Полякова Татьяна - Леди Феникс Страница 3

Сейчас он возвращался из заветного кабинета, и сияния в его глазах практически не наблюдалось. Я хотела прошмыгнуть мимо, но он встал как вкопанный, посмотрел на меня и молвил:

— Надо поговорить.

— О чем? — удивилась я.

Но Луганский уже схватил меня за руку и повлек в бар. Здесь он взял две чашки чая, сунул в свою грустный нос и замолчал, а я запечалилась. Надо сказать, мы испытывали симпатию друг к другу. По моему мнению, он был хорошим парнем, который верил в то, что мир можно изменить к лучшему, я же ни во что не верила, но чужую веру уважала. В чем причина его симпатии ко мне, осталось тайной, должно быть, он увидел во мне что-то светлое, обладая лучшим зрением, чем я, хоть и носил очки. Как-то во время приема мы оказались рядом, и он, за неимением других слушателей, начал излагать свои идеи мне. Слушатель я благодарный, потому что ленива и сама особо болтать не люблю. Он увлекся, а я, против его ожиданий, не сбежала, он вызвался меня проводить, и мы продолжили беседу после приема, то есть он все говорил, а я весело трусила рядом, радуясь хорошей погоде и возможности размять ноги. В знак благодарности я познакомила его с Сашкой, и они друг другу понравились, после чего мы еще пару часов болтались в парке. С этого, собственно, и началась наша дружба.

Теперь, видя перед собой его унылую физиономию, я гадала, чего следует ожидать от жизни. Оказалось, ничего хорошего. Он поднял голову и заявил:

— Мне нужен твой совет.

— Я принципиально не даю советов, — потрясла я головой, а он нахмурился.

— Брось. Я серьезно.

— Я тоже. Советчик из меня никудышный.

— Все знают, он к тебе прислушивается, — сказал Луганский, совершенно не обращая внимания на мои слова.

— Кто? — удивилась я.

— Дед. Поговори с ним.

— О чем? Слушай, я лучше изменю своим правилам и дам тебе совет, совершенно бесполезный, но дружеский. Излагай, что тебя печалит, друг мой.

Он посмотрел внимательно и вздохнул.

— Я-то думал, что могу рассчитывать на тебя.

— Зря.

— Ты можешь говорить серьезно? — обиделся он.

— Наверное. Но пробовать не хочу.

— Мой сосед погиб неделю назад от передозировки. Мальчишке всего шестнадцать лет. Родители приличные люди…

— Бывает.

— Тебя это нисколько не волнует? — разозлился он.

— Это твой сосед, а не мой. И каждый день кто-то умирает от передозировки.

— Вот-вот. А мы стоим в стороне и делаем вид, что это нас не касается.

— Чего ты от меня хочешь? — не выдержала я.

— У меня есть сведения, что кое-кто неплохо наживается на торговле наркотой в нашем городе, кое-кто из тех, кому с этим злом положено бороться.

Признаться, я икнула от неожиданности. Сохранить святую наивность, когда седина уже пробивается на висках, способен далеко не каждый, может, правы те, кто утверждал, что Луганский у нас недоумок?

— Ну и что? — вяло поинтересовалась я.

— Как это что? — возмутился он, а я вздохнула. — Наркотой торгуют в каждом ночном клубе, в подворотне, даже в школах, — горячо продолжал он. — Ты считаешь это нормальным?

— Не считаю. Вся страна с этим борется. И мы не отстаем. По показателям наша область в числе самых благополучных…

— Прекрати.

— Хорошо, давай чай пить.

— У меня есть сведения о причастности конкретных лиц… — не унимался он.

— И с этим ты ходил к Деду? — усмехнулась я.

Вопрос излишний, ответ читался на его физиономии. Дед наверняка разливался соловьем, горько сетовал, предлагал объединить усилия и заговорил его едва ли не до обморока, так что бедолага скорее всего забыл, зачем пришел, и очухался только в коридоре. Дед на такие штуки мастер, мне ли не знать.

— Я уверен, он не представляет, как скверно обстоят дела в действительности, — мрачно изрек Луганский.

"А вот это в корне неверно, — мысленно усмехнулась я. — Знает, и даже очень хорошо. И борется. По-своему. Например, следит за тем, чтобы его кровный процент не затерялся в чужих карманах. Страшная тайна, известная кое-кому, в том числе и мне. Разумеется, такому человеку, как Луганский, знать об этом не положено. С большого ума он таких дров наломает…"

— Хорошо, я с ним поговорю, — кивнула я. — Хотя уверена — это излишне. Он в курсе всех проблем региона, но покончить со злом можно лишь совместными усилиями после долгой изнурительной борьбы.

— Издеваешься? — буркнул Луганский.

— Нет. Не лез бы ты не в свое дело, для этого есть специально обученные люди. Кое-что у них получается. Недавно некие граждане лишились тепленьких мест, а Дед официально заявил, что с коррупцией в рядах вскоре будет покончено.

— Все-таки издеваешься, — кивнул он, поднялся и ушел, а я загрустила. Допила чай и отправилась к себе.

Не успела я с удобствами устроиться в родном кабинете, попутно пытаясь решить, чем себя занять в ближайшее время, как дверь открылась, и в комнату вошел Дед. Надо сказать, после моего водворения здесь он взял за правило заглядывать ко мне хотя бы раз в день. Может, моя физиономия повышала его работоспособность, а может, он просто желал убедиться, что никуда я не сбежала и отрабатываю потраченные на меня деньги.

— Привет, — сказал он, проходя к столу и устраиваясь в кресле, и добавил:

— Прекрасно выглядишь.

Я согласно кивнула, не желая его расстраивать, хотя и в самом деле выглядела неплохо, однако женщины редко бывают абсолютно довольны своей внешностью, и я не исключение. Дед подумал и поцеловал меня в лоб по-отечески и после этого устроился в кресле основательно, а я заподозрила, что он не просто так пришел. Однако причину своего появления Дед открывать не спешил, и я тоже торопиться не стала.

— Что нового? — спросил он довольно равнодушно.

Надо полагать, вопрос был риторический. Дед обожает риторические вопросы, я, кстати, ничего против не имею, раз отвечать на них необязательно, но что-то все-таки сказать было надо, и я сообщила:

— В городе появилась банда подростков на роликах, тырят у прохожих мобильные.

Деду это сообщение по неведомой причине не понравилось.

— У тебя украли мобильный? — нахмурился он.

— У меня — нет. Но я была свидетелем данного безобразия.

— И что? — продолжил он хмуриться.

— Ничего, — пожала я плечами.

— Слава богу, я боялся, ты кинулась восстанавливать справедливость, забыв, что в твоем положении…

— Когда ты это говоришь, я чувствую себя смертельно больной.

— Я беспокоюсь за тебя, — вздохнул он и посверлил меня взглядом. — Ты давно виделась с Луганским? — мягко спросил он, но я насторожилась. Хорошо зная Деда, я предположила, что вопрос этот он задал не просто так.

— Только что, — ответила я. Дед взглянул исподлобья, словно прицениваясь. Иногда он забывался, вот как сейчас, и его взгляд становился до того жестким, что под ним невольно ерзать начинаешь, впрочем, для меня это пройденный этап.

— Кажется, он тебе доверяет, — заметил Дед.

— Непонятно почему, — кивнула я.

— Как раз понятно, — пожал он плечами. — У тебя репутация порядочного человека, далеко не каждый может похвастаться этим.

Его слова о моей репутации, признаться, удивили. Я-то думала, что меня считают в худшем случае алкоголичкой, а в лучшем — дурно воспитанной особой. Еще более странным показалось то, что Дед заговорил об этом, да еще в таком тоне, будто нимало не сомневался в том, что общественность на сей счет права.

— Спасибо на добром слове, — не зная, что ответить, сказала я и растянула рот в улыбке.

Дед опять нахмурился.

— Не юродствуй.

— Не буду.

— Так что Луганский?

— В каком смысле?

Взгляд Деда посуровел еще больше, но тут он, должно быть, вспомнил о моем интересном положении и вздохнул.

— Он был у меня сегодня. Говорил дельные вещи. Правда, кое-что показалось мне преждевременным и даже неуместным.

— Ничего не могу сказать по этому поводу, — продолжая улыбаться, заметила я. — Мы выпили в баре чаю, но мне он ничего заслуживающего внимания не сказал.

Вряд ли Дед мне поверил, несмотря на то что взгляд мой был открытым, а улыбка максимально искренней, и, между прочим, зря не поверил: с моей точки зрения, Луганский действительно не сказал ничего толкового.

— Бог с ним, — легко отмахнулся Дед, то ли Луганский мало его заботил, то ли он понял, что разговор со мной ничего не даст. — У меня к тебе просьба, личная. — Он вздохнул и сделал паузу, а я продемонстрировала сильнейшую заинтересованность. — Ко мне обратилась моя знакомая, ты ее должна помнить, Максимова Ирина Николаевна.

— Константиновна, — поправила я.

— Да, конечно.

Максимова Ирина Константиновна работала в фирме Деда в те времена, когда он еще не был "нашим всем", а являлся успешным бизнесменом. Высокая красивая брюнетка была умна и обаятельна, разумеется, Дед не мог не обратить на нее внимания, а она не могла ему отказать в большой любви. Дед действовал на женщин всегда одинаково, независимо от того, брюнетки они или блондинки, дуры или умные. Все, как одна, готовы были любить его всю жизнь, но он от подобных идей в восторг не приходил, им надлежало довольствоваться его весьма непродолжительным вниманием, однако, как я уже говорила. Дед умудрялся с каждой расстаться дружески, хотя это зачастую и стоило ему больших нервов. Максимова, помнится, развелась с мужем, после отставки пыталась отравиться и до сих пор живет одна, чем и запомнилась мне, в отличие от двух десятков других возлюбленных Деда, которые начисто стерлись из памяти.