Владимир Колычев - Верная неверная Страница 3

Однажды, разгибаясь, она раскинула руки, чтобы размяться. И в этот момент в затылок ей что-то больно ударило. Перед глазами поплыло, голова закружилась. Юля не смогла удержаться на ногах, упала. И это вызвало смех за спиной. Юля неторопливо поднялась.

Смеялась Алька. Она скалилась, подбрасывая в руке золотистую головку лука. И девчонки за ее спиной подленько улыбались.

— А что это у тебя на глазах, слезы? — гнусно усмехаясь, спросила Алька.

Юля не стала отвечать, она опустила голову, чтобы никто не видел ее слез.

— От лука слезы, да? — глумилась Алька. — А еще говорят, что луковицу сначала разрезать надо, а потом уже слезы появляются.

— Ты мешаешь мне работать, — тихо сказала Юля.

— Ты что-то сказала? — возмущенно взвыла Алька.

Она толкнула Юлю в грудь. Та попыталась сохранить равновесие, но нога увязла в мягкой взрыхленной земле, и она опустилась на одно колено.

— Смотрите, бабы, фифочка передо мной на колени упала! — захохотала Алька.

И этим окончательно вывела Юлю из себя. Она поднялась, оттолкнулась и ударила Альку головой в живот. И Алька упала.

В тот же миг послышался сердитый голос директрисы:

— Савельева!

— Ульяна Даниловна, Савельева матом ругается и дерется!

Директриса шла к Юле с таким видом, как будто собиралась вцепиться ей в волосы. Взгляд ее искрил от гнева и возмущения. Но схватила она ее только за руку. И сильно дернула на себя.

— Так, сейчас ты идешь домой! А завтра ко мне в кабинет, с бабушкой!

— Как домой? — Юля огляделась по сторонам. — Пешком?!

Кругом поля, до села километров пять, не меньше.

— Ну, если за тобой, принцесса, карету не пришлют, тогда пешком! — сказала Ульяна Даниловна.

Если она хотела вызвать смех в толпе, то ей это удалось.

— Я не принцесса! — психанула Юля.

Она опрометью бросилась к дороге, по которой можно было добраться до Семирадья. И ведро с луком отшвырнула в сторону. Пусть бабушка ругается, все равно. Пусть бабушка отвезет ее домой, в город. Пусть там нет мамы и папы, но лучше пропадать одной, чем быть всеобщим посмешищем здесь.

— Савельева! — крикнула вслед Ульяна Даниловна.

Но Юля уже взяла разгон, ее уже ничем не остановишь.

Она шла по дороге быстрым, нервным шагом и очень скоро стала уставать. Когда она остановилась, полевой стан, возле которого велись работы, исчез из виду. Зато Юля увидела Альку. Та торопливо шла за ней, наклонив голову. Казалось, собиралась забодать Юлю.

Так и оказалось. Алька с разгона врезалась в нее, Юля упала, Алька села сверху, руками схватила за волосы.

— Я тебе, фифочка, все патлы вырву! — визгливо кричала Алька. — Я тебе покажу, как задаваться!

— Я не задаюсь!

Юля тужилась изо всех сил, пытаясь столкнуть Альку, и когда ей это удалось, в голове зазвенело, а из глаз брызнули слезы. Это Алька отвесила ей пощечину.

— Ты у меня получишь! — Алька ударила снова, по другой щеке.

Юля ударила в ответ, но только рассмешила обидчицу.

— И это все?

Алька показала, как надо бить. На этот раз она ударила кулаком и разбила губу.

— Не надо, пожалуйста! — Юле стало страшно.

Алька определенно сошла с ума. Она сильная и может убить, если не остановится.

— Что, страшно стало? — засмеялась Алька.

Она поднялась, отряхнулась. Юля тоже стала подниматься, но резкий окрик вернул ее на землю.

— Лежать! Не двигаться!

Юля готова была лежать, лишь бы Алька ее больше не била.

— Лежать, пока я не уйду!

Алька отошла шагов на двадцать, когда Юля поднялась.

— Стой!

Юля побежала в страхе, что Алька бросится за ней.

— Догоню — убью!

Юля ускорила ход. Она не хотела, чтобы мучительница догнала ее.

Она бежала, пока не выбилась из сил. Альки нигде не было, никто за ней не гнался, и она легла прямо на дорогу. Ноги не держали от усталости. Так и лежала, пока не послышался шум двигателя. По дороге кто-то ехал. Юля поднялась и увидела трактор «Беларусь» — пыльный, закопченный.

Она не собиралась махать рукой, она всего лишь отошла в сторону, чтобы трактор не задавил ее. Но машина остановилась сама. Из кабины спрыгнул тот самый загорелый мужчина с уродливым шрамом, которого она видела в автобусе. Она уже знала, кто он такой и как его зовут.

Клима Прохорова еще в начале восьмидесятых забрали в армию, он попал в Афганистан, был взят в плен, домой вернулся три-четыре года назад. Говорят, он сменил веру, принял ислам. Так это или нет, но в церкви его не видели ни разу. Клима не осуждали, его боялись. Потому и затих автобус, когда он появился. Даже Алькина мать язык прикусила.

И Юля не на шутку перепугалась. Клим жил бобылем где-то на выселках. Что, если сейчас он посадит ее в свой трактор и увезет к себе? Не зря же его боятся. Может, он людьми питается. Мало ли чем их в плену там кормили, может, привык…

— Не холодно на земле лежать? — спросил Клим, с абсолютным спокойствием глядя на Юлю.

— Да нет.

— Тебя били? — Он посмотрел на ее распухшую губу.

— Э-э…

— Ты из города?

— Ну-у…

— Где живешь?

— У бабушки.

— Дорогу покажешь?

— Дорогу?.. — спросила она, глядя, как Клим залезает в кабину. — Я не поеду!

Она боялась ехать с ним. Вдруг он завезет ее куда-нибудь. Или прямо в кабине что-нибудь сделает. Вдруг он маньяк?!..

Клим сидел за рулем и молча, с теплым равнодушием смотрел на нее. И Юля поняла, что ей придется сесть к нему в кабину. Во-первых, ей нужно домой, а во-вторых, если Клим извращенец, ему ничто не помешает сотворить с ней зло прямо в поле. Ни одной живой души вокруг.

Она кивнула, он подал ей руку, помог забраться в кабину. Кресло здесь было только одно, но Клим предложил ей сесть на ватник, который он плотно свернул и положил слева от себя. Он не собирался ехать, прижимаясь к ней, и это успокоило Юлю.

— А теперь рассказывай, — сказал он, когда трактор покатил по тряской дороге.

— Что рассказывать?

Но Клим не ответил. Похоже, он не привык повторять дважды. И если Юля не хочет рассказывать, уговаривать он ее не станет. Не хочет, не надо.

— Ну, я у бабушки живу… Мама ушла, отец за ней поехал, а бабушка меня к себе забрала.

Клим повернул голову, как будто собирался глянуть на свою спутницу. Но взгляд от дороги так и не оторвал. И все равно Юля поняла его. Не с той истории она начала. Его интересовал сегодняшний день, а Юле вдруг захотелось выговориться.

Юные девочки не должны привлекать взрослого мужчину, это противоестественно. И безобразно. Но в то же время в не столь уж далеком прошлом девочки выходили замуж в тринадцать-четырнадцать лет… А Юля такая красивая, такая нежная… Клим лихорадочно искал оправдание нахлынувшим чувствам.

Юля понравилась ему еще тогда, в автобусе, когда он впервые увидел ее. Увидел, но еще не пропал. А сейчас он просто тонул в болоте своих чувств, захлебывался эмоциями.

Надо было бы отвезти ее к себе домой. Пусть директор школы побегает за ней, поищет, а как еще объяснить этой дуре, что нельзя бросать на произвол судьбы юных и беззащитных девочек? Хотел бы Клим проучить глупую женщину, но и Юлю к себе везти не мог. Не имел права.

Он должен отвезти ее домой. К бабушке. Так он и сделает. И по-другому нельзя.

Ну а потом можно отправиться к Андрею Антиповичу и объяснить ситуацию. С председателем сельхозартели Клим состоял в конкурентных отношениях, но это не мешало им при встрече уговорить на двоих бутылочку-другую водки… Клим старался не злоупотреблять спиртным, но сегодня он точно напьется.

Глава 3

Рабочий день закончился, а желания идти домой не было. Муж пьяница, дочь в городе. Жизнь у дочери не заладилась. Вышла замуж за городского, родила, бросила институт. И что? Бросил ее муж, к другой ушел… Городские они все такие.

Дверь со скрипом открылась, и в кабинет, осторожно переступив порог, зашла Ольга Михайловна, пышная женщина с волнистыми волосами. Каждое утро она накручивала волосы, приходила на работу с кудряшками, а за день они выпрямлялись. Но Ольга Михайловна женщина упорная, она не искала легких путей. Завтра она снова накрутится…

Ульяна Даниловна Павлюкова с унылой насмешкой смотрела на нее. Как же ей все это надоело! Учителя, дети — да пропади все пропадом!..

— Ульяна Даниловна, Савельевой дома нет, — сказала Ивашова.

— И что?

— Как что? Девчонка пропала!

— Где она пропала, в поле?! Так не бывает. Я эти поля как свои пять пальцев знаю, — хмыкнула Павлюкова.

— Так это вы, а Савельева не знает. Она вообще ничего не знает. И маленькая она.

— Маленькая!.. Зато городская!.. Пришла тут, умная!

— Ульяна Даниловна, что вы такое говорите! — В голосе Ольги Михайловны звучало и удивление, и осуждение. — Савельевой всего четырнадцать лет!