А она на деле — женщина весьма разумная и предусмотрительная.

— Разумнее, чем я, — честно доложил Талызин. — У нее сидел Панин, разбирал научное наследие Бекетова, и, пока я его допрашивал, она все тихонечко слушала из-за стенки. Так что отвечали они с редкостной согласованностью.

Вика открыла было рот, но сумела удержаться от комментария. Не дождавшись упреков, ее муж продолжил:

— Что касается моих личных наблюдений за этой дамой… О смерти мужа она скорбит не слишком. Врет напропалую, лишь бы уверить, что он покончил с собой, при этом сама убеждена, что его убили. Не будь так убеждена, не имела бы причины врать. Алиби у нее нет. Ревнива. Корыстна.

— Ну, — поощрила Вика. — Тебе мало?

— Мне много, — возразил ей муж. — Кстати, Марина, она и впрямь не способна разумно себя вести при резкой перемене ситуации. Когда Панин разбил ей монитор, моментально вышла из роли.

— А Панин разбил монитор? — рассмеялась Марина. — Откровенно говоря, вот основная причина, по которой с трудом верю, что он сумел бы совершить убийство. Он бы разбил пузырек. Фантастический человек! Под ним недавно стул развалился, представляете?

— Вполне. Панин тоже явно темнит — то ли отводит подозрение от Анны Николаевны, то ли от себя. Причем, похоже, сговорился с Некипеловым. Они дружны?

— Я бы не назвала это дружбой. У них взаимовыгодное сотрудничество. Причем больше выгоды обычно извлекает Сережа — так уж он устроен. Значит, Аня не показалась вам вероятной убийцей?

Игорь Витальевич пожал плечами.

— По всем параметрам она подходит, но чувства попадания в десятку у меня нет. Она нервничает, хитрит и что-то скрывает, она предпочитает быть вдовой, а не брошенной женой, но если б она совершила убийство, вела бы себя иначе. Договорилась бы с матерью об алиби, например.

— Не догадалась договориться, — предположила Вика. — И вообще, она думала, все верят в самоубийство.

— Она не могла так думать. Она проговорилась, что знала о моих вчерашних расспросах. Будучи разумной и предусмотрительной, должна была срочно позаботиться об алиби и вообще получше продумать линию поведения. Позволить мне застать у нее бывшего мужа… Конечно, для его появления был предлог, и все же неумно. Хотя преступники часто допускают ляпы. Не знаю. Скорее уж Панин… в тихом омуте черти водятся… Он очень ее любит и уверяет, что совсем не обиделся на ее уход. Это так?

— Не знаю, Игорь Витальевич. Он скрытный человек. Внешне — не обиделся. — А вот на то, что ее бросают, мог и обидеться. Хотя мне показалось, к Бекетову он искренне привязан и даже не завидует ему.

Талызин вспомнил, как спрашивал Панина, действительно ли у Бекетова началась деградация интеллекта, и Николай Павлович не смог заставить себя ответить «да». Некипелов смог, вдова смогла — и даже с легкостью обвинила мужа в импотенции, — а вот у Панина язык не повернулся оскорбить учителя. Хотя, судя по словам Петренко, определенные основания для подобного утверждения имелись. Петренко сказал, Бекетова перестало осенять. Интересно, правда ли это? Хочется верить, что нет, просто парень по приезде из Америки мало общался с руководителем, а тот успел увлечься другой темой. Странно, почему это представляется настолько важным? Почему обидно даже предположить, что ум совершенно чужого и во многом неприятного человека с возрастом ослаб? Может, потому, что и сам не молодеешь?

— Ты что молчишь? — сурово осведомилась Вика. — Ты Кристинку, что ли, подозреваешь? Но она ж тебе нравится.

— В каком это смысле? — буркнул потрясенный муж.

— Да во всяком. Я же вижу! А убийца бы тебе никогда не понравилась, это точно. Значит, если это она, то у нее типичное состояние аффекта. По всем твоим рассказам так выходит. Она и вчера была не в себе, и сегодня тоже.

— Кстати, — вмешалась Марина, — если б она была виновата, ни за что бы не призналась, что слышала мой с Володей разговор. Она ж сама создала для себя мотив!

— А она и не призналась, — возразил Талызин. — Она просто обвинила вас в связи. По вашему разговору легко было сделать вывод, что вы любовники. Значит, она могла бы застукать вас когда-нибудь в другой раз.

— Какая разница? Она не должна была признаваться, что считала, будто Володя ей изменял. Если б она его убила, так делала бы вид, что между ними все безоблачно.

— Для нее, Мариночка, по большому счету дело не в том, спал ли Бекетов с вами, а в том, как он при этом относился к ней. Она ведь не возражала против его жизни с Анной Николаевной, пока была уверена, что любит он ее, а не жену. А вот услышать, что он и к ней самой не относится серьезно — это действительно удар и это действительно мотив. И Кристина понимала это — недаром вчера упорно называла вас старой девой, прекрасно зная, что это не так. А сегодня не выдержала. Пришла посмотреть на окна любимого человека — и вдруг следователь идет. Ее ненависть к вам достигла такой силы, что девочка, будучи действительно не в себе, взяла и высказала мне все. Ей хотелось хоть кому-то раскрыть на вас глаза, она не могла больше терпеть. И тем не менее конкретно про ваш разговор с Бекетовым она промолчала. Но проговорилась — в тот день вы с ним поругались. А ведь вы ругались только там, за перегородкой, правильно?

— Да, но… Ладно, все это пока впустую. Подождем понедельника — вдруг ваши сотрудники и впрямь раскопают какого-нибудь свидетеля? А завтра похороны.

— Да. Вы возьмете меня с собой?

— Конечно. Думаете, кто-то там себя выдаст?

Талызин не ответил.

День 4. Воскресенье

Как ни странно, на похороны следователя привел не только интерес к подозреваемым, но и странное чувство сопричастности к покойному. Никогда не виденный Бекетов превратился для него… это трудно объяснить… нет, не в друга — друга такого Талызин никогда бы для себя не выбрал, — скорее в родственника, которых, как известно, не выбирают, а любят просто так. Или даже не любят, но наперекор всему ощущают своими. Игорь Витальевич привез Марину на кладбище на машине. Отпевание происходило в кладбищенской церкви, потом похороны и поминки. Анна Николаевна была одета, как подобает вдове, а не юной девочке, однако выражение лица сохраняла прежнее, наивно-удивленное. Татьяна Ивановна выглядела сосредоточенной, но отнюдь не подавленной. Лидия Петровна щеголяла в черном с блестками балахоне, черных лодочках и черной нелепой шляпе, посматривала снисходительно, вслух удивлялась скудости церковной утвари. Гуревич с Паниным горячо обсуждали нечто научное — похоже, последние записи Бекетова. Андрей Петренко показался следователю расстроенным, Некипелов озабоченным. К тому же последний постоянно косился на Талызина с Мариной. Кристинка отсутствовала. После церкви все пошли на кладбище. Игорь Витальевич, отставший от остальных, стал свидетелем странной сцены. Лидия Петровна вплотную приблизилась к Марине и, похоже, что-то тихо произнесла. В ответ Марина вскрикнула так, что многие обернулись. К ней тут же подскочил Некипелов, взял под руку и повел вперед, очень медленно и осторожно. Уже у могилы заинтригованный следователь шепнул Марине на ухо: «Что она вам сказала?» Они отошли.

— Кто сказал?

— Лидия Петровна.

— А, это. Ничего особенного. Она наступила мне на ногу. Нарочно.

Счастье будет, если не треснула кость.

— Не понял, — изумился Талызин.

— Вы видели, у нее туфли на шпильках, а на них такие тонкие железные набалдашники. Учитывая ее вес и то, что она навалилась изо всех сил, мало мне не показалось.